Журнальный мир

1

…Муж ушел от Лены в середине мая. Трагедия произошла как-то буднично и совсем тихо: муж допил чай, доел котлету и глухо сказал, что хочет поговорить. Лена мыла посуду и думала о том, какие сапожки купить крошке Оле: то ли синие с липучками, то ли розовые с красивой опушкой наверху. Она оглянулась только через минуту.

Витя смотрел на жену уставшими и какими-то безнадёжными глазами. На Лене был старый халатик, в волосах — некое подобие утренней субботней прически, но главное — лицо. Лена вдруг словно увидела себя со стороны: у нее было толстое и откровенно глупое лицо.

Витя сказал, что у него есть другая женщина. Он быстро собрал вещи и ушел. Лена осела на стул и вдруг поняла, что не может плакать… Ощущение обиды собралось внутри в какой-то сухой, безжалостный комок. А еще она никак не могла избавиться от странного взгляда на саму себя со стороны: она видела полную, молодую женщину с пустыми глазами и — отлично все понимая — совсем не жалела ее. Обида внутри Лены была сильнее горя.

2

За оставшиеся майские дни и три летних месяца Лена похудела почти на двадцать килограммов.

— Ленка, это же а-а-аба-а-алдеть!.. — восхитилась вернувшаяся на работу в конце августа из декретного отпуска подружка Наташа. — Господи, да ты ведь теперь на Наташу Ростову похожа. Точь-в-точь и тютелька в тютельку.

— А сколько все это стоит? — не без ехидства шептала за спиной Лены бывшая «первая красавица» отдела маркетинга Надя Фукс.

Надя намекала на некую искусственность изменений в облике Лены, но в домыслы бывшей «первой леди» никто не верил. Этому была простая причина — глаза Лены. Они стали огромными, прозрачными и удивительно живыми. Ни один «салон красоты», даже, как сказала бы сама Надя, совсем «суперский», не смог бы создать… впрочем, не создать, а выстрадать подобную красоту в молодой женщине.

Лена мало улыбалась, мало говорила, она словно замерла внутри себя в каком-то странном, непонятном ожидании, но неясность этого ожидания совсем не беспокоила Лену. Она просто жила, просто любила свою дочь и просто старалась не думать о том, что с ней произошло в мае. Она не думала о Витьке… Она сжимала зубы, не думала, не думала и не думала о нем! И ее совсем не интересовали другие мужичины.

— Никогда не знала, что простая сдержанность может выглядеть так сексуально, — в конце концов сдалась Надя Фукс. — Нужно попробовать. Вы как считаете, девочки?..

— А по-моему, не стоит, — не согласилась Наташа. — Если мужики во время встречи со мной начнут падать в обморок от моего совершенства, я сбегу от своего мужа. А кто тогда будет воспитывать меня и моего ребенка?

Наступила осень.

Витька приходил в садик к маленькой Оле раз в неделю за пару часов до того, как туда приходила Лена. В сущности, они не виделись. Витька никогда не приближался к Лене, и маленькая Оля бежала к маме едва ли не три, а то и четыре десятка шагов.

Асфальт усыпали желтые листья, потом снег… Витька пропал где-то в феврале, и к Оле стала приходить ее бабушка — мама Витьки. Евгения Алексеевна и Оля сухо здоровались и никогда ни о чем не говорили…

Мир был строг и неизменен до жестокости. Никто не собирался прощать.

3

…В начале марта Лена узнала, что бывший муж лежит в больнице. Ей было совсем не жаль Витьку, но она все-таки спросила у Евгении Алексеевны, что с ним. Спросила подчеркнуто безразлично и, давая понять, что, во-первых, спрашивает не о бывшем муже, а об отце своего ребенка, а во-вторых, у нее не так много времени на беседу.

— Уже ничего страшного, — чуть улыбнувшись, ответила Евгения Алексеевна. — Вите операцию в двадцать первой больнице сам профессор Иванцов делал.

Лена кивнула и взяла дочку за руку. Нужно было уходить, но она почему-то стояла на месте. Ей стало ужасно стыдно за секундную слабость, но она не уходила.

— Лена, а ведь все очень хорошо, — сказала Евгения Алексеевна.

