Работа по уменьшению энтропии

Работа по уменьшению энтропии

(Слово о поэте)

Поэт Аркадий Осипов (1938 – 1992) – человек, имевший много талантов и бесценный дар человеколюбия. Юность его пришлась на хрущевскую «оттепель», однако, большую часть жизни прожил он в период так называемого «застоя». Много сил отдав «перестройке», он ушел из этого мира, уверенный в неизбежности демократического преображения России.

Есть многочисленные свидетельства о необычности этого человека, об особом обаянии и своеобразии его личности. В нем был избыток доброжелательности – не просто к людям, а, можно сказать, к каждому человеку персонально, – той нескрываемой приязни, которая всех, кто оказывался с ним рядом, казалось, делала лучше. Искренность и страстность суждений, проявляемые им в личном общении, наполняли энергией и строки его стихов, которым, в свою очередь, оказались присущими натуралистическая точность деталей и полнокровная «сгущенность красок».

Николай Панченко, поэт военного поколения, считавший Осипова своим учеником, так писал о нем: «Аркадий Осипов жил светло, грустно и (словом из его стихотворения) – «перегружено». Он прожил не одну, а две, три полных жизни – на полном серьезе. «Я понять тебя хочу, смысла я в тебе ищу» – эти строки великого Пушкина могут быть эпиграфом ко всему творчеству Аркадия Осипова. Он писал прозу, вел дневники. Но глубже и неожиданнее всего выразился в стихах. Стихов, однако, оставил немного. Век-отравитель (можно сказать: сознательно!) прервал жизнь и стихи Аркадия Осипова, ибо его поэтические свидетельства об этом веке, написанные добрейшим и жестким пером, были нелицеприятны и неопровержимы. … Но они не подвержены разрушительной стихии времени, как всякая истинная поэзия».

Трудные горные и водные путешествия в свое время дали Осипову яркие нетривиальные впечатления. Но и вид обычного русского пейзажа неизменно вызывал в нем растроганный или тревожный отклик, ибо жизнь тварного мира поэт воспринимал в нерушимом единстве с людским бытием, более того, будучи истинным естественником, он, казалось, чувствовал родство с каждым земным существом и даже с веществом Вселенной.

Его собственная лирика была тоже как бы частью природы, как радуга, дождь или большой снег, которые казались Аркадию Осипову не просто погодными явлениями, игрой стихии, а символами огромного, цельного и одухотворенного мира. При этом отождествление им человека с живым космосом было так убедительно, словно поэт почти физически разделял и торжество, и страдания природы. То, что в ней свершается, как бы выражало его самого, делая о поэтическое чувство почти адекватным и весеннему неистовству воды, и боли сломанного дерева, и усталости птицы во время перелета. Попрание естественной красоты было и его унижением, а пригрев мартовского солнца, щедрость земляничных зарослей или мощь папоротниковых стеблей – полнотой его человеческого бытия.

Персонажи его стихов (берёза, гусь, кукушка, кобыла) часто наделяются чертами людей. Описание мучений и восторгов этих живых существ являются как бы метафорами душевных состояний человека, жившего в наше время, состояний, в ранней лирике Осипова – почти экстатических от избытка жизненной силы и надежд, а в текстах 70 – 80-х годов – болезненно, обречённо горестных. Однако, и в муках элегического стихосложения, пробиваясь сквозь депрессивную правду о жизни, поэт создает, извлекает из себя строки, всегда выверенные заповедью любви.

Поэтичность была органической чертой Аркадия, свойством его натуры. Он любил читать стихи вслух – свои и чужие – всегда наизусть, по разным поводам и без повода, и, несмотря на извечную свою застенчивость, не стесняясь, читал стихи людям, нередко очень далеким от поэзии, немало удивляя их своим пафосом.

Вот как описал Аркадия один из друзей поэта: «Он в демисезонном пальто с поднятым воротником. Высокий, слегка сутулый, с непокрытой головой. Строгие глаза и скорбный рот, растянутый в приветливой улыбке. Он весь в себе, во внутренней работе, в своих мыслях. Он очень похож на Льва Толстого – не того бородатого старика, а молодого артиллериста, только что вернувшегося с Крымской войны. Несмотря на банальность разговора, появляется радостное ощущение непосредственного душевного общения, не зависящего от шелухи слов. Впоследствии это чувство возникало даже тогда, когда мы просто молчали».

По-другому написал о нем и его поэзии один из младших его коллег, доктор химических наук А.П. Каплун. «У большинства людей (в сознании О.П.) – серая, не структурированная с точки зрения Добра и Зла действительность», она «в том же виде, без переработки, без какой-либо трансформации выделяется ими в окружающую среду, на окружающих. Но есть люди, которые внутри себя перерабатывают образ поглощаемой ими действительности. Отделяют светлое от темного, легкое от тяжелого. Это требует энергии, как любое разделение, структурирование, наведение порядка в хаосе.

Каждый человек волен решать, в какой пропорции выделять из себя тяжелое и легкое. Оставаться ли твердо стоящим на земле, отдавая легкое, или воспарять ввысь, выгружая тяжелое». Есть люди, которые, «светло-легкое выделяют в избытке на окружающих, а темно-тяжелое – малыми порциями, незаметно, чтобы не раздавить невзначай кого-либо, и хранят в себе, и только иногда эта тяжесть прорывается в мир. Она вызывает страдание, сострадание, … что воспитывает душу акцептора.

В Аркадии происходила такая работа, работа по уменьшению энтропии, наверное, самая главная работа Человека. Он светил, он был легким в общении, а тяжесть копилась внутри, а потом запечатлевалась в стихах».

Я считаю, что автором приведенного высказывания очень верно обозначен способ гармонизации художником изображаемого мира. Для обретения и отстаивания позитива в этом мире от поэта требуется большой душевный труд. Но нужна еще и мера, чтобы в своем художническом порыве не исказить красотами стиля драматической картины бытия. И такая энергия, и такая мера у этого автора были.

«Доверчивый всегда и вечно обреченный», Аркадий Осипов даже не пытался опубликовать свои стихи. «Его угловатая, метафоричная, жесткая образность не вписалась в «застойный» мир» – говорит о нем еще один его современник. Стандартизация не затронула его богатейшего словаря, органично связанного и с коренной народной речью, и с русской литературной традицией.

Его стихи и до сих пор звучат у туристских костров, переходя от его постаревших сверстников в последующие поколения, во второе и третье, живут, передаваемые изустно, переписанные от руки, всё еще различимые на листочках полуслепой машинописи.

 

Примечание:
Постникова Ольга Николаевна – поэт, прозаик. Доцент кафедры реставрации РГГУ. Реставратор стен и башен Кремля, Большого Кремлевского дворца, Архангельского собора и других храмов, античных сооружений Крыма. Автор книг стихов «Високосный год» (М., 1984), «Ferrum» (М., 1998) и др. и романа «Радуйся!» (М., 2010). Лауреат литературной премии Фонда А. Тепфера (1994, Германия). Живет в Москве.