Рассказы из цикла «История одного шедевра»

Рассказы из цикла «История одного шедевра»

Лунная соната

 

По улице, размахивая руками, стремительно идет молодой человек. Он не замечает прохожих, приподнимающих котелки и почтительно раскланивающихся с ним. Молодой человек мрачен. «Как она могла!» – шепчут его губы. Сегодня состоялся решающий разговор с Джульеттой, его ученицей, музой, возлюбленной.

Как всегда, урок начался с совместного музицирования. Семнадцатилетняя кокетка Джульетта – способная пианистка. Она тонко чувствует музыку, его музыку.

Но сегодня она рассеяна и молчалива. Несколько раз теряла текст, и Людвиг взорвался. Он швырнул ноты на пол и стал кричать. Последнее время он часто переходит на крик. Ему кажется, что собеседники его плохо слышат. Страданий добавляет и шум в ушах, который заставляет музыканта напряженно прислушиваться.

Джульетта молча собирает с пола ноты, она пытается улыбнуться, но плохо скрываемая тревога делает улыбку нарочитой, и это еще больше раздражает Бетховена. Наконец, собравшись с духом, Джульетта поднимает глаза на своего учителя:

Мой дорогой друг, вы знаете, как я к вам отношусь, как я ценю ваш талант. Вы стали мне очень дороги, – она переводит дыхание, – вчера вы открылись мне…

Бетховен сделал движение к девушке:

Вы мне ничего не ответили!

Дорогой Людвиг, накануне… – она вдруг прервала свою взволнованную речь, – вот, лучше прочтите, – Джульетта протянула вытащенный из-за широкого пояса небольшой конверт и быстрыми шагами удалилась.

Бетховен бросился за ней, но, внезапно остановившись, решительно пробежал глазами содержимое письма:

«Я ухожу от гения, который уже победил, к гению, который еще борется за признание. Я хочу быть его ангелом-хранителем».

Вся кровь прилила к лицу Людвига: как, неужели его Джульетта, его милый ангел …предал. Но как же те знаки, которые он воспринимал как ответ на его чувства, как же они? Он носит рубашки, вышитые ее маленькими холеными ручками, он бережно хранит ее письма, которые она посылала в ответ на его неловкие просьбы о прощении за очередной взрыв, крик и швыряние нот. Неужели все это игра, кокетство? Неужели его, пусть не родовитого, но успешного музыканта, она предпочла этому невежде, бесталанному писаке Роберту фон Галленбергу, которого Бетховен с некоторых пор стал замечать в доме Гвиччарди?

Бетховен скомкал письмо. Ему казалось, оно еще хранит аромат ее духов. Прочь из этого дома!

Бетховен стремительной походкой прошел мимо вышедшей ему навстречу графини. Двери хлопали, издавая резкий звук выстрела. Все казалось ненужным, неестественным, враждебным – и заискивающий взгляд старшей графини, и испуганное лицо ее младшей дочери. Ненужными и опостылевшими стали казаться предметы, которые раньше вызывали удивление: картины в золоченых рамах, пузатые вазы по углам, наборные столики с выгнутыми ножками – все это хотелось толкнуть, раскидать, сломать.

На улице ему стало чуть легче. Так, бормоча и размахивая руками, не замечая шарахающихся от него прохожих, он дошел до своей улицы. На Пробусгассе шесть композитор снимал квартиру в три небольшие комнаты.

Вот он, его спаситель, его рояль. Скинув с крышки недописанные листы, Бетховен открыл инструмент. Внезапное успокоение нашло на него. Руки взяли октаву на до диез: до доез минор – тональность печали и слез. Неторопливо поплыли звуки. Арпеджио укачивало мысль – приходило царственное спокойствие. Мелодия еще не родилась, она пыталась пробиться сквозь покачивание арпеджио и оцепенение баса, и вот она, похожая на траурный мотив мелодия, уходящая в вечность… Это будет послание для нее. До диез минор, она поймет, заплачет, но будет поздно. Во второй части он напишет ее музыкальный портрет, а в третьей – отдаст волю своим чувствам. Бетховен хватает чистый нотный лист и торопливым почерком заносит лишь ему понятные знаки.

