Поэты о революции
Поэты о революции
Валерий Брюсов
В зареве пожара России
В стозарном зареве пожара,
Под ярый вопль вражды всемирной,
В дыму неукрощенных бурь, –
Твой облик реет властной чарой:
Венец рубинный и сапфирный
Превыше туч пронзил лазурь.
Россия! в злые дни Батыя,
Кто, кто монгольскому потопу
Возвел плотину, как не ты?
Чья, в напряженной воле, выя,
За плату рабств, спасла Европу
От Чингис-хановой пяты?
Но из глухих глубин позора,
Из тьмы бессменных унижений,
Вдруг, ярким выкриком костра, —
Не ты ль, с палящей сталью взора,
Взнеслась к державности велений
В дни революции Петра?
И вновь, в час мировой расплаты,
Дыша сквозь пушечные дула,
Огня твоя хлебнула грудь, —
Всех впереди, страна вожатый,
Над мраком факел ты взметнула,
Народам озаряя путь.
Что ж нам пред этой страшной силой?
Где ты, кто смеет прекословить?
Где ты, кто может ведать страх?
Нам — лишь вершить, что ты решила,
Нам — быть с тобой, нам — славословить
Твое величие в веках!
1920 г.
Владимир Шемшученко
Революция
Тише рыбьего дыханья,
Легче трепета ресниц —
Скорой смерти ожиданье
Сходит с блоковских страниц…
А вокруг все лица, лица
С волосами до земли,
Журавлиные синицы
И синичьи журавли,
На златом крыльце сидели —
(Здесь зачеркнуто…) Гляди
На бушлаты и шинели!
Хлеба дайте! Проходи!
Робы, блузы, платья, спины,
Маски, кепки, колпаки,
Свечи, фонари, лучины,
Проститутки, кабаки…
Кто поет, кто матерится —
Власть издохла! Вот те на!
Тут — шампанское искрится,
Там — штыки и стремена…
Карнавал! Гуляй, людишки!
День последний! Судный день!
Ничего теперь не слишком!
Никому сейчас не лень!
Отойти! Остановиться!
Руки разбросать! Не тронь!
Вера — счастье несчастливцев —
Всех в огонь!
Марианна Соломко
* * *
Смирнову (Кузнецову) А. И.
По деревне над рекою —
Колокольный звон,
Мчится быстро
С песней-свистом
ЧОН.
Чрезвычайный
Дел печальных
Смерч-отряд, —
Входят тихо,
Будят лихо,
Молча говорят.
А за ними,
Чтоб любили,
Едут в дыме,
Зле и мыле —
Тройка-перекройка,
Продразверстка —
Хлестко.
Как начальник глянул беркутом,
Так и солнышко вдруг померкнуло.
Кликнул, думой удрученный,
Всех сельчан,
И приказ отдал сверхчеткий
Со плеча.
Изрыгнулось сопло,
Дернулась скула:
— Всех пустить на сопли,
Сорвать колокола!
Колокольчиков букет,
Удаль молодецкая
И кровавый маков цвет…
Тишина мертвецкая.
Над рекою не деревня —
Тих-погост.
Жаворóнка слышно пенье
Выше звезд.
Михаил Ястребов
Падчерицы революции
Шитье, гляделки, шепоты
в холодных дортуарах:
«А он? а та? а что же ты?»,
прогулки только в парах,
знамение восстания,
дорожка вдоль ограды,
вам, девочки, заранее
на Знаменской не рады.
Рыдания по Надсону…
Был явлен лик старушке
в голодном восемнадцатом
не выжившей павлушки.
Смолянка, павловка, должна
принять свой фант без страха:
кто эта? — Лотова жена,
а та? — княжна Джаваха,
что женихи? — за море им,
посланием к Галате.
Копает крот истории
метро, спрямляя даты,
на Александровский с Песков,
потом до Симеона…
От Чарской до Ахматовской
всего два перегона.
* * *
Было ведь! Брюсов лежал в аромате азалий,
Блок за шампанским сидел в переполненном зале,
Бальмонт на башню всходил по замшелым ступеням,
Следил Гумилев близ Харрара за плясками теней,
Болтал Северянин, французский с английским позоря,
и даже из девочек, певших в церковном хоре, —
не верил никто, что за годом тринадцатым,
чуть выждав, вглядевшись, случится семнадцатый.
Алексей Ахматов
1917 г.
Пришли и дали всем работу,
И гарантированный хлеб.
Не пряники, и не свободу,
А общепит и ширпотреб.
И насадили коммуналки
Взамен подвалов-чердаков,
И дали грамоту кухарке
И отменили батраков.
И во дворцах детей учили,
Хранили овощи в церквях,
Себя порою не щадили,
Не говоря уж о врагах.
А кто судить их нынче смеет,
Вещая про невинных жертв,
Тот просто память не имеет,
Слеп совестью и духом мертв.