Журнальный мир

КАЧЕЛИ

Самые обычные качели,

тысячи подобных на Руси.

Но влетают в сумрак Боттичелли,

в сепию вечернюю Го Си.

Раскачайся по заветам Блока,

поднимись туда, где в эту ночь

станет страшно, страшно одиноко —

видеть всё и не уметь помочь.

А потом — сквозь небо флорентийца

и китайца горы и леса —

опустись с лицом самоубийцы,

с инеем в глазах и волосах.

ЛАСТОЧКИ

Р.Г.

В госпитальные будни как-то,

словно ласточки над Янцзы,

залетели четыре такта,

отрицающих вонь кирзы,

перевязок, казённого супа,

и пропали, ударившись об

отрицающий их как глупость

мой суровый мальчишеский лоб.

С той поры миновала, фиг ли,

куча лет. Но с недавних пор

этих ласточек, что погибли,

вызываю на разговор,

чтобы тайное стало явным,

чтобы слушал товарищ мой,

как кричат на ветвях обезьяны,

провожая меня домой.

ЛИ ЦИН-ЧЖАО

Когда бы я не был собою, сидящим вот тут,

склонившись незряче над русскими буквами клавиш,

я был бы в Китае, где звёзды огромные ждут

ночных возлияний. Да вот ничего не исправишь.

Где сливы цветут, там особенно нежен рассвет

во время династии Сун и, спускаясь по речке,

смеются и плачут не первую тысячу лет

печальные люди, ведя облака за уздечки.

Выходят на берег, заходят в ближайший трактир,

на цинях играют и грустные песни лепечут.

И тихо склоняется к вечеру небо, и мир

склоняется веткой под сладкою тяжестью-речью.

Вдали размываются тёмные контуры гор,

из чёрных волос вынимает нефрит поэтесса.

И бьётся фарфор, как сердца, и не бьётся фарфор

при всяком исходе истории, то есть процесса.

ВОДА

Прости меня. А впрочем, не прощай —

смотри, какие звёзды и оливы,

смотри на них, совсем не замечай

славянский вечер, медленно-дождливый.

Спит у костра усталый козопас,

а рядом спит косматая собака.

И в темноте неразличим для глаз

скорлупочный кораблик Телемака.

И нету никого, кто нас бы спас

в окрестностях земли и зодиака.

А если хочешь большего, тогда

на то, как, золотясь и выгорая,

летит в лицо постылая вода,

гляди, ни щёк, ни глаз не утирая.

ЗА ГРАНЬЮ

Р.Г.

1. Колок

По утрам — перелётные стаи

и неясная горечь внутри.

Но вбиваются крепкие сваи,

сверхнадёжные сваи зари

в безнадёжную прелесть простора.

Значит, есть и заря, и простор.

А иначе бы — без разговора —

взять ружьё, передёрнуть затвор,

словно русский похмельный помещик,

выпивающий Гамлет в степи,

описательной прозы подлещик,

говорившей ему «Потерпи.

Всё наладится, станет попроще,

просияет какой-нибудь свет

из-за этой вот чахленькой рощи,

из-за неба, которого нет».

2. Сумерки

Последние дни уходящего лета

похожи на дни уходящего года.

В них столько такого же — зимнего — света,

в них та же печаль, хоть другая погода.

Кончаются в сумерках ахи и охи,

и хочется спрятаться, хочется скрыться.

Последние дни уходящей эпохи,

старухи, вначале хотевшей корытца.

3. Степное

Может… А может быть, всё обойдётся?

Снова приникнет гортанная лира

к сладкой водице степного колодца

конскою мордой и ртом Велимира?

4. За гранью

За гранью… А что там — за гранью?

Огромный небесный шатёр,

бинты засыхают на ране,

негромко трепещет костёр?

Намного ведь лучше, чем дома,

чем воздухом — против шерсти,

спокойствие Тихого Дона

и Млечное русло Пути.

И всем нам, дошедшим до ручек,

по «клавам» стучавшим в ночи,

прозрачный кивнёт подпоручик:

«Теперь от души помолчим».

НА ПОСЛЕДНЕМ ДЫХАНИИ

Я старею. Глохну и старею.

Целый день — в кальсонах и халате.

Что с того, что стали эмпиреи

ближе к табуретке и кровати.

Что со стороны их так любезно

заслонять застывшую в оскале

самую обыденную бездну,

самое понятное в Паскале.

СОЛОВЬИ

Не то чтоб чья-то в том вина,

да только поздновато спорить.

Стоит такая тишина,

что нам её не объегорить

ни ловко слепленным стишком,

ни ухищрением в вокале —

стоит она, как в горле ком,

как Лермонтов под Машуком,

как роза чёрная в бокале.

Стоит, и глохнут соловьи —

его, её, твои, мои.

КАЛЛИГРАФИЯ

Н.

Может, показалось, я не знаю —

долгие пролёты птичьих стай —

слишком много в сумерках Китая,

а точней, вообще — сплошной Китай.

Каллиграф какой-то постарался,

вывел строчку не пойми о чём

перелётных птиц, идущих галсом

вслед за догорающим лучом.

Не пойми зачем, а всё же точно

прочертил, на сердце закрепив

нежный, потаённый, нелубочный,

посторонний, в сущности, мотив.