Журнальный мир

Грех ради Аннушки

Вот таким же взглядом, наверное, смотрела бедняжка Козетта на чудесную куклу, выставленную в витрине лавки напротив дома Тенардье. Эта кукла была, конечно, не такой шикарной и дорогой, но Тане хотелось её так же сильно, как несчастной Козетте. Танечка могла чуть ли не целый час стоять перед длинной полкой, на которой были расставлены и рассажены самые разные куклы и мягкие пушистые зверята. Она не обращала внимания на продавщицу, которая сверлила взглядом, полным неприязни и раздражения, всех детей, заходящих в детский отдел универмага. Таню удивляло, зачем в игрушечный отдел берут работать таких равнодушных к игрушкам людей. Вот если б ей доверили работать в этом отделе, она была бы самым счастливым человеком на свете. Она бы улыбалась детям, показывала им, как устроены игрушки, и разрешала бы брать их в руки. Ведь иную из них, вроде вон того плюшевого Чебурашки, просто невозможно выпустить из рук.

Впрочем, если соблюдать главное правило этого магазина – не трогать ничего руками, – продавцы тебя тоже не будут трогать. Они знают, что у этих молчаливых стояний перед полкой с игрушками иногда бывает продолжение. Выплакав, выпросив, вымолив себе желанную игрушку, ребёнок с торжествующим сияющим лицом приводил в одну из суббот в игрушечный отдел универмага кого-нибудь из родителей, и с благоговением уносил из магазина отвоёванный трофей.

Иногда бдительные продавщицы замечали, что какой-нибудь шпингалет начинает слишком часто оглядываться на продавщицу и украдкой вытирает об одежду покрытые царапинами и цыпками руки, которыми он ещё полчаса назад ковырялся в мёрзлой, полной грязного льда весенней луже. Продавщица понимает, что сейчас одним быстрым движением он нажмёт на опилочный живот розового плюшевого медведя, чтоб ещё разочек услышать, как он рычит. Затем сорванец моментально ретируется из магазина, с такой быстротой, какая только возможна, и не будет показываться в нём целую неделю. Но это – мальчишки. Девочки смотрят аккуратно, позволяя себе лишь осторожно касаться самыми кончиками пальцев краешка кукольного платья или волос.

Никто не мог лишить ребятишек, живущих в городке, этого прекрасного развлечения, этой бесплатной радости – ходить в универмаг. Правда, во всём магазине их жаловали не особо, могли вытурить без разговоров из любого отдела, кроме игрушечного, если являлись без взрослых. Таня любила ходить в универмаг. Там было что посмотреть. Ей нравилось там многое. Особенно галантерейный отдел. У него и название было красивое, и штучек замечательных продавалось множество – брошки, значки, сувенирчики, наборы для рукоделия… Вот сверкающий сувенирный самовар – будто настоящий, только крохотный. Или телевизор – точная копия их «Рекорда» в деревянном корпусе. Сверкает серебристый металлический сундучок – Тане бы такой под свои «сокровища». Но сувениры не игрушки, они стоят куда дороже игрушек и предназначены совсем не детям.

Рядом, в «золотой» витрине, закрытой на маленький замочек, под стеклом на синем бархате лежали ужасно дорогие кольца и серьги. А за стеной, в отделе тканей, столько красивого цветного материала, что глаза разбегаются!

Все девчонки любят гулять по универмагу, в нём тепло и красиво, свет льётся в огромные окна, и всего много. Дома пара галош – здесь целые связки, дома одно ведро – здесь целые башни. Таня и разные хозяйственные штучки любит разглядывать… А подружки постарше первым делом бегут в отдел для новобрачных. Он занимает всего одну витрину, но перед ней девчонки замирают в восхищении. За стеклом – манекены, наряженные женихом и невестой. Платье у невесты длинное, до пят, похожее на то, в какие одеваются сказочные принцессы, только очень белое. И всё расшито бусинками-жемчужинками, блёстками, кружевом… А фата из кисеи! Такая длинная, прозрачная, она окутывает фигуру лёгким облаком. И таких платьев – целая витрина, одно лучше другого.

Когда к райисполкому подъезжает на разукрашенной машине свадьба, девчонки, бросив игру, бегут к решётчатой ограде, и смотрят сквозь неё, какое платье надето на невесту и на куклу, что прикреплена к свадебной машине. Только вот откуда берутся куклы-невесты? В универмаге их ни разу не продавали!

Всю весну Таня ходила в универмаг любоваться на Аннушку. Она нравилась ей больше всех кукол в магазине. Не ходячая, большая, ростом с почти годовалого ребёнка, кукла Галя в платье в горошек. Не аккуратная маленькая, наряженная в беленький медицинский халат и шапочку «Доктор Вера». Не даже замечательная «Почтальонка» в синих клеёнчатых тапочках, с такой же синей клеёнчатой игрушечной сумкой для газет через плечо. Именно она, Аннушка. Она прекрасна. У неё такие длиннющие волосы – блестящая русая коса свисает ниже пояса. У неё блестящий красный сарафан до пят, с расшитой узорной каймой, и белая вышитая кофточка. Глаза голубые, большие, в их стеклянной глади поблёскивают лучики солнца. Ресницы длинные, чёрные, загнутые вверх. Мечта, а не кукла.

Уже много раз, увидев вот здесь же, на полке у окна, какую-нибудь куклу, Танюша чувствовала – или мне её купят, или я умру. Она очень сильно хотела год назад черноволосую, с раскосыми, подведёнными чёрной краской глазами, «Северянку», наряженную в шубку, тёплые штаны и унты. Она очень мечтала, чтоб ей купили дорогую германскую Берту в лакированной коробке. Сделанную из мягкой резины, как будто живую, в кружевном платье, резиновых туфельках и белых носочках, с ажурной тонкой сеточкой на волосах. Не следовало даже и мечтать обрести подарочную керамическую индианку, всю разряженную в шелка и украшения, с гроздьями серёжек в ушах. Тем счастливицам, которые выпросили у родителей этих кукол, всё равно не позволяли с ними играть после того, как Ленка Тартаколова уронила свою красавицу и отбила ей глиняный нос.

Не могла Таня мечтать и о покупке огромного пластмассового пупса «Андрюши» с пластмассовой пустышкой, которая вынималась из его рта. Андрюша был размером с настоящего малыша, и его запросто можно было одевать в старые ползунки младшей сестрёнки Светки. Но о такой покупке Таня даже боялась заговаривать с мамой – пупс стоил очень дорого, двенадцать рублей. А вот Аннушка стоила совсем немного – всего три рубля двадцать копеек. Эти деньги Таня вполне может скопить за лето. Но Аннушки скоро кончатся! Ни одна кукла не задерживалась на витрине дольше пары месяцев, уж это-то ребятишкам было известно. К тому же мама, подарив Тане на день рождения этой зимой кудрявую Марину с закрывающимися глазами и пищалкой на животе, сказала, что это – её последняя кукла. Мол, Таня уже большая, ей целых девять лет, а кукол у неё и так уже много – до школы каждый год дарили по одной. Их уже штук семь вместе со старой Маришкой, которая была привязана к свадебной машине в тот день, когда мама выходила замуж за папу…

Таня знала – у мамы выпрашивать бесполезно, и решила поговорить с бабушкой. Когда та отправилась в магазин за нитками, Таня увязалась за ней. Она терпеливо дождалась, пока бабушка выберет себе пряжу, переворошит кучу рулонов «мануфактуры» – так чудно бабушка называла ткани, долго разглядывала вместе с ней какие-то крючки и кнопки, а потом, будто невзначай, завела её в свой любимый отдел – показать приглянувшуюся куклу.

