«Раскройщица жизни»

«Раскройщица жизни»

(3 место в номинации «Молодая поэзия России»)

Не позавидуй

 

Умеет осень без труда

Давить на жалость:

Ладонь кленового листа

К стеклу прижалась.

Туман улёгся на траву

Намокшей ватой.

И ветер хрупкую листву

Метёт куда­то.

И нас метёт по всей земле…

Куда? — не знаю.

Тот лист кленовый на стекле —

Душа резная.

Мы смотрим в окна — там тепло:

Каминов алость.

Нас отделяет лишь стекло —

Такая малость!

Картинок видим череду —

Чужие судьбы.

И по тому, что на виду,

О счастье судим.

Мы, позавидовав другим,

Своё не ценим.

И вновь, как листья, прочь летим

К туманной цели.

Но жизнь чужая нелегка,

Хоть сахар с виду.

Чтоб не остаться в дураках —

Не позавидуй.

 

Листья

 

Золотыми словами осени

Липы спорят о пустяках.

Облака сизых птиц подбросили

И, поймав, понесли в руках.

Дни ложатся, как листья в лужицы,

И теряют былой окрас.

В венском вальсе планета кружится,

Пригласить забывая нас.

И летят, как листва, мгновения —

Мы пускаем их с молотка.

От рождения до забвения —

Жизнь пугающе коротка.

Разномастные, разноликие —

Листья ветер сорвёт опять…

Мы не станем с тобой великими,

Но достойными можем стать.

Дни на тонких ветвях не держатся,

Сколько ни повторяй: «Держись!..»

Скоро дворник пройдёт под деревцем

И сметёт их в охапку «жизнь».

 

Женское Ремесло

 

Снег занавесил простынями сад:

Х/б­шки белоснежные висят,

И в детство тянут и зовут упрямо.

Там — тощая стиральная доска,

На зимней речке два гнилых мостка

И прорубь, где белье полощет мама…

 

В воде холодной пальцы словно лёд.

Отпустишь ткань на миг — и унесёт,

А мама шутит: «Для русалок платья!»

С ней рядом — таз, бельё горой лежит…

Не каждый с ним управится мужик.

Вот только это — «женское» занятье…

 

Потом в саду, от неба до земли,

Белеют парусами корабли —

Морозом укрощенные скитальцы.

Так было раньше… И почти везде:

Бельё купали в ледяной воде,

И мучались всю жизнь от боли в пальцах.

 

Течением те годы унесло…

Быть женщиной — «простое» ремесло?

Поймёт не каждый этот подвиг тяжкий.

…А мама рядом. И её рука,

Как в детстве, исцеляюще легка…

И я целую красные костяшки.

 

Глаза у стариков

 

Вы видели глаза у стариков? —

Воды прозрачной чистые озера.

И лучики морщин от берегов

Бегут к щекам затейливым узором.

 

Дрожит вода… В ней жизнь отражена,

Но разгадать её отнюдь не просто.

Кому­то мудрость с возрастом дана,

Кому­то — лишь предчувствие погоста.

 

Одни прожили сложную судьбу,

Но их улыбка новый день встречает.

Другие, складки двигая на лбу,

На жизнь, на мир и на детей серчают.

 

Не мне судить их души на весах —

Другой Судья проявит неподкупность.

Ведь неизвестно, что в моих глазах

Увидят внуки — пустоту иль мудрость?

 

Зрелость

 

Пламя вспыхнуло, разгорелось,

Обожгло и в момент остыло…

Так уже не умеет зрелость,

Хоть и помнит, как это было.

 

Юность ведает слишком мало:

Искра вмиг распаляет сердце…

Но в пожаре нельзя согреться —

Зрелость это давно узнала.

 

И на выжженном пепелище

Словно в сердце мелькнет зарница:

Зрелость спички зачем­то ищет,

Но зажечь их уже боится.

 

Мой город

 

Тверской весны угрюмый вид

Похож на старого бродягу:

В грязи, потрепан и небрит,

Трубой на Соминке дымит,

В кармане сжав Лазури флягу.

 

На коже — сыпь дорожных ям

И вены вздуты половодьем…

А по нахмуренным бровям

Трамвай ползет ко всем чертям,

И на Советской в ноль уходит…

 

На Комсомольской каждый год

Нарыв вскрывается подкожный.

И вновь бродяга просто ждёт,

Пока беда «сама пройдёт»,

Прижав асфальта подорожник…

 

Оставив почести другим

И старых крыш понурив плечи,

Мой город слишком человечен…

И оттого до слез любим.