Лена механически кивнула, думая, что свекровь снова говорит о сыне.

— Нет, я не о Вите, я о тебе, Лена, — улыбка Евгении Алексеевны стала смелее. — Ты посмотри, как ты похорошела, какой красавицей стала, и вспомни, какой ты была. Не сердись на Витьку, пожалуйста. Не знаю, что он там тебе наговорил перед уходом, только врал он все.

Лена гордо вскинула голову, она уже была готова сказать злые слова, но свекровь перебила ее:

— Не бойся, Витя к тебе никогда не вернется. Никогда, понимаешь?.. Он самый последний мужчина, который подойдет к тебе.

— Врете, вы просто сына жалеете! — все-таки выкрикнула Лена.

— И его тоже жалею, почему нет?.. Но я все-таки о тебе сейчас говорю. Скоро весна, и ты влюбишься. Женщины вот так просто не превращаются в красавиц, понимаешь? И разве ты не счастлива даже сейчас?

— Я?! — удивилась Лена.

— Ты. А обида на Витьку — только толчок. Ты спала — он тебя разбудил. Иногда счастье бывает и таким — проснуться и пройти через холод и боль. А если это так, то что отнял у тебя мой сын?

Беседа с Евгенией Алексеевной лишила Лену главного, чего она добилась за последнее время — королевской сдержанности. Лена крикнула что-то злое, но свекровь только улыбнулась в ответ. Она сказала, что «Витька скорее умрет, чем вернется», и закончила тем, что человека — то есть Лену — нельзя лишать права на счастье.

— Полный дурдом! — усмехнулась Лена. — Впрочем, ладно… Я иду становиться счастливой.

Она резко отвернулась и, рванув дочь за руку, быстро пошла прочь.

4

…Дома Лена долго рассматривала в зеркале свое лицо. Оно уже не казалось ей красивым, а скорее худым и измученным. Из огромных и прозрачных глаз Лены текли обидные, горькие слезы. Лена не понимала, о каком счастье говорила ей свекровь, и соглашалась только с тем, что между прежней Леной и теперешней нет почти ничего общего. Когда Лена окончательно убедилась в этом — в самом главном! — она разбила зеркало.

— Ненавижу! — коротко заключила она.

…Ночью Лене приснился сон: она видела огромную, лишенную лиц толпу мужчин и понимала, что где-то там, за ней, стоит Витька. Нет, она не хотела идти к нему… Потому что не любила его. И никогда не любила. Лена вышла замуж по простому расчету: Витя — хороший мужик, не зануда, неплохо зарабатывает и не бабник. А еще с Витькой было совсем не скучно… Вот и весь расчет. Потом она привыкла, что Витька постоянно рядом, родила Олечку, и жизнь как-то обустроилась. Лена так и жила с этим простым и незамысловатым счастьем.

Правда, иногда, по ночам или (совсем уж смешно!) когда она долго мыла посуду, ее беспокоило что-то огромное и дерзкое… Счастье без Витьки, что ли? Это могло быть видением чудесного, прозрачного и синего моря, или… или вдруг к ней откуда-то сзади подкрадывались сильные мужские руки и обнимали ее за талию… Но такое воображаемое счастье было чужим для женщины, занятой мойкой посуды, и Лена, кокетливо улыбаясь, отталкивала руки.

Ее муж никогда не был слабым. Витька был напорист, всегда улыбчив и, как говорила Лена, «неизбежно ласков как наш кот-проходимец». А еще они дважды все-таки «вырывались» на море. И если в реальном, а не выдуманном мире Лену вдруг обнимали сзади мужские руки, то ее тут же целовали в шею улыбающиеся Витькины губы. Только Виткины. Реальность не могла быть иной.

Лишь один раз, когда Лена совсем уж долго мыла посуду и совсем долго молчала, Витька вдруг спросил:

— Знаешь, что бы я делал, если бы выиграл в лотерею много-много денег?

— Что? — без особого интереса спросила Лена.

Она словно была где-то там — далеко-далеко.

— Отдал бы все тебе и ушел, — глухо сказал Витька. — Ушел навсегда.

Лена оглянулась. У Витьки были сумрачные глаза, а в их глубине тлел ревнивый огонек.