Пройдет немного времени, и в Вене напечатают сонату Бетховена под номером 14, до диез минор, с первой частью в виде фантазии. В посвящении – Джульетта Гвиччарди.

Что же стало с талантливой, но поверхностной девушкой, не сумевшей оценить гения?

Она вышла замуж за Роберта фон Галленберга и вместе с мужем уехала в Италию. Разочаровавшись в талантах мужа, она завела роман с князем Пюклер-Мускау, который не стесняясь стал обирать свою пассию.

Подурневшая и потускневшая Джульетта вернулась в Вену, она делала попытки увидеться с Бетховеном, но гордый композитор не смог простить нанесенной обиды.

Прошло пять лет со дня кончины гениального композитора. Его музыка звучала повсюду. Однажды друг Бетховена поэт Людвиг Рельштаб вместе с товарищами шел по вечерней улице Вены. Из открытого окна доносились печальные звуки первой части сонаты номер 14 «Quasi una fantasia».

Это Лунный свет над Фирвальдштетским озером, – воскликнул потрясенный как бы заново услышанной музыкой восторженный поэт!

Чья это музыка? – спросил юноша, начинающий поэт, приехавший из провинции.

Это Бетховен, его соната, – помолчав, добавил, – Лунная соната.

Тихий вечерний свет освещал улицы притихшей Вены. Нежный аромат цветов дурманил головы прогуливающихся горожан. Чарующие звуки послания к «бессмертной возлюбленной» разливались над городом, звучала «Лунная соната» – великое творение нежной любви и всепоглощающей страсти.

 

Крейцерова соната

 

24 мая 1803 года ближе к полудню на центральной улице Вены наблюдалось необычайное движение: десятки карет везли своих хозяев в сторону парка Аугартен. Сегодня в летнем дворце состоится концерт-академия! Концерт несколько раз переносили, и вот, наконец, заинтригованная в высшей степени публика будет иметь возможность слышать своих кумиров!

Как всегда, готовится очередная симфония, которой продирижирует сам автор – молодой, сумасбродный немец Бетховен. Он, конечно, очень странный, но необыкновенно талантливый. Именно за этот талант друзья-аристократы прощают ему некоторые особенности характера, дурные манеры и неумение с шиком одеваться.

Сегодня прозвучит вторая симфония и несколько фортепианных пьес, но гвоздь программы – соната для скрипки и фортепиано.

В фамильной карете князей Лихновских идет оживленная беседа.

Дорогой Карл, – произносит княгиня Кристиана, – мне не терпится услышать новое сочинение Бетховена, о котором говорит вся Вена.

Да, Людвигу удалось свое творение держать в тайне даже от меня!

 

Papa, а правда говорят, что эта соната так сложна, что ее никто не может исполнить? – вступает в разговор дочь Лихновских, красавица Мария.

Четырнадцатилетний Эдуард пытается вставить хоть слово, наконец ему это удается.

Сонату будет играть тот господин, который на прошлой неделе исполнял у нас свои сочинения?

Да, именно он, Джордж Полгрин Бриджтауэр, – отозвался отец. При этом Мария попыталась скрыть волнение, даже отвернулась, сделав вид, что разглядывает прохожих в окно кареты.

Papa, а новое сочинение Бетховен посвятит вам? – не унимается Эдуард.

Самодовольная улыбка появилась на лице князя.

Да, лучшие сочинения Людвиг посвятил мне.

Дорогой друг, вам посвящены великие творения, – подхватывает княгиня, – «Патетическая соната», вторая симфония, три великолепных трио, вариации…

Думаю, скрипичную сонату он посвятит первому исполнителю, Бриджтауэру, – ответил князь, – во всяком случае, я бы так сделал, – задумчиво добавил Карл.

Тем временем карета подкатила к дворцу, где должен состояться концерт. Великосветская публика неторопливо рассаживалась в ложах, занимала абонированные места. Весь цвет венской знати сегодня на концерте. Только и слышны разговоры о Бетховене и его новом протеже – молодом скрипаче Бриджтауэре. Его называют новым гением. Венская аристократия любит давать оценки, вешать ярлыки, восхищаться, превозносить, а потом … забывает своих кумиров.