– Баб, ну купи мне вот эту куколку, смотри, она стоит всего три рубля! – упрашивала Таня.

Бабушка тёмными, узловатыми, цепкими пальцами человека, знающего цену деньгам и вообще всему на свете, ощупала куклу. Осмотрела её всю, потрогала волосы и платье, и твёрдо сказала:

– Нет, Танечка! Если хочешь, я куплю тебе в этом году на день рождения куклу. Другую, хорошую. Эта – не очень хорошая. Волосы у неё быстро отвалятся, они приклеены. Глаза не закрываются, а платье такое я сама могу сшить для любой твоей куклы – хоть для Маринки, хоть для Кати, надо только атлас красный подыскать и тесьму покрасивее. Смотри, это ведь не вышивка, а просто тесёмки нашиты. Сошью я тебе такое платьице, обязательно!

Таня слушала удручённо – ей было понятно, что бабушка денег на куклу не даст. Но ей хотелось именно такую, русскую красавицу.

Через несколько дней, когда Таня всё ещё мечтала о своей Аннушке, она нашла возле палисадника двадцать копеек и, как всегда, принесла их бабушке.

– Вот и молодец! – сказала бабушка. – Спрячь в свой комод, когда найдёшь ещё – купишь себе двести граммов конфет!

Денежку Таня спрятала, но в голову закралась одна идея. А что, если… А что, если она найдёт три рубля? Двадцать копеек у неё уже есть! Тогда ей разрешат купить Аннушку? Проще всего найти деньги было у бабушки в комоде. У неё там были разные деньги. В уголок носового платка она завязывала серебрушки. В пенальчик от лекарств прятала двушки. В жёлтом кошельке с кнопочкой – пятёрки, тройки и рубли, оставшиеся от пенсии. Тридцать рублей из полученных денег бабуля отдавала маме на хозяйство, в общую кассу, а шесть рублей сорок копеек прятала в день пенсии в свой комод. На них покупались подарки членам семьи, или прянички для внуков, или венок на могилу подруги Поли, когда бабушка на Троицу собиралась на кладбище.

Таня знала, что бабушка сама даст ей зимой эти три рубля, но тогда уже не будет Аннушки. Ей казалось, что ничего плохого она не сделает, если возьмёт сейчас эту мятую зелёненькую бумажку. Можно считать, что это будущий подарок от бабы на день рождения. И она взяла её из жёлтого кошелька, пахнущего старостью, как и все бабушкины вещи. И бабушка, конечно же, ничего не заметила и разрешила ей сходить в универмаг за Аннушкой. И продавщица не заметила смущения девочки, протягивающей ей вспотевшие в ладошке деньги, и равнодушно поинтересовалась:

– В коробку положить?

Но Тане не нужна была коробка. Она несла свою Аннушку на руках, прижимая к животу нежно и бережно, потихоньку поглаживая золотистую косу. Она шла в своих высоких резиновых сапогах по аллее вдоль райисполкома, превратившейся сейчас в настоящий пролив, и чувствовала, как вода упруго сдавливает голенища красных сапожек, холодя ноги. В такой луже, студёной, полной снеговой воды, и утонуть можно! Таня отчаянно боялась уронить в воду свою долгожданную Аннушку. Верхушки чахлых ёлочек торчали из воды, кое-где виднелся чёрный, ноздреватый снег. Таня была счастлива своей покупке. Но что-то скребло внутри, лишая покоя и будто предвещая грозу.

Собственно, никакой грозы не было. Через какое-то время бабушка заметила недостачу в жёлтом кошельке. Она не ругала Таню, только спросила, не брала ли та у неё три рубля. Бабушка так проницательно и жалостно, как на нашкодившего котёнка, смотрела на Таню, будто и так всё уже знает. Таня не выдержала, во всём призналась и разрыдалась, она плакала так долго и горько, что распухли губы и слиплись веки. Плакала, уткнувшись в пахнущий кухней бабулин фартук, в грудь, утыканную булавками и пересечённую рядом твёрдых выпуклых пуговок. Она могла так плакать хоть целый день от стыда и отчаянья. И бабушка ещё успокаивала её, гладя по голове и вытирая слёзы.

– Ну, не плачь больше! – уговаривала она. – Выплачешь все слёзы, я умру, надо мной поплакать нечем будет! Не реви, я ничего не буду говорить маме, зачем её расстраивать. Только ты запомни – меня ещё мои родители учили – нельзя брать чужого! Ничего, ни у кого! Никогда больше не бери чужого, это так плохо, так стыдно!..

И Таня плакала от стыда и раскаянья. И вот что странно. Аннушка, казавшаяся ей прежде такой прекрасной, вдруг совсем перестала нравиться. Стала просто неприятной. Она стояла на шкафу, и её блестящие лупоглазые глупые синие глаза смотрели прямо на Таню, будто напоминая тот день, когда она, почти счастливая, несла эту куклу по лужам домой.

Через пару лет, когда приехавшая погостить двоюродная сестрёнка Олеська с восхищением посмотрела на длиннокосую Аннушку, Таня не задумываясь подарила сестрёнке злополучную красавицу. Но маленькая Олеся ещё не умела беречь вещи, и скоро Аннушка лишилась своего золотокосого парика и красивого сарафана, и валялась очень страшная, голая и лысая, в кладовке. А ещё немного погодя её след исчез, она пропала где-нибудь в мусорном баке. И только напоминание о ней иногда тревожит душу повзрослевшей Тани, когда она достаёт из комода сохранённый в память о бабушке старенький жёлтый кошелёк с кнопочкой.

1987 г.

Сестрёнки

Таня всегда ехала в Вороновку на каникулы с огромным удовольствием. В Вороновке хорошо. Лес, речка, свежий воздух, младшая сестрёнка Олеська, братишка Серёжка, с которыми, считай, вместе выросла. Вообще-то дети маминой сестры тёти Тони приходились ей двоюродными, но Таня их считала не менее родными и близкими, чем её единственный родной брат. Что родной брат – он конечно, самый родной, но и старше на целых шесть лет. У него совсем другие интересы. Сейчас уже и своя семья, ребёнок, проблемы в институте, взрослые дела, взрослые гулянки… Серёжка только на три года младше, а Олеся, хоть младше на шесть лет, зато – сестрёнка. Таня о сестрёнке мечтала всегда, постоянно просила родителей купить ей именно сестру, но они только посмеивались и говорили, что троих им не потянуть, лишая Таню последней надежды на обретение младшей сестрёнки. Вообще-то в семье у бабушки и деда было аж семеро детей, и сейчас у Тани двоюродных сестёр и братьев – пруд пруди, но вороновские родственники ближе всех прочих, даже Лёльки, которая так же, как и Таня, живёт в городе. Вот парадокс – с деревенской сестрёнкой Таня видится даже чаще, чем с городской, ведь живёт Лёлька, дочь дяди Миши, в девяти троллейбусных остановках от центра города, где квартира Таниных родителей. Такая даль! К Лёльке она выбирается лишь на день рождения, да ещё пару раз в год. Ну и ещё, конечно же, они встречаются в Вороновке. Лёлька в неё наведывается хотя бы раз в год… Тут уж девчата отводят душу! И наговорятся, и набесятся. Разница в возрасте такая, что ещё позволяет им быть подружками.

