Поэты о революции

Поэты о революции

Валерий Брюсов

 

В зареве пожара России

 

В стозарном зареве пожара,

Под ярый вопль вражды всемирной,

В дыму неукрощенных бурь, –

Твой облик реет властной чарой:

Венец рубинный и сапфирный

Превыше туч пронзил лазурь.

Россия! в злые дни Батыя,

Кто, кто монгольскому потопу

Возвел плотину, как не ты?

Чья, в напряженной воле, выя,

За плату рабств, спасла Европу

От Чингис-хановой пяты?

Но из глухих глубин позора,

Из тьмы бессменных унижений,

Вдруг, ярким выкриком костра, —

Не ты ль, с палящей сталью взора,

Взнеслась к державности велений

В дни революции Петра?

И вновь, в час мировой расплаты,

Дыша сквозь пушечные дула,

Огня твоя хлебнула грудь, —

Всех впереди, страна вожатый,

Над мраком факел ты взметнула,

Народам озаряя путь.

Что ж нам пред этой страшной силой?

Где ты, кто смеет прекословить?

Где ты, кто может ведать страх?

Нам — лишь вершить, что ты решила,

Нам — быть с тобой, нам — славословить

Твое величие в веках!

 

1920 г.

 

Владимир Шемшученко

 

Революция

 

Тише рыбьего дыханья,

Легче трепета ресниц —

Скорой смерти ожиданье

Сходит с блоковских страниц…

А вокруг все лица, лица

С волосами до земли,

Журавлиные синицы

И синичьи журавли,

На златом крыльце сидели —

(Здесь зачеркнуто…) Гляди

На бушлаты и шинели!

Хлеба дайте! Проходи!

Робы, блузы, платья, спины,

Маски, кепки, колпаки,

Свечи, фонари, лучины,

Проститутки, кабаки…

Кто поет, кто матерится —

Власть издохла! Вот те на!

Тут — шампанское искрится,

Там — штыки и стремена…

Карнавал! Гуляй, людишки!

День последний! Судный день!

Ничего теперь не слишком!

Никому сейчас не лень!

Отойти! Остановиться!

Руки разбросать! Не тронь!

Вера — счастье несчастливцев —

Всех в огонь!

 

Марианна Соломко

 

* * *

 

Смирнову (Кузнецову) А. И.

 

По деревне над рекою —

Колокольный звон,

Мчится быстро

С песней-свистом

ЧОН.

 

Чрезвычайный

Дел печальных

Смерч-отряд, —

Входят тихо,

Будят лихо,

Молча говорят.

 

А за ними,

Чтоб любили,

Едут в дыме,

Зле и мыле —

Тройка-перекройка,

Продразверстка —

Хлестко.

 

Как начальник глянул беркутом,

Так и солнышко вдруг померкнуло.

Кликнул, думой удрученный,

Всех сельчан,

И приказ отдал сверхчеткий

Со плеча.

Изрыгнулось сопло,

Дернулась скула:

Всех пустить на сопли,

Сорвать колокола!

 

Колокольчиков букет,

Удаль молодецкая

И кровавый маков цвет…

Тишина мертвецкая.

 

Над рекою не деревня —

Тих-погост.

Жаворóнка слышно пенье

Выше звезд.

 

Михаил Ястребов

 

Падчерицы революции

 

Шитье, гляделки, шепоты

в холодных дортуарах:

«А он? а та? а что же ты?»,

прогулки только в парах,

 

знамение восстания,

дорожка вдоль ограды,

вам, девочки, заранее

на Знаменской не рады.

 

Рыдания по Надсону…

Был явлен лик старушке

в голодном восемнадцатом

не выжившей павлушки.

 

Смолянка, павловка, должна

принять свой фант без страха:

кто эта? — Лотова жена,

а та? — княжна Джаваха,

 

что женихи? — за море им,

посланием к Галате.

Копает крот истории

метро, спрямляя даты,

 

на Александровский с Песков,

потом до Симеона…

 

От Чарской до Ахматовской

всего два перегона.

 

 

* * *

 

Было ведь! Брюсов лежал в аромате азалий,

Блок за шампанским сидел в переполненном зале,

Бальмонт на башню всходил по замшелым ступеням,

Следил Гумилев близ Харрара за плясками теней,

Болтал Северянин, французский с английским позоря,

и даже из девочек, певших в церковном хоре, —

 

не верил никто, что за годом тринадцатым,

чуть выждав, вглядевшись, случится семнадцатый.

 

Алексей Ахматов

 

1917 г.

 

Пришли и дали всем работу,

И гарантированный хлеб.

Не пряники, и не свободу,

А общепит и ширпотреб.

 

И насадили коммуналки

Взамен подвалов-чердаков,

И дали грамоту кухарке

И отменили батраков.

 

И во дворцах детей учили,

Хранили овощи в церквях,

Себя порою не щадили,

Не говоря уж о врагах.

 

А кто судить их нынче смеет,

Вещая про невинных жертв,

Тот просто память не имеет,

Слеп совестью и духом мертв.