Журнальный мир

Часть I

Перелёт в Прагу, замок Глубока-над-Влтавой

«Пусть было, как было, – ведь как-нибудь да было!

Никогда так не было, чтобы никак не было».

Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка»

*

казалось, в спокойной улыбке пилота

нет места нашим страхам.

казалось, лететь над облаками

безмятежно просто,

и даже воздух в самолёте

полнится ангельской тишиной,

баюкая наши голоса своей свободой.

но несколько минут сильной турбулентности

до тошноты напомнили –

глубоко вросла душа в тело.

*

сегодня скажу так:

однажды пришло время

из почти летней Одессы

выпасть мне в зябкую Прагу,

вобрать её в себя –

от дождливой нахмуренности,

от холодной мясистости камня

до открытой ладони Влтавы,

по бокам которой на языке древних городов

шепчутся памятники о своём «однажды»…

*

во всяком случае сейчас

не возникает вопрос:

куда идти? –

иду со всеми по замку

с символическим названием «Глубока»

через спальню княгини Элеоноры

мимо её величественного ложа с колоннами,

но вспоминаю вчерашний сон –

сижу на своей кровати,

а большая группа людей

проходит мимо меня со словами:

зачем ей столько живых цветов?

они умирают быстрее вещей…

нет живых цветов в спальне княгини,

но платяной шкаф с изображением тюльпанов

из наследства писателя Адальберта Штифтера,

купленный Элеонорой у его родственников,

вызывает у меня больше вопросов,

чем «Бабье лето»

*

в чём суть людей,

измеряющих время полнотой далёкого эха?

вот мы исподтишка

щупаем старинные фламандские гобелены,

прицениваемся к фаянсу и массивным картинам,

проводим пальцами по стенам из ценных пород дерева,

шумно вдыхаем запах величественной библиотеки:

ах, двенадцать тысяч книг на разных языках!

эх, вавилонская башня…

мы растягиваемся вереницей ошеломлённых зрителей

по древнему замку.

его готическое нутро бесстрастно

поглощает всех входящих,

принимая за свою полноту

каждую вещь в себе.

*

куда бы мы ни шли

время – навстречу и в спину

подглядывает

в замочную скважину каждой вещи.

конская маска и латы с гравировкой 1540 года,

гобеленовые Юдифь и Олоферн –

их именам снятся разные боги…

– аллегория зрения, – шепчут купидоны Брейгелям.

– всё увидели, идём на выход, – торопит нас гид.

– выход везде, где вы ходите – мелькает чужая мысль.

или моя?

не забыть бы…

Часть II

Чешский Крумлов

«В сумасшедшем доме каждый мог говорить всё,

что взбредёт ему в голову, словно в парламенте».

Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка»

*

есть разные жанры для передачи мысли.

выдохнуть смысл – что может быть проще?..

но вдыхается по-армейски кратко:

гора Шумава,

Ветряные ворота,

улица Широка,

сворность…

звонкий, с лёгкими нотками гордости голос гида:

по-чешски «сворность» –

единение людей, а не собачья стая.

…и я в гуще людей

на центральной площади

напротив музея пыток –

улавливаю всплески вечного единения

жертв и палачей.

*

откуда эта тоска по высохшей глине?

словно живое сердце, вспоминая обжиг,

принимает своё забвение в прахе,

лишь бы не заплыть воском

в одном из филиалов

музея мадам Тюссо, но…

они совсем близко –

Моцарт и Кафка,

Пикассо и Карл IV,

Казанова и Ленин,

Роженберги и Сальвадор Дали…

их сорок восемь.

восковой Далай-лама странной улыбкой

благословляет всех на выход

из колеса кукольных тел.

*

…и чувствами работать, как кулаками,

продвигаясь по узким старинным улочкам

среди множества себе подобных;

и говорить восторженные пустяки,

забывая, что здесь даже воздух –

замкнутое движение атомов,

заколдованных древними алхимиками;

и спешить за синим флажком гида,

чтобы вдруг наткнуться взглядом

на фрагмент герба Шварценбергов –

ворон выклёвывает глаз в отрубленной голове турка.

…а после – сидеть в весёлой корчме,

расположенной в бывшей тюрьме,

потирать своё ушибленное колено,

медленно похлёбывая грибной суп в хлебце,

не глядя в тарелки соседей

на запечённые свиные колени,

отвлекаясь поиском сложного ответа

на простой вопрос:

зачем нам атомные часы,

если звериный голод приходит по расписанию?

*

в середине группы, в середине этого города

вдруг кажется явственным серединный путь…

кажется

всё прошедшее

по левую и правую стороны

извилистой Влтавы

похоже на мир любой души,

где неминуемы его составляющие –

мост, замок, театр,

монетный двор, церковь.