Наконец, к оркестру выходит Бетховен, господа затихают. Бетховен одет в новый фрак, что не преминула отметить дотошная публика. Композитор дирижирует своей второй симфонией, посвященной присутствующему на концерте князю Лихновскому. Композитор делает небольшой поклон, затем поворот в сторону своего друга и покровителя. Симфония уже звучала в прошлом сезоне на большом концерте-академии. И сейчас она исполняется по просьбе многочисленных почитателей таланта Бетховена. Жизнерадостный характер этой музыки, написанной в традициях Гайдна, созвучен настроению и мировосприятию венцев.

Композитора наградили бурными аплодисментами. По традиции в концерте автор должен показать себя не только как дирижер, но и как импровизатор, исполнитель.

Бетховен сел за рояль. В зале вновь тишина. Зная необузданный темперамент музыканта, публика не решается даже шепотом комментировать исполнение. У всех еще в памяти скандал – композитор прекратил играть у одного из «покровителей искусств», когда в зале послышались разговоры. Со словами: «Не собираюсь играть перед свиньями» рассвирепевший композитор встал из-за рояля и покинул дом.

Рояль под пальцами Бетховена был послушен и кроток: он то нежно пел, то изливал такие мощные звуковые потоки, что казалось, сама неистовая мать-природа грозой обрушивается на человечество. Как мощно импровизирует Бетховен!

Третья часть концерта-академии – исполнение сочинения, о котором ходили слухи, подогреваемые самим автором, рассказывающим друзьям о тех необыкновенных музыкальных средствах, которые он использует в этой музыке.

И вот, наконец, долгожданная премьера. На сцену выходит красавец мулат Бриджтауэр, следом за ним с кипой нотных листов, сшитых наспех, автор. Все взоры устремлены на музыкантов: восхищенно-любопытные – на изысканно одетого скрипача, точно сошедшего с модной картины, и любезно-покровительственные – на Бетховена.

К Бетховену подсаживается его юный ученик Фердинанд Рис. У него сегодня ответственная миссия: он должен переворачивать страницы. Никто не знает, как волнуется юноша. Маэстро может сыграть наизусть свою партию, но традиции требуют, чтобы в знак уважения к публике композитор ставил ноты на пюпитр. Никто не догадывается, какая авантюра – это сегодняшнее исполнение. Еще не было пяти утра, когда Риса разбудил учитель и попросил переписать партию скрипки. Как ни старался Фердинанд, но успел переписать только первую часть. Вторую часть Бриджтауэру предстояло играть по партитуре Бетховена, заглядывая композитору через плечо. Да и партитурой это было сложно назвать: партия скрипки выписана четко и аккуратно, свою партию автор только наметил, оставляя большие пустоты. Вот поэтому так волновался ученик Бетховена. Хорошо, что хоть третья часть написана четко и красиво. Только он, Фердинанд, знает, что Бетховен не успел написать финал сонаты и попросту взял его из своего раннего сочинения.

Зал постепенно заполняет музыка. Действительно, ничего подобного венская публика еще не слышала: музыка действует гипнотически, ее невозможно описать словами. Публика обескуражена. Да, техника запредельная. Но сама музыка… это не просто разговор, это обнаженная эмоция, электризующая слушателя, передающаяся от скрипача к пианисту – это разговор на равных. Две бушующие стихии. Казалась бы, нельзя дойти до такой степени обнаженной экзальтации, порыва чувств – не выдержит само человеческое естество. Но вот вторая часть, и вновь поединок, утонченный дуэт сплетает ажурную мелодическую ткань. Только третья часть уносит слушателей в обычный мир, мир танцевальной стихии, радости и юмора.