У Тани нынче особенное лето – первые студенческие каникулы. Она чувствует себя какой-то окрылённой, сильной, смелой, уверенной в своих силах. Вся жизнь впереди, только на второй курс перешла. Но вся родня считает, что она ещё одной ногой в детстве задержалась. Режется с Серёжкой в бадминтон, Олеськины девчоночьи «анкеты» заполняет, по деревьям с подростками лазает, и сама тощая, как подросток, из своих школьных шортиков ещё не выросла… Собственно, после того, как она стала студенткой, то, как проходит её вороновское лето, почти не изменилось. Только приехала теперь не на месяц-два, а на пару недель, каникулы-то всего один месяц.

В Вороновке первым делом Таня бежит к реке. Обь в этом месте широкая, вольная. Село стоит на высоком берегу, с горки далеко видать красивые берега. Спуск к воде есть пологий, для телег и мотоциклов, есть крутой, с которого сломя голову скатываются бесстрашная ребятня. На самом красивом месте, на горе – длинная скамейка, возле неё костровище. Молодёжь деревенская по вечерам сидит на этой скамье у костра. Прилично сидит, без пьянок и драк. Дерутся за клубом, а пьют Таня не знает где, но только сюда подвыпившие пацаны либо вообще не являются, либо забредают на минутку. Здесь совсем другой порядок. Песенки, анекдоты, беззаботный трёп. В основном здесь «дружат», точнее, присматриваются прежде чем начать дружить.

Таня очень гордится, что её приняли в это скамеечное сообщество ещё в прошлом году. До того она с деревенскими сверстниками только в лапту играла да на велосипеде круги нарезала по единственной асфальтированной дороге в деревне. А в прошлом году она открыла для себя, что летние вечера прекрасны несмотря на комарьё и мошкару. Да и мало их было у костра. В костре пеклась картошка, но не она была здесь главной – важнее были разговорчики, шутки, переглядки. И основными действующими лицами этого спектакля были старшеклассники. Нынче Таня была уже вроде как «перестарком» для этих посиделок, местные девчата и парни 17–18 лет уже давно друг друга присмотрели, и подходили к костерку так, на пару минут – обновкой похвастаться и новости узнать. Но городские на то и городские – какой с них спрос. Хочется Танюхе на горе с малолетками летний вечер убивать – на здоровье. Всё равно через полмесяца уедет, только её и видели, до нового лета.

В день своего приезда Таня долго стояла на горе, глядя на то, как обмелела на июльском солнцепёке река, любуясь на всю окрестную красоту. Ослепительно сверкающую воду, ярко-зелёную траву, охристый песок, что отсюда, сверху, казался чистым и рассыпчатым, а на самом деле был слежавшимся, перемешанным с галькой и всяким мусором, истоптанным копытами коров и свиней… Но сверху всё казалось таким очаровательным!

Таня любовалась знакомым и с детства вошедшим в сердце пейзажем, и мечтала, как чудесно она проведёт остатки каникул. Будут днём ходить с Олесей на реку, собирать в огороде ягоды на варенье и крапиву на корм скоту, – это разве работа – так, развлеченье! А вечером здесь, на скамеечке, она будет слушать диковинные незнакомые песни и смотреть на лица знакомых ребят. И среди этих лиц, наверное, будет и Сенькино лицо. Тётя Тоня сказала, что он со дня на день тоже приедет погостить к своей бабушке.

Сеньку Таня тоже знает с детства. Его бабушка, баба Гутя, их дальняя родственница, живёт прямо напротив дома тёти Тони. И Сеньку, как и Таню, с малых лет привозили к бабке на лето. Когда-то они в одной песочнице играли, на одном самокате катались, вместе домики в палисаднике строили. А теперь и Таня выросла, и Сенька превратился в красивого, черноглазого, высокого парня. Он на год старше Тани, на будущий год закончит своё ПТУ – и в армию. Но у Тани есть ещё целое лето, чтоб получше с ним познакомиться. Тогда они и в городе смогут встречаться. А уж дождаться парня из армии для Тани – пустяк. Ей всё равно ещё четыре года учиться, вот и просидит их, не отрываясь от учебников.

Себе самой Таня могла признаться не лукавя, что специально выбрала этот месяц для приезда, знала, что и Сенька должен нагрянуть. А вот в том, что этот парнишка – её первая, точнее, даже «нулевая», начавшаяся ещё в детсадовском возрасте, любовь, Таня не признавалась даже себе. Просто с трепетом ждала, и всё.

Она уже была своей на скамейке над берегом, когда в деревне появился Семён. Днём, увидев его за бабушкиным забором, Таня чуть не упала от удивления и вцепилась посильней в свою калитку. Она не ожидала, что сердце так бешено запрыгает в груди, что она так хотела этой встречи и что сейчас не может насмотреться на в общем-то обычное Сенькино лицо, и что в то же время побоится взглянуть ему в глаза. А уж заговорить первой!.. Но Сенька сам помахал ей рукой, испачканной в малине, – ягоды у бабы Гути сочные, сладкие, – хоть и не принято в деревне ощипывать чужие кустики, но то, что торчит на дорогу из её садика, дети мигом объедают – так вкусно.

– Привет! – крикнул он. – О, тебя уже над калиткой видать стало! Растёшь? Лезь к нам в малину, навитаминиваться! Ну тогда айда на речку!

По дороге на реку Сенька, конечно же, за ней не зашёл – Таня подумала, что из конспирации. Она видела, как он с младшим братишкой Славкой, полотенцами, надувным кругом и рогожкой для подстилки важно прошествовал в сторону реки. Они с Олеськой вышли чуть попозже.

На реке было здорово! Дети резвились, брызгались, визжали, Сенька совершал красивые заплывы до самого бакена и звал её сплавать с собой, но трусливая Таня плавала вдоль берега, на той глубине, где под ногами чувствуется дно – в детстве она чуть не утонула, и теперь боялась воды. А в остальном всё было прекрасно, солнце жгло, вода освежала, и жизнь казалась полной будущего счастья.

Вечером у костра Таня сидела на скамеечке и ворошила прутиком горящий хворост. Когда прутик загорался, Таня бросала его в костёр, и он сам становился хворостом. Она исподтишка смотрела на Сеньку, расположившегося прямо напротив неё, и гадала: он случайно занял это место или намеренно. Сенька присев на корточки, пристраивал в углях картофелины, иногда поднимая взгляд от огня, и тогда он упирался прямо в Таню. В начале вечера возле Тани было свободное место, Но Сенька почему-то его не занял, и рядом втиснулась толстая Тася с Заозёрного переулка. Разговор тёк, время бежало, ночь становилась всё прохладней. В лицо от костра веяло нестерпимым жаром, а в спину дуло от реки. Таня почти замёрзла. Некоторые парни сняли пёстрые олимпийки из эластика и накрыли ими, приобняв, своих девчонок. Таня сидела водоразделом среди этих островков тепла. Она смотрела на Сеньку, и ей казалось, что он тоже с ней переглядывается. Вдруг ей пришла в голову «гениальная» мысль – дать Сеньке шанс «приударить» за ней. И одиночки, и парочки понемногу начали расходиться, Таня тоже встала и, распрощавшись со всей компанией, быстро пошла прочь от костра. Его света было мало для деревенской ночи, уже в нескольких шагах от огня её поглотила темнота, а до домов, возле которых горели тусклые ночные фонарики, было ещё далеко. Таня остановилась и присела, будто застёгивая босоножку. Если она всё правильно поняла, Сенька сейчас тоже уйдёт от костра и догонит её, чтоб проводить. Но минуты тянулись, а он не появлялся. Таня независимо дёрнула плечами и побежала к дому. Теперь он её не догонит даже если захочет.