— Ну и уходи, — передернула плечами Лена и высокомерно усмехнулась. — Подумаешь, испугал.

Теперь, во сне, Лена смотрела на толпу мужчин, и в ней рождалось какое-то непонятное, огромное и очень горячее чувство.

Она застонала и повторила уже знакомое ей слово:

— Ненавижу!..

5

…Лена приехала к главному входу двадцать первой больницы около десяти утра. В ее руках были две большие сумки: из одной выглядывала куриная ножка в полиэтилене, а из второй — целая горка розовощеких яблок.

Лена подошла к широченным порожкам перед входом и вдруг поняла, что не может идти дальше. Словно какая-то сила — тяжелая и чужая — остановила ее и приковала к месту. Тогда она заплакала, а подняла голову к окнам и громко крикнула:

— Выходи, подлец! — и быстро добавила: — Выходи, мерзавец!

Через десять минут вызвали полицию… Два полицейских попытались заговорить с женщиной, ругающей и зовущей, судя по всему, своего мужа, но она просто не обращала на стражей порядка никакого внимания. Тогда самый рослый полицейский взял из сумки женщины яблоко и тут же, с явно показным безразличием, принялся грызть его. Полицейский смотрел на толпу мужчин в больничных пижамах, стоящую на порожках, а те рассматривали плачущую женщину. Очевидно, рослая фигура полицейского внушала уважение, и к Лене никто не пытался приблизиться.

— Выходи, подлец! — кричала Лена. — Выходи, … !

Тут Лена употребила слово, которое, с точки зрения медицины, означает причину какой-либо эпидемии. Слово было таким громким, что долетело до кабинета старенького главврача и заставило его закашляться.

Полицейский съел третье по счету яблоко. Мужчины в пижамах на порожках больницы переминались с ноги на ногу, зябли, но не могли заставить себя уйти.

И только когда полицейский приступил к четвертому яблоку, в кабинет главврача просунулось веселое и свежее личико медсестры:

— Иван Ильич, мы его нашли, — радостно сообщила девушка. — Он в двадцать восьмой палате лежит… Отвернулся к стене и молчит. Кстати, а все остальные мужики уже на порожках стоят. Все-все-все, кроме него одного.

— Сейчас же выведите этого подлеца из больницы! — закричал главврач. — Немедленно и на …! (далее последовало слово, обозначающее совсем не больничные порожки, а огородный овощ со специфическим вкусом)

Среди больных нашлось немало желающих помочь медсестре и, в какой-то мере, плачущей возле порожков несчастной и удивительно красивой в своем несчастье женщине. Витьку аккуратно подняли с койки, надели тапочки и, мягко подталкивая в спину, вывели из больницы.

Дальше… А дальше было, как пишут в романах: «она обняла страдальца, долго покрывала горячими поцелуями его изможденное, бледное лицо и плакала от счастья».

— Что же ты такой ревнивый, а?! — сквозь слезы спросила Лена. — Неужели ты ничего другого придумать не мог, Отелло ты чертов?!

Витька кусал бескровные губы и молчал.

— Ладно, буду я красивой только для тебя! — крикнула Лена. — Но ты у меня еще об этом пожалеешь!

Она вдруг, совсем не к месту, вспомнила, что так и не смогла подняться вверх по больничным порожкам. Лена мгновенно усомнилась в своем счастье и подумала о том, что, наверное, по совести говоря, она все-таки никогда не любила и не любит Витьку. Потому что не щадит его даже сейчас. Лена зарыдала так, что мужчины на порожках попятились к дверям.

Рослый полицейский побледнел, быстро поднял рацию, и, словно из воздуха, рядом с ним возникло такси. Когда Лену и Витьку усаживали в машину, полицейский успел украсть из сумки несчастной женщины еще одно яблоко.

— Быстрее!.. — шепнул он водителю. — Как можно быстрее вези их домой.

Вслед удаляющемуся такси смотрели все: жующий яблоко полицейский, медсестра со счастливыми и насмешливыми глазами, главврач и мужчины в пижамах на порожках больницы.

Все — молчали. Все молчали, потому что никто не знает, что такое любовь.

Вы понимаете?.. Никто! И не спорьте, пожалуйста.