Зал неистовствует. Нет равнодушных. Есть недоумевающие, есть удивленные, по большей части – покоренные гением композитора и неистовым темпераментом столь экзотичного дуэта. Музыкантов вызывают несколько раз на поклон. Овации, букеты, визитки, приглашения. Концерт окончен. Бриджтауэр и Бетховен в кольце поклонников. Вновь – букеты, приглашения, признания, восклицания. Композитор устал. Он ищет глазами ее, ту, которая с недавнего времени занимает его ум и воображение, ее, чей образ он представляет, импровизируя за роялем, готовясь к очередному выступлению. Ему хочется узнать ее мнение, просто услышать ее голос… Он замечает Марию рядом с Бриджтауэром. Что это? Она протягивает цветок скрипачу. Вся кровь прихлынула к вискам Бетховена. Девушка любезничает с мулатом. А он принимает цветок и что-то в ответ говорит, от чего у девушки начинают розоветь щеки.

Вся радость от концерта уходит на второй план. Как она может любезничать со скрипачом? Ведь еще недавно в гостиной ее отца они играли в четыре руки пьесы, специально сочиненные Бетховеном для этих встреч. А Джордж, он же знает об увлечении Бетховена!

Дальнейшее общение с публикой становится настолько тягостным, что Бетховен, раскланявшись, поспешно уезжает домой.

Мысли о Марии не покидают Бетховена. Он вспоминает их встречи в доме ее отца – князя Лихновского. Бетховен запросто приезжает в этот гостеприимный дом, подолгу гостит. Он импровизирует, сочиняет. В его распоряжении новый рояль. Свобода и никаких обязательств. Да, он музицирует с князем, играет в четыре руки с очаровательной Марией. В доме с каким-то благоговеньем относятся к Бетховену, потакают всем его причудам, не беспокоят во время занятий. Можно сказать, в этом доме царит культ Бетховена. Мария с увлечением разучивает пьесы, написанные специально для этих встреч. Поддавшись всеобщему увлечению композитором, Мария оказывает Бетховену знаки внимания: они много беседуют, прогуливаются по парку, раскинувшемуся вокруг резиденции Лихновских. Бетховен вспоминает эти прогулки, легкие рукопожатия, многозначительные взгляды… Нет, не может она променять его на легковесного модника, пусть и сверхталантливого исполнителя – Бриджтауэра. Он еще поборется за свою любовь!

И вновь мысль Бетховена уносится в прошлое. Да, именно у Лихновских композитор познакомился с модным скрипачом Бриджтауэром. Бетховена заинтересовала личность скрипача – ему представили Джорджа Полгрина как абиссинского принца, мулата, необыкновенно одаренного человека, получившего прекрасное образование.

На первом импровизированном концерте у Лихновских Бетховен аккомпанировал музыканту. Это были пьесы самого Бриджтауэра, изящные вещицы, не лишенные вкуса. Бетховен помнит в мельчайших подробностях их первый разговор.

Где вы научились так прекрасно играть на скрипке?

Я учился сначала у отца, затем благодаря покровительству князя Карла обучался в Чехии и Англии.

У вас прекрасные пьесы! Кто ваш наставник по композиции?

В доме Миклоша Эстергази меня представили маэстро Гайдну, который любезно дал мне несколько уроков, – с очаровательной улыбкой отвечал Джордж.

Вы искренни, это мне нравится! Я предлагаю вам совместный концерт. Пока не знаю где и когда, а впрочем, об этом позаботится мой друг Шуппанциг. Я сочиню для вас пьесу, да-да, такую пьесу, что публика ахнет!

Накануне концерта-академии Бриджтауэр получил от Бетховена шутливое послание: Друг мой, я выполнил обещание, для вас готова «Мулатская соната, сочинённая для мулата Бришдауэра, великого сумасброда и мулатского композитора».

Он знает, как наказать коварного друга. Бетховен рвет первую страницу, на которой написано посвящение. Он переписывает ее заново с посвящением прославленному скрипачу, завоевавшему умы всей Европы – Родольфу Крейцеру. Все, работа окончена. Он допишет недостающие строчки и может отдавать ноты в издательство.

Эта мысль успокаивает Бетховена, и он садится за свой рояль. Только ему он поверяет свои самые сокровенные тайны.

На следующий день газеты выходят с рецензиями на концерт. Рецензенты оказались более консервативными, чем вчерашние слушатели. Все высказывания сводились к одному: «соната странная, самонадеянная и претенциозная», а венская «Всеобщая музыкальная газета» назвала произведение актом «эстетического и художественного терроризма». Но Бетховен не обращает внимания на эти мелкие уколы. У него уже новые замыслы, новые планы. Ему не до газетной шумихи и великосветских сплетен. В его сознании звучит новая музыка, она властно рвется на свободу!