Назавтра вечером Сенька сидел на другом конце почти четырёхметровой скамьи, и Таня опасалась, вертя головой, выдать себя, потому почти не видела Сеньки. На этот раз она выбрала другую тактику. Ждала, пока от костра не уйдут почти все – и она, и Сеня просидели почти дольше всех. А когда их оставалось человек пять, и костёр, из которого была предусмотрительно выкачена оставшаяся картошка, был залит, все гурьбой направились провожаться. Увы, дом тёти Тони был первым, сначала довели до ворот её, потом свернул к себе Сенька, а Натка, Лиза и Денис пошли на свой край деревни. В доме, закрыв за собой дверь на корявый железный крюк и тихо прокравшись в проходной зал, где на сложенном диване была её постель, Таня долго не могла уснуть, крутясь под одеялом. Что не так? Почему Сенька к ней равнодушен? Или так тщательно скрывается?

Но потом она решила не паниковать – ещё пол-лета впереди!

А назавтра приехала Лёлька. Таня увидела её и обомлела. Давно прошло то время, когда Лёлька донашивала Танины платья, ведь она на три года младше. Уже лет пять, как они сравнялись ростом, а теперь Лёлька переросла Таню. Она всегда была красивой девочкой, самым красивым ребёнком в родне. Если про Таню и Олесю можно было сказать – обычные, то про Лёлю говорили: «звезда». Голубоглазая, темноволосая, не девочка, а куколка. А теперь она превратилась в красивую, с огнём в глазах, статную девушку. Высокая, в модном сарафане и босоножках на каблучке, она вызвала искреннее восхищение сестёр. Но, всего лишь один разочек прогулявшись с ней по селу и заметив, как все без исключения, независимо от пола и возраста, оглядываются Лёльке вслед, Таня с Олесей поняли, что на её фоне смотрятся как гадкие утята. Нет, они не завидовали сестре и не злились на неё, но очень огорчились. И если младшая ещё пребывала в переходном возрасте и надеялась на то, что это скоро кончится, то старшая трезво оценивала свои шансы. Такой красоткой, как Лёлька, ей никогда не стать – хотя бы потому, что папа и мама ростом не вышли, да и красотой тоже.

Днём на речке, когда сёстры загорали на песочке, к ним присоединился Сенька. Все веселились – плескались, мазали друг друга глиной, обливали водой из половинки камеры от легковушки… а когда Сенька поплыл к бакену и позвал с собой девчат, Лёлька бесстрашно рванула за ним, и быстро догнала, уцепившись за скобу на бакене с другой стороны. Таня и вовсе приуныла – Лёлька с детства ходила в детсад с бассейном – таких во времена Таниного детства просто не было, и сейчас тренируется два раза в неделю в бассейне «Томь». Таню с классом один раз водили туда сдавать зачёт. Шикарный бассейн. Глубина – восемь метров! Понятно, почему Лёлька не боится воды…

Лёля вышла из реки и не стала ложиться на грязный песок, стала обсыхать стоя. Полотенца и рогожки, на которых загорали другие, были для неё маловаты. Она стояла под солнцем такая большая, стройная, выжимая совсем потемневший от воды «хвост» волос. Оранжевый сплошной купальник, в точности такой же, как и у Тани – Танина мама покупала, она по привычке берёт все одёжки в двойном-тройном экземпляре, и своим детям, и племянникам – смотрелся на её почти взрослой фигуре совсем не так, как на Таниной. Они казались совсем непохожими, хотя разница была только в цвете вставки на груди – у Тани – синяя, у Лёли – жёлтая.

Не только сестрёнки залюбовались Лёлькой. Сенька замер на полпути из реки на берег, и уже начал покрываться гусиной кожей. Потом вышел из воды и бухнулся в горячий песок, не разбирая, что там и сям в него закопаны окурки, абрикосовые косточки и скукожившиеся огрызки яблок. А Лёля ещё немного постояла и села на оставшуюся свободной Сенькину рогожку.

Вечером Олеська с завистью посматривала, как старшие сёстры прихорашивались, собираясь на «вечёрку», к реке. Лёлька завязала волосы в узел, из которого выпустила кучерявый, завитый на плойку, «хвост», надела бусы из горного хрусталя, под кружевной блузкой угадывался модный этим летом лифчик с шитьём. Таня смотрела на сборы сестры, раскрыв рот – ей и в голову не пришло бы везти в деревню плойку, фен, бусы, кучу серёжек, две пары туфель. Но Лёлька даже в магазин собиралась, как на дискотеку. Таня же щеголяла в удобных тапочках без каблука и высоко подвёрнутых по моде джинсах. Покосившись на сестру, она натянула праздничный свитерок с люрексом и приладила в причёску модерновую заколку.

У костра всё было как обычно. Балагурили почти до часу ночи, потом начали расходиться, Налево, к Заозёрной улице, свернула небольшая кучка – Тася с кавалером и… Сенька с обеими сёстрами. У Тани ныло сердце. Она не могла заставить себя не обращать внимания на Сеньку. Сердце почему-то проваливалось в живот и даже, кажется ещё ниже, и перехватывало горло. Она ничем не выказывала своих ощущений, и когда Сенька позвал всех трёх сестёр поесть малины в саду бабы Гути, пошла с ними. Таня срывала с колючих веток перезревшие, душистые ягоды, но вкуса их не чувствовала. Жаль, что детство уже кончилось, и теперь никогда не будет у неё такой сладкой ягоды, как та, которую она вместе с соседскими ребятишками рвала тайком в чужих палисадниках. Сейчас они стояли посреди дороги, между двумя палисадниками – тёти Тони и бабы Гути. Таська с ухажёром давно ушли вперёд и свернули в проулок. Таня напряглась, ожидая, что же будет дальше.

Её волнение было так велико, что она даже не заметила, как оказалось, что она стоит отдельно, а Лёлька с Сенькой чуть поодаль, но вместе. Сразу видно, что вместе! Он немного помолчал, помял невесть откуда взявшуюся сигарету, сунул её обратно в карман и обратился к Тане:

– Ну, ты тут теперь уже не заблудишься, а мы ещё немножко погуляем, а? Отпустишь сестру?