и неизбежна верховная власть,

и человечий взгляд

неизменно упирается в призрачный силуэт

Белой Пани, баюкающей малыша

в каждом сердце…

Часть III

Прага

«Жизнь – не школа для обучения светским манерам.

Каждый говорит как умеет».

Ярослав Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка»

*

они говорят: эй, безумцы,

в горле катающие сумасшествие

словосочетаний и образов –

образцов безвольного романтизма,

играете, дети малые?

а жизнь – вот она,

облитая политикой, как бензином,

горит вечным огнём.

голоса глухие,

будто из-под земли…

кто они, святой Вацлав?

трава поёт,

полыхает Палах¹,

в небесном теле

набирая скорость

*

в памяти птица

слетает с бельевой верёвки,

вылинявшим платком

падает на землю.

ходили по ней, ходили –

по птице-земле,

не вытоптали.

я вместе со всеми.

кто дошёл, тому говорят:

скоро ход апостолов

пражского Орлоя.

смотрим снизу вверх

в толпе разноязыких

хочется смеяться,

кричать: я – живая!

слушать, спрашивать,

и чтобы в ответ – радость…

но мало силы в желании

*

фрагменты богемского хрусталя

в небесной люстре

видны лишь с близкого расстояния,

когда совпадают координаты

и взгляд в ожидании

сигнала точного времени

блуждает в поднебесье.

взглянешь ниже –

кукла-смерть на башенных часах

с колокольчиком наготове,

вдалеке полицейские вертолёты

лёгкими стрекозами

над разрушенным домом².

там Смерть уже сыграла

метановую прелюдию,

напомнив о настоящем…

*

горю – говорю,

или мёрзну – слова в очереди

теснятся

от долгой игры сознания,

ветвей воображения.

пройти несколько улиц –

туда, где свежий след беды

взвесью разорвавшейся материи

собрал следопытов.

но бронзовый Моисей ближе

территориально.

у синагоги понимаю:

богатое словами слово –

«территориально».

буквенная экзистенция

победно берёт ум в плен –

тело терра тора

реально ритор

ирреально тор

театр на три тона ретро…

у каждой экскурсии своя цена,

у моей – выход из тьмы египетской

Часть IV

Пражская импрессия. Окончание

«Не всем же быть умными.

В виде исключения должны быть и глупые…

если бы все были умными, на свете было бы столько ума,

что от этого каждый второй человек стал бы

совершеннейшим идиотом».

Ярослав Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка»

*

какое нелепое зрелище

для каменистых надгробий –

моё лицо в окошке стены,

бутафорской границей отделяющей туристов

от старого еврейского кладбища…

какие нелепые фантазии –

вечер, сиреневый попрошайка,

за окном, с протянутым закатом –

требует с каждого:

дай немного своего времени…

чернея, уносит медные пятаки скупой щедрости

с иконами луны.

ему с ними спать

до следующего себя…

*

когда у вещи есть имя,

привычней ступать

в невидимый свет

сквозь плоскую щель между вещами.

вокруг говорят: Карлов мост…

что мне его название?

всего одна буква отделяет

правду на лбу голема от смерти,

всего одно желание жить

ведёт меня от вдоха к искушению –

выдохнуть себя в близкое нежное сердце,

и чтобы ближе только воздух,

много воздуха…

*

знаки препинания, упираюсь в вас.

без вас, будто без рук –

сейчас без вас будто…

но легче ли без рук,

чем с тяжестью знаков,

удерживающих путь по горизонтали?

милый Франц,

неизбежна любая точка,

которую ещё не достиг, но увидел.

ты не видишь меня,

я вижу тебя в себе,

вижу – мы стараемся избегать струй

президентов, писающих³

на карту своей страны,

но неизбежна струя их точек…

*

по хотению ползёт букашка вверх,

на травинке опоры

р а с к а ч и в а я с ь,

измеряет своё желание

у с и л и я м и.

а в страсти скачками

прыг через голову,

вот он объект страсти –

перепрыгнутый враг,

не ставший другом.

ползёт вверх букашка

п о х о т е н и ю.

где любовь? где?

анализирует себя,

агонизирует:

взлёт или падение?

но Чёрный по белому

о б ъ я с н я е т:

на улице Гусовой высоко висит Фрейд –

не падает и не взлетает⁴

*

во мне говорящее

говорит вовне:

если вся реальность –

это ощущение во мне,

кто слушает?

ночь рассказывает сказки

особо пугливым животным,

день учит смелых птиц видеть разницу

между светом и всеми.

на фоне света даже электрики –

служители тьмы,

на фоне всякого памятника

самые опустившиеся люди

светятся.

сколько их бликует

возле Собора святого Вита! –

выдувают из себя радугу впечатлений

в конечные точки – слова.

эти мыльные пузыри личного опыта

отражают любой пиксель на карте мира,

умещаясь в сердце и более

нигде…