Бетховен простит свою ветреную подругу, он еще не раз появится в доме князя Лихновского, пока их пути совсем не разойдутся.

Бриджтауэр станет Бетховену неинтересен, и, как человек резкий и категоричный, Людвиг прекратит с ним творческое общение. С Крейцером же Бетховен, напротив, будет общаться, несмотря на то, что Родольф Крейцер так и не сыграет гениальное произведение, посвященное ему. Крейцер счел это произведение слишком трудным, даже абсурдным. А может быть, он обиделся на композитора, изначально посвятившего это произведение другому исполнителю. Кто знает?

Далеко в прошлом остался тот памятный концерт, ссора исполнителей, недомолвки и пересуды… Произведение живет, его исполняют величайшие музыканты мира и благодарят немецкого гения, подарившего человечеству эту неистовую и прекрасную музыку!

 

Аве Мария

 

Как прекрасен старинный австрийский городок Гмунден! Его маленькие улочки, с расположенными на них фахверковыми домиками, придают неповторимое очарование средневековому городу. Булыжные мостовые помнят и колеса телег, нагруженных солью, направляющиеся в соседние города, и подковы лошадей с воинами-всадниками, и каблуки простых ремесленников, шагающих с товаром на рыночную площадь… Со стороны Ратушной площади открывается вид на гору Грюнберг, ее серебристая макушка величаво возвышается над городком. Вдали виднеется великолепный старинный замок Шлосс Орт. Город расположен на берегу живописного озера Траунзее. Самые красивые виды открываются с середины озера. Отдыхающие в сопровождении лодочника совершают прогулки по Траунзее. На середине озера лодочник перестает грести. Достав из-под сиденья маленькую трубу, он извлекает музыкальную фразу, мелодия тут же возвращается эхом от горы, трубач продолжает, гора опять отвечает. Этот аттракцион привлекает множество любопытных. Лодки никогда не пустуют, и лодочники всегда заработают себе на хлеб. Пресытившись водными прогулками, публика продолжает свой отдых на берегу озера, рассредоточившись по маленьким тавернам, береговым тропинкам, уединившись в беседках и прохладных скверах.

Среди гуляющих можно заметить небольшую группу молодых людей, явно приезжих. Иногда к ним присоединяется импозантный мужчина лет пятидесяти. Шумная компания отличается от всех отдыхающих: молодые люди постоянно о чем-то оживленно беседуют, иногда спорят. Это гости местного богача, купца и филантропа Фердинанда Травегера. Он приютил у себя в доме известного певца Иоганна Фогля и его концертмейстера, композитора Франца Шуберта. С Фоглем Фердинанд был знаком давно и, узнав, что певец с концертом будет в Гмундене, решил заполучить его к себе. Когда выяснилось, что аккомпанирует ему тот самый Шуберт, чьи песни распевают по всему городку, он захотел пригласить артистов к себе погостить надолго.

Шумная компания прогуливается вдоль озера, как и все, катается на лодке, подолгу сидит в таверне, потягивая местное вино и оживленно беседуя.

Господа, а правда, как хороша дочка Травегера, – произносит молодой человек, изысканно одетый. Это Мориц фон Швинд, художник, весельчак и балагур.

А как она поет песни Франца! – добавляет высокий брюнет с живыми карими глазами, поэт Йоганн Майрхофер.

Йоганн, вы обещали Францу новые стихи, – переводит разговор на другую тему господин постарше, обращаясь к высокому брюнету. Это Иоганн Фогль, певец, человек уже известный, а потому старающийся вести себя более сдержанно.

Да-да, я кое-что припас сегодня,– ответил кареглазый молодой человек.

Все это время, пока шла непринужденная беседа, четвертый полноватый, скромно, если не сказать, бедно одетый мужчина не проронил ни одного слова. Он рассеянно слушал говоривших, иногда мысли уносили его куда-то далеко, и тогда лицо озаряла улыбка. Молодого человека звали Франц Шуберт. Это для него должен принести стихи начинающий поэт Йоганн Майрхофер.