Растерянная Таня только и смогла кивнуть и быстро юркнула в свою калитку. Только бы все уже спали, и никто не приставал бы с вопросами! Диван в зале был разложен, после приезда Лёльки на нём спали обе гостьи. Таня легла на свою половину и забилась в угол к стенке. Как ей смотреть теперь на сестру? Она привыкла любить их всех – Лёльку, Серёгу, Олеську. Она вытирала им носы и меняла штанишки. Привыкла быть старшей. А теперь они выросли. Дружат, курят, и в чём-то обгоняют её. Они – уже другое поколение. Она всегда любила сестру, восхищалась ею, а теперь сестра вдруг превратилась в соперницу. Теперь её надо бы ненавидеть. Но как? За что? За то, что глупый мальчишка выбрал из них лучшую? В чём виновата Лёлька? И почему Таня решила, что Сенька выберет из всей костровой вечёрки именно её? Только потому, что оба городские?.. Ну выбрал бы Наташу или Римму – ей бы легче было? Пожалуй, нет. Только вот сердце не смирялось с доводами разума, а продолжало дрожать от обиды. Сон не шёл. Пластмассовая кукушка из ходиков прокуковала на кухне сначала трижды, затем – один раз. Полчетвёртого лязгнул крючок, Лёлька тихо прошла в комнату, переоделась в ночную рубашку, легла на край широкого старинного дивана.

– Тань, не спишь? – спросила она шёпотом. – Мы с Сенечкой до элеватора прогулялись. Там туман, и уже светает, так здорово. Он хотел на вышку залезть, но я не пустила. Представь, он послезавтра в город уезжает, телефон мне свой дал. Вернусь с каникул – в горсад вместе сходим… Здорово, да?

Таня не ответила, притворилась спящей. Да Лёле и не нужен был ответ, она бы, наверное, удивилась – чего это сестра спокойно не уснула ещё два часа назад. Таня украдкой вытирала слёзы и старалась не всхлипывать. Она думала о том, что сестрёнка даже не заметила её драмы. А ещё о том, что, наверное, эта детская любовь всё же не Первая, а Нулевая, раз ничего из неё не вышло. И ещё о том, что сейчас они с Лёлькой лежат, как Тристан и Изольда, на одном ложе, а между ними, разделяя их, как обоюдоострый меч – эта история с Сенькой. И никогда уже их отношения не будут такими безоблачными, как в детстве, Таня всегда будет вспоминать это разочарование. И то, что она ничего не расскажет сестре, только больше отдалит их друг от друга. Историю о Тристане и Изольде этой весной проходили в университете. Таня слушала чудаковатую лекторшу, записывала фабулу любовной истории в тетрадь, но сердце её ничем не отзывалось на неё. Она тогда ещё не знала любви и связанных с нею мук. Теперь она понимала, о чём шла речь во всех этих сонетах и балладах. Оказывается, это было всегда, начиная с древнего мира, – они это проходили. И от осознания того, что не она первая, не она последняя страдает от этой загадочной штуки по имени Любовь, Тане стало легче, и она незаметно провалилась в сон. А под её щекой на подушке высыхали классические девичьи слёзы. Наверняка не первые и не последние на этой подушке.

2003 год.

«Волшебнатика», или

Три дня как Мальчик-с-пальчик

В одном городе, в самой обычной квартире, в самой обычной семье жили-были брат и сестра, Андрейка и Настенька. Были они самые обычные дети, особенно по отдельности. А вот когда оказывались вместе – а это случалось довольно часто, ведь они были братик и сестрёнка, и жили в одной квартире! – что-то странное с ними случалось. Бывает, человеку смешинки в рот попадают, и он ни с того ни с сего смеяться начинает, а им, когда вместе были, видать, какие-то раздоринки в рот попадали – только и слышно было: «Отстань!», «Не лезь», «А что она мне мешает!», «А чего он меня толкнул», «Противоза!», «Жадина!» – и так без конца… Их родителей и бабушек это очень огорчало, чего только не придумывали они, чтоб подружить детей! Иногда они даже разлучали ребят ненадолго, например, брат уезжал на лето в загородный лагерь, или сестру брала к себе в гости на несколько дней бабушка, но ничего не помогало. Как в пословице «Вместе тесно, а врозь скучно», брат и сестра по отдельности очень тосковали, но, едва встретившись снова, начинали ссориться.

Главным предметом ссор было то, кому же делать уборку в их чудесной детской комнате с двухъярусной кроватью. К кровати была приделана настоящая горка, как на детской площадке, рядом были укреплены шведская стенка, верёвочные лестницы и канат. На полу лежал пушистый ковёр с изображением дорог, газонов, домов, машин, паровозов – настоящий план волшебного города… В общем, это была прекрасная детская, о какой и мечтать не могли когда-то их родители.

Кроме того, в детской находился самый настоящий компьютер, она была полным-полна игрушек. В этом и состояла главная проблема. Игрушек было так много, что они валялись в детской повсюду – на кресле, на обоих этажах кровати, на лесенке, ведущей на неё, и даже на полу! Иногда дети наступали на свои игрушки, те с жалобным хрустом ломались, но всё равно прибираться ребятишки не хотели – всё спорили, кто больше раскидал и кто виноват в беспорядке. Пока они не подросли, в детской прибиралась мама, но потом ей это надоело – ведь через полчаса кавардак в детскую возвращался снова. Никак не помогали никакие рассказы родителей о том, как не хватало им такой замечательной комнаты в пору их собственного детства. Они вспоминали о том, что все их игрушки умещались в одной коробке, которую требовалось задвигать под кровать, и собирать всё после игры так, чтобы ни одна игрушечка не валялась… Но дети не верили этим историям. Им казалось немыслимым, что ребятишки могли жить без детской комнаты, с единственной коробкой игрушек. Нет, этого они себе представить не могли!

В детской располагалось ещё и большое окно с широким подоконником. Подоконник достался Андрюше, и он построил на нём целый город из конструктора «Лего» – с домами, дорогами, мостами, автомобилями. Но и там не водилось порядка – красивые дворцы возвышались среди разбросанных деталей, повсюду теснились недостроенные машины и диковинные аппараты, для которых сам мальчик иногда не мог отыскать в своём хозяйстве нужных деталей. Насте, как более младшей, уголка на подоконнике не хватило, мама выделила ей целую полку в шкафу для устройства домика для кукол. Однако куклы валялись по всей комнате, а в кукольной квартире громоздились как попало, вперемешку, мебель, посуда и прочие симпатичные кукольные вещички – даже крохотные велосипедики, скейты и ролики…

Когда сестра особенно досаждала Андрюше – а, надо сказать, она была непоседа, в то время как братик слыл тихоней – тот мечтал куда-нибудь от неё укрыться. Например, стать маленьким-премаленьким, чтоб прятаться от Насти во всякие укромные места. Лучше бы, думал он, и вовсе стать невидимкой, чтоб сестра не нашла!.. Он даже написал об этой своей мечте в школьном сочинении, которое посвящалось заветным желаниям, и получил за него пятёрку. Но он понимал, что это невозможно, и продолжал злиться на сестру. За то, что мешает делать уроки, ломает его постройки, всё время пристаёт с вопросами, и даже лезет драться.

В этом же доме, этажом выше, прямо над квартирой наших маленьких героев, жили очень интересные люди, старички учёные, Римма Викентьевна и Станислав Михайлович. У них в доме было очень много книг и совсем мало игрушек. И всё это хранилось в идеальном порядке, даже игрушки, которые остались в комнатах их выросших детей, переехавших в другие квартиры. Но игрушки казались совсем неинтересными – куклы грубые, вылинявшие, в простых ситцевых платьях, с приклеенными волосами, а конструкторы скучные, неяркие. Не говоря уже о машинках – смешных и нелепых, без стёкол, дверок, с пластмассовыми колёсами, даже без резиновых шин! Нет, здесь привлекательными были вовсе не игрушки, а книжки. Андрей часто брал у соседей нужные для школы книги, сам искал что-то интересное во всех шкафах. Кроме, пожалуй, одного, в кабинете – там стояли самые умные книги, для работы. Некоторые из них – учебники и словари – Римма Викентьевна написала сама. Однажды, когда Андрюша пришёл, Станислав Михайлович готовился к лекции в кабинете. Мальчик заглянул к нему.

– Ух ты! Какие у вас тут умные книжки! Астрономия, физика, математика… А «Волшебнатики» у вас случайно нет? – спросил он вдруг, уважительно тронув рукой золочёные корешки.

– Может, и найдётся, тут чего только нет! Посмотри повнимательней! – ответил ему сосед. И Андрюша начал с азартом перебирать старинные томики, отыскивая то, что было нужно. Так у него в руках оказалась необычайная, удивительная книга!

Дома Андрей прежде всего спрятал «Волшебнатику» от сестрёнки. Не раз уже бывало, что они тянули книгу в разные стороны и она рвалась. Только поздно вечером, когда Настя заснула – у брата были каникулы, а ей надо было рано вставать в детский сад – Андрейка зажёг над своей верхней кроваткой ночник и принялся листать необычный учебник. Он сразу понял, что это – чудо-книга, ведь там рассказывалось, как самим сделать сапоги-скороходы, сундук-самолёт, сварить кашу из топора и превратить обычную шапку в шапку-невидимку. Но Андрюше важней всего этого был уменьшительный эликсир, состав которого тоже оказался на его счастье в волшебной книге. Когда мама велела тушить свет, мальчик ещё долго не мог уснуть, представляя, как приготовит завтра магический эликсир и исполнит свою давнюю мечту…

Утром он встал непривычно рано для каникул и помог маме поскорее собрать младшую сестрёнку в детсад, он очень боялся, что её оставят дома, и эксперимент придётся отложить, но всё было как всегда, и полвосьмого родители и Настя уже ушли из дома. Наскоро сделав себе несколько бутербродов с варёной колбасой и торопливо налив кружку молока, Андрей перекусил, не отрываясь от книги и снова перечитывая состав уменьшительной жидкости. «Хорошо было Алисе в Стране Чудес, – думал он, – прочитала «съешь меня», съела – и тут же стала уменьшаться. А я, вдруг что не так приготовлю, что тогда будет?» Но желание всё проверить немедленно оказалось так велико, что он бесстрашно взялся за приготовление волшебного состава. Всё, что было для него необходимо, на удивление оказалось под рукой.

Андрей принёс кружку с уменьшительным эликсиром к себе в комнату, присел на корточки над раскрытой прямо на ковре книгой, ещё раз перечитывая, так ли всё сделано, и отважно выпил всю жидкость до капельки. На миг ему показалось, что ноги подкосились и он сел на пол. Ещё через минуту он увидел перед собой высокую, почти по грудь, стену из чего-то рыхлого, непонятного… И только потом сообразил, что это – край книги, старой профессорской «Волшебнатики», ставшей вдруг невероятно большой. Точнее, это сам он вдруг стал крошечным, как Мальчик-с-пальчик! Андрей запрыгал от восторга – у него всё получилось! С чего же начать? Он хотел было поспешить в свой Лего-город, однако, увидев, как высоко от пола теперь находится окно, решил сначала исследовать всё внизу. Тем более, что и на полу было немало интересных вещей, машинок и разных деталей конструктора. На одной из дорог, нарисованных на ковре, стоял у светофора мотороллер, который он сам вчера собрал из квадратиков, пластинок и кирпичиков конструктора. Андрей взобрался на него, сел на неудобное, жёсткое сиденье, надел белый мотоциклетный шлем с прозрачным забралом. Оно оказалось вовсе не таким уж прозрачным, видно через него было очень плохо, да и сам шлем, предназначенный грубым человечкам с квадратными руками и похожими на чурбаки ногами, был слишком велик и тяжёл. Андрюша попробовал проехаться на мотороллере, как на самокате, отталкиваясь ногой от ковра, но тот оказался слишком неповоротлив и ехал очень медленно.

Интересней оказалась маленькая моделька военной машины с открытым верхом, с инерционным двигателем. Хорошенько толкнув её разок, мальчик умудрялся прокатиться через всю комнату. Это показалось ему весёлым занятием, но приходилось соблюдать осторожность, чтобы не попасть под колёса. Ведь все эти игрушки были сейчас для него не менее опасны, чем прежде – настоящие машины… Андрей успел покататься на всех своих игрушечных машинках, которые подходили ему по размеру, и даже проехался по маленькой железной дороге, которую обожала запускать сестрёнка, но прибирать не любила. Вот и вчера оставила кольцо рельс собранным, и даже батарейки из паровозика не вынула. Андрюше было ужасно интересно всё в своей комнате, некоторые вещи он будто впервые увидел, хотелось везде залезть и всё потрогать. Так он взобрался в кабину своего большого грузовика, в котором он по размерам казался младенцем, и покрутил тугой пластмассовый руль, очень толстый и грубо сделанный. В этой кабине ему показалось очень высоко и немного страшновато, но всё равно замечательно.

Наигравшись со своим «автопарком», Андрюшка решил подниматься в Лего-город, но понял, что проголодался. На больших часах в зале, которые были видны из детской, уже давно перевалило за полдень. И Андрей отправился на кухню обедать. А путь предстоял неблизкий – через зал, два коридора да ещё всю кухню. Придя туда, он снова глянул на часы, и оказалось, что шёл он своими полусантиметровыми шагами почти полчаса. Не успев этому подивиться, он подумал, что, кажется, шагал-то зря! Открыть холодильник и хлебницу он всё равно не сможет… На подоконнике лежала его любимая конфета – суфле в шоколаде, которой можно питаться, при его новых размерах, целую неделю, но и до неё трудновато добраться!

И тут Андрей вспомнил, что утром у него пролилось немного молока на стол, и впопыхах он не стёр со стола. Оставалось только придумать, как взобраться на стол. По канату Андрей лазил хорошо, недаром в их комнате давно уже был спорткомплекс. Пришлось ему вспоминать, где же могут у мамы лежать бечёвки, которые она иногда не выкидывает, распаковав покупки. К счастью, подходящая верёвочка нашлась в нижнем шкафчике, под мойкой, куда Андрею было невысоко забираться. Взяв её и соорудив аркан, настойчивый мальчик долго пытался обвить им спинку папиного стула, а когда ему это удалось, долго карабкался вверх по скользкой верёвке. Оказавшись на мягком сиденье стула, он понял, что очень устал, и долго переводил дух. К его удаче, со стола свисал длинный край вафельного кухонного полотенца, по которому не составило труда влезть на столешницу.