Я принес стихи, но не свои. Посмотри, Франц, какие великолепные стихи я обнаружил в книжной лавке.

Вальтер Скотт. Поэма «Дева озера», перевод на немецкий Адама Шторка, – чуть заикаясь, читает Франц.

Он всегда заикается, когда испытывает волнение.

Франц, эти стихи – настоящий подарок. Ты напишешь гениальную музыку! На берегу этого великолепного озера появится «Дева озера» – новый шедевр нашего друга, – добавляет Мориц.

Во время разговора он достает из кармана блокнот и торопливыми штрихами делает зарисовки. Вот кудрявая голова Шуберта, он в неизменных очках, которые из-за близорукости никогда не снимает, вот строгий профиль Иоганна Фогля, а это Йоганн Майрхофер – начинающий поэт. Как тонко подмечает черты каждого молодой художник. За точность и скорость его сравнивают с Шубертом. Шуберт также точен в своих музыкальных высказываниях, а скорость, с которой он создает свои произведения, поражает всех его друзей: кажется, он пишет не раздумывая, словно сам Бог диктует ему ноты!

Получив книжечку со стихами, Шуберт заметно оживляется. Течение мысли композитора уходит в другое русло, его перестают забавлять разговоры о прелестях дочки хозяина. Франц потихоньку листает книжные страницы. Теперь ему хочется поскорее уединиться, чтобы познакомиться с поэмой. Франц едва мог дождаться окончания прогулки. Все последующие дни он работал над текстом Вальтера Скотта. Эта поэма может стать основой оперы, с множеством героев и сложно закрученным сюжетом, но у Шуберта другие планы. Его тронули песни, своеобразные вставные номера поэмы. Выбрав семь из десяти, он сочинил трогательные вокальные миниатюры. Неделя пролетела как одно творческое мгновение!

На завтра в доме Фердинанда Травегера объявлена «Шубертиада» – концерт из произведений Франца Шуберта. Такие посиделки с танцами под аккомпанемент Франца, талантливыми импровизациями, исполнением его песен нередко устраивались в скромном жилище композитора в Вене. Завтра из соседнего Линца приедет графиня Софи Габриэль фон Вейсенвольф, почитательница таланта Шуберта. Графиня обладает сильным, выразительным голосом. Она спела все изданные песни Шуберта. На завтра назначено первое исполнение новых песен. Она будет петь песни Эллен.

Перед концертом назначена репетиция. Обычно «Шубертиады» – это импровизированные вечеринки, но сегодня иное дело! Нет, Франц не боится за свое сольное выступление. Ему не привыкать на ходу придумывать вальсы, лендлеры, марши. Его великолепная память удерживает десятки пьес, сыгранных на этих вечеринках. Уже на следующий день они обретут свою жизнь на нотных листах. Сегодня помимо импровизаций Шуберт представит песни на слова талантливого шотландского поэта Вальтера Скотта, песни, вдохновленные его творчеством и этим райским уголком, где музыкант обрел покой и уют. Великолепный Фогль проникся настроением песни Нормана. Как проникновенно звучит баритон певца! С песней гребцов любительский квартет тоже справляется, неплохо звучит и женский хор. Отрепетированы две песни Эллен, главной героини баллады. Но что-то не получается в третьей песне.

Дорогой Франц, – говорит Софи, обращаясь к композитору во время репетиции, – мы с вами пробовали третью песню Эллен и на английском, и на немецком, но что-то не так происходит в ритме музыки, она никак не хочет совпасть с ритмом стихотворения, – улыбается графиня, – эта музыка настолько возвышенна, божественно хороша, что ее можно сравнить с молитвой. Посмотрите, здесь автор в каждом куплете делает рефрен – «Аве Мария». Не попробовать ли сделать исключение и спеть не текст почтеннейшего Вальтера Скотта, а подложить латинскую молитву, обращенную к Деве Марии?