Старания были вознаграждены – на чистом пластике стола сияла белая молочная лужица, вмещавшая, наверное, целый бидон молока, если бы у Андрюши, конечно, оказался такой малюсенький бидон, который подходил бы ему по размерам. Крошки белой булки и колбасы даже ещё не очень засохли. Андрей черпал ладошкой из молочной лужицы и сооружал из бывших крошек неровные бутерброды. Наконец он наелся. Смастерил и положил в карманы несколько бутербродов из крошек хлеба и колбасы, оглядел с сожалением остатки молока на чистой клеёнке. Если бы он и мог во что-нибудь набрать молока – среди игрушек сестры найдётся немало крошечных кукольных посудинок – то всё равно он не знал, как спуститься с кружкой молока на пол. И конфета тоже была недосягаема, зато крупинки сахара оказались теперь для него не меньше чем монпансье. Андрей немного полакомился ими, и, вздохнув, стал осторожно спускаться вниз.

Ещё минут сорок у него ушло на обратную дорогу в детскую. Там он немного постоял, раздумывая, как попасть на подоконник, где были его постройки из конструктора. Белая тюлевая штора, висевшая на окне, оказалась подходящей для того, чтобы по ней, как по корабельным вантам на мачту, забраться наверх. На окне оказалось очень интересно, но вовсе не так прекрасно, как он думал. Во-первых, мешали разбросанные повсюду детали, огромные и тяжёлые, как кирпичи. То, что он мог ещё сегодня утром привести в порядок за пять минут, если бы вовремя прибрал игрушки, теперь, при его новых размерах, становилось ужасно трудным. Пустяковое дело превратилось в серьёзную проблему, и мальчик от души пожалел, что прежде проявил леность и не привёл своё хозяйство в порядок. Во-вторых, некоторые свои творения Андрейка с трудом узнавал.

Изящный вертолётик, который он старательно собрал из конструктора на днях, оказался каким-то громоздким, в кабине было неудобно и тесно, сидя в кресле, он не мог дотянуться до рычагов, и поэтому играть в полёт было вовсе не так уж интересно. Откидное ветровое стекло из голубого пластика казалось мутноватым. Чтобы попасть в высокую кабину без трапа тоже пришлось попотеть. Зато внутри корабля, что бабушка подарила ему на прошлый день рождения, оказалось просто здорово. На палубу он забрался по якорной цепи, изучил её всю до самого последнего уголка, потом спустился внутрь. В трюме было светло от света, льющегося сквозь круглые иллюминаторы. Здесь он почему-то чувствовал себя в безопасности.

Город, который он строил на окне, собирая конструкторы много лет, изучать можно было долго, время пролетело незаметно. Вскоре Андрюша заметил, что часики в виде черепашки с бегающими глазами, висевшие на стене, показывали уже половину шестого. Вот-вот предстояло вернуться с работы родителям, и требовалось срочно кое о чём позаботиться. Мама, конечно же, бросится его искать. Что делать? Хорошо, что накануне дед и бабушка звали его с собой в деревню. Он отказался, но мама-то этого не знает! Андрей перебрался на свой письменный стол, положил на видное место – рядом с клавиатурой компьютера – тетрадный листок. Даже он оказался тяжеловатым для такого клопыша! Теперь пришлось искать, чем писать. Сперва мальчик взял тоненький грифелёк от автоматического карандаша, но тот оставлял такие бледные буквы, что мама просто-напросто могла не заметить этого письма, приняв листок за чистый. Взяв осколок воскового мелка, тяжёлый и неудобный, Андрюша с трудом написал маме записку о том, что он уехал с бабушкой в деревню. Спеша, Андрей быстро спустился на пол. Оставалось срочно убрать в укромное место «Волшебнатику».

Она лежала на самом виду, посреди комнаты, её обязательно кто-нибудь заметит. И если мама поднимет её и поставит в шкаф, это будет катастрофа – самому Андрейке просто не под силу снять книгу с полки, даже просто открыть её и листать для него – большой труд. А что если кто-то унесёт книгу в другую комнату, где её потом искать? Хоть и понравилось Андрейке его сегодняшнее приключение, и он был не прочь побыть «мальчиком-с-пальчиком» ещё пару деньков, совсем оставаться таких микроскопических размеров он вовсе не хотел! Значит, надо было сберечь «Волшебнатику», чтоб в любой момент суметь вернуть себе прежние размеры.

Андрей в раздумье стоял на огромной книжной странице. Сразу после главы про уменьшение шла глава про обратное превращение. Он на всякий случай на несколько раз прочёл её, чтоб запомнить, и, упираясь ногами изо всей силы в глубокий ворс ковра, начал потихоньку двигать книгу по комнате, чтоб спрятать под шкаф, прямо так, не закрывая. Он очень устал, но книга была надёжно спрятана. До прихода родителей и сестрёнки осталось совсем немного, а предстояло ещё решить, где провести остаток дня. В зал нельзя – через него всё время кто-то ходит, того и гляди, наступят. Лучше всего остаться в детской. На свою кровать во втором ярусе Андрей пробираться побоялся – он знал, что, когда он уходит, сестрёнка часто играет и балуется там, придавит и даже не заметит. А вот в его Лего-царство на окне она почти не заглядывает. Подумав так, Андрей полез по занавеске на свой подоконник.

Вскоре вернулись родители и Настя, из кухни вкусно запахло горячими макаронами с котлетами, Андрей вспомнил, что мама приготовила их ещё утром, но он знал, что достать их из холодильника просто не сможет, и потому весь день старался о них не думать. К счастью, он знал, как неаккуратно Настя ест, и надеялся, что и на сей раз она нароняет вокруг себя крошки котлет. Так и оказалось – когда вся семья уселась на диване смотреть телевизор, Андрей потихонечку пробрался в кухню, стараясь держаться в тени и поближе к плинтусу.

Мама всегда чисто стирает со стола, но на Настином стуле он отыскал несколько крошек рыхлой котлеты, по сравнению с Андрюшей просто огромных, а за сахарницу завалилась большая макаронина, закрученная в крутую спиральку. Андрей плотно поужинал, запивая той капелькой чая, что осталась в одной из чайных ложечек, и для него эта капелька была как большая миска… Когда он возвращался в детскую, папа уже сидел в своём кабинете за компьютером, Настя тоже включила свою любимую игру на компьютере в детской. Никто не помешал крошечному мальчишке пересечь огромную – целых 17 квадратных метров! – гостиную. Он взобрался на окно и стал смотреть, как сестра совершает подводное путешествие в игре про смешного чудика Кузю. Сначала было очень интересно наблюдать за её игрой, экран, такой огромный, был так близко, что казалось, все эти рыбы и крабы могут выскочить из волшебного мира игры. Андрейка уже сомневался в том, что это невозможно – ведь смог же он совершить необычайное превращение.

Иногда Настя, забывшись, обращалась к Андрюше, спрашивая у него советов в игре, но спохватившись, вспоминала, что его рядом нет, и, пожалуй, даже сокрушённо вздыхала. Андрей и сам то и дело хотел ей подсказать или нажать на какую-нибудь кнопку, но, увы, это было невозможно. Такая игра не доставляла большой радости. Но тут у Насти кончилось время игры, и она включила телевизор, притулившийся в их комнате на верхней полочке. Андрей рассеянно посмотрел мультики, а потом в детской потушили свет, и Андрюша, ещё немного посмотрев в окно – на раме оказалось так удобно сидеть и смотреть на улицу, – отправился устраивать ночлег. Он забрался в один из домиков – кажется, сторожку спасательной станции, устроил себе постель из кусочков поролона, которые в его игрушечном море выполняли роль льдин и айсбергов, и вскоре уснул, мечтая, как проведёт завтрашний день.

Проснулся он поздно, когда дома никого уже не было, и сначала не понял, где он находится, и почему такие странные стены вокруг. Вблизи идеально ровные квадратики Лего-кирпичиков, из которых получается будто бы совершенно ровная стенка, всё же были отличимы друг от друга. Мальчик спросонья долго считал эти кирпичики, собираясь с мыслями. Надо было решить, что нужно успеть за сегодняшний день.

Умыться было негде, а вот с завтраком проблем не возникло. Настя, которая вопреки строжайшим запретам всё же ела вчера за компьютером, оставила огромный кусок вафли и остатки компота в чашке. Так что Андрей решил не тратить время на поход в кухню, а сразу же отправился в экспедицию – на шкаф, на котором стояла его любимая игрушка – пассажирский самолёт, который он строил целых полтора дня после того как получил в подарок на Новый год. Он даже в новогоднюю ночь спать пошёл позже родителей – так хотелось скорей построить авиалайнер. Добравшись до полки с самолётом по спинке кресла, он стоял у шасси, поражаясь пугающим размерам и виду своей игрушки. Самолёт казался ему и правда почти настоящим – в турбинах виднелись винты, на колёсиках красовались резиновые покрышки, в салоне располагались ряды кресел, а в служебном отделении нашлось место для крохотной раковины с краником, из которого разве что только вода не текла…

Андрей поднялся по трапу и отодвинул отъезжающую вбок дверь. В белом салоне было светло и уютно. Он прошёл его весь, от кабины до хвоста, сыграв по очереди роль пилота, стюарда, пассажира, таможенника и даже нарушителя, притаившегося в багажном отсеке. Для того, чтобы спуститься из шкафа на пол, и снова забраться высоко – на сей раз на письменный стол, тоже понадобилось немало сил и времени. Андрей решил сам поиграть в компьютерную игру. Набрать пароль, открыть игру оказалось проще, чем играть. Он метался по клавиатуре, прыгая с клавиши на клавишу, наступить в промежутке на ненужную было нельзя, да и веса едва-едва хватало. Экран оказался слишком близко, и следить за игрой было трудно, что он поскорее закончил игру. А вот играть в футбол на полу с маленьким резиновым мячиком оказалось куда интереснее. Он пружиняще отлетал от стен, а достать его из-под шкафа было легче лёгкого – ведь мальчик мог пройти под шкаф пешком.

Внезапно зазвонил телефон. Поднять трубку он и помыслить не мог, поэтому приготовился слушать автоответчик. Оказалось, что звонила бабушка, сообщала, что завтра приедет с дачи и очень хочет увидеть внуков, обещала прийти. Андрюша исхитрился нажать на все нужные кнопки, чтобы стереть сообщение из памяти автоответчика. Ему было как-то не по себе – ведь это была его первая тайна от мамы! И он подумал, что обязательно при удобном случае расскажет о своём удачном эксперименте маме, только не сегодня, а то она, пожалуй, перепугается.

Дистанционный пульт от телевизора Настя забыла у себя на кровати, и после обеда Андрейка смотрел все подряд кино, переключая каналы так, что устал прыгать на резиновые кнопочки. Попутно, от скуки, он немного прибрался в своём Лего-городе, а к концу рабочего дня взобрался на свою кровать. Притаился в уголке, зная, что сестра не полезет на его постель, будет весь вечер торчать у компьютера. Так оно и оказалось. После ужина все сели у своих экранов, и в доме царило непривычное молчание. Немного погодя Андрейка понял, почему – ведь шум происходит в основном когда они с сестрой дерутся, спорят, «бесятся». Сегодня ей не с кем было конфликтовать. И ему вдруг захотелось, чтобы больше не было у них с сестрёнкой ссор, стало жаль, что прямо сейчас нельзя поговорить с Настей, помочь ей, рассказать про свои приключения. Вдруг показалось обидным, что они так нелепо тратят время – на ссоры и многочасовые зависания у компьютерного экрана. Так захотелось прямо немедленно превратиться обратно в обыкновенного мальчика. Но надо было потерпеть до утра. Он твёрдо решил завтра сделать другой эликсир, увеличительный.

После часа безмолвного наблюдения за чужой игрой он заскучал и отвернулся к стенке в своём укромном уголке за подушкой на своей кровати. Под подушкой у него был тайничок с «сокровищами» – маленький брелок-фонарик, цепочка от очков, иностранная монетка, прозрачный камешек-янтарик и переливающиеся фишки. Все эти мелкие вещицы, всегда радовавшие глаз, теперь лишились своей привлекательности. Цепочка выглядела так, что впору было привязывать на неё овчарку, если есть на свете такие малюсенькие собаки. Интересно, а кусались бы они больнее комаров или нет? Подумав так, Андрей тихонько засмеялся и уснул.

Проснувшись на следующее утро, Андрей сразу же отправился под шкаф, внимательно вчитался в рецепт нового эликсира и принялся за его приготовление. Потом прямо там, под шкафом, лёжа на животе на раскрытой страничке «Волшебнатики», быстро выпил из маленькой ореховой скорлупки спасительную капельку эликсира. Голова вдруг будто «поплыла» куда-то, и он на миг зажмурился. А открыв глаза, увидел, что лежит поперёк своей комнаты, и только одна нога – под шкафом, и касается краешка необычайной книги.

Впереди был ещё целый день, день каникул, который он может провести привычно, в том мире, о котором он уже успел соскучиться. А ещё он соскучился по бабушке, и поехал к ней. Уплетая привезённые из деревни крыжовник и малину, он думал, что ему вчерашнему крыжовник был бы с арбуз, а малины он бы объелся с двух ягодинок. Вечером бабушка привезла его домой, он обнимал маму, папу и сестру так, будто не видел их долго-долго. И весь вечер в этот день не отвечал Настеньке, когда она задиралась, а ещё прибрал все свои игрушки, и на полу, и на окне, и даже в шкафу. Он потихоньку читал «Волшебнатику», но на новые приключения не спешил.

…Через несколько дней сестра подошла к нему и протянула что-то зажатое в кулаке к самому его лицу.

– Признавайся, что это такое? – решительно потребовала ответа девочка и разжала кулачок. В нём лежали крохотные, маловатые даже самому малюсенькому из её пупсиков джинсовая курточка и комнатные тапочки, те самые, что уменьшились вместе с Андрейкой, и которые он вчера снял, собираясь спать, да забыл на подоконнике. Она не могла не узнать одежду брата, и потому хмурила брови и готова была заплакать от обиды, что в таком замечательном приключении, о котором она уже догадалась, брат побывал без неё.

Пришлось Андрею всё подробно рассказывать о своей жизни в облике крошечного человечка и утешать сестрёнку, расстроившуюся оттого, что пропустила такое приключение.

– А в следующий раз меня с собой возьмёшь? – спросила наконец она, обиженно шмыгая носом.

– Обязательно! – искренне пообещал ей брат.

В тот же вечер Андрейка, бережно обернув «Волшебнатику», взял её под мышку и отправился к Римме Викентьевне и Станиславу Михайловичу.

– Скажите, когда мне нужно возвратить вам вашу книгу? – поинтересовался он у соседа.

– Да полистай ещё, мне не к спеху, можешь читать сколько угодно! Там ещё столько интересного… – и старичок сосед как-то по-особенному, лукаво прищурился.

27 февраля 2007 года