Шуберт задумался. Он не разделяет восторгов Софи по поводу этого произведения, куда больше ему нравится песня Нормана. Но почему бы не попробовать? Кивнув головой, Шуберт вновь садится за рояль. Несомненно, права графиня! Совсем по-другому зазвучала мелодия.

В этот день в доме Травегера необычайно шумно. Собралось все высшее общество Гмундена. Были приглашены отдыхающие аристократы.

Успех концерта превзошел все ожидания композитора. Нескончаемо бисировал Иоганн Фогль. На ура прошли квартет гребцов и женский поминальный хор. Слушатели в каком-то благоговении внимали Эллен-Софии. Но наибольший успех выпал на последнюю песню. Как трепетно прозвучала «Аве Мария», мгновенно завоевав сердца присутствующих. Божественная мелодия лилась молитвенным гимном. Чистый серебристый голос Софии уносил слушателей в небеса, аккомпанемент, будто ангельская арфа, бережно обрамлял чудесную мелодию, и она словно растворялась в небесах. Слушатели, оглушенные красотой этого шедевра, первые секунды сидели в оцепенении. А затем – шквал эмоций, аплодисменты, слезы восторга! Шуберт смущенно улыбался и неловко раскланивался, словно стесняясь своего успеха. Растроганная публика долго не отпускала автора и исполнителей.

После концерта, расчувствовавшись, композитор вручил графине ноты песен с благодарным посвящением. Вот он настоящий успех! Ко всему прочему, нотоиздатель, присутствующий на концерте, предложил контракт на 200 гульденов. Для бедного музыканта неслыханная сумма! Первый большой гонорар! Да, музыка Шуберта звучит повсюду, но гениальный композитор совсем не умеет устраивать свои дела. Бессмертные шедевры он порой отдает трактирщику за тарелку жаркого. Издатели платят копейки за его «Экспромты» и «Музыкальные моменты». Рукописи симфоний лежат в портфеле, часть нот – у друзей композитора. Надежда на постановку оперы тоже не оправдалась. Шуберт не умеет улаживать дела, разговаривать с импресарио, директорами театров и прочими сильными мира сего. Он застенчив и непрактичен. Застенчив до такой степени, что не решился даже подойти к девушке, певшей в церковном хоре его родного Лихтенталя. Тереза, девушка с ангельским голосом, так и не дождалась признаний скромного музыканта и вышла замуж за более разговорчивого и обеспеченного кондитера.

Вечером взволнованный композитор долго не может уснуть! Если есть абсолютное счастье, то для него – это сегодняшний день.

Франц полон новых планов, надежд. Ему кажется, что впереди будет только радость и успех, даже болезнь, подтачивающая его здоровье, казалось, отступает.

Он берется за перо. Бумага, чернила – все здесь, рядом. Заботливые друзья всегда подкладывают стопки чистой бумаги на столик рядом с кроватью музыканта. Шуберт и во сне сочиняет музыку, поэтому даже на ночь не снимает очки. Приснившаяся музыка тут же превращается в нотные знаки. Но сейчас ему хочется поделиться радостью с самыми близкими людьми.

Шуберт ведет оживленную переписку с семьей. Столько лет Франц был отлучен от родного дома из-за решения добиваться успеха в качестве музыканта. Отец никак не мог смириться с мыслью, что его милый, всегда послушный сын Франц не захочет продолжить учительскую династию. Отец был вне себя от гнева, когда Франц покинул дом и уехал в Вену: «Я родился, чтобы сочинять музыку!» – в сердцах воскликнул музыкант. И вот сейчас, когда песни Франца Шуберта стали исполнять во всех городах Австрии, а музыкальные издательства решились напечатать его произведения, отец наконец поверил в предназначение сына.

Шуберт торопливым почерком пишет отцу и мачехе, делясь своими планами: «Я поступил с этими песнями иначе, чем обычно. Автор стихов – знаменитый Вальтер Скотт. Если, издавая их, добавить английский текст, то они сделают меня более известным в Англии». И далее Франц описывает небывалый успех сегодняшнего концерта, не забыв упомянуть и двести гульденов гонорара.

Счастливо улыбаясь, Шуберт засыпает. Впервые он спит безмятежно. Добрые ласковые образы матушки, девы озера Эллен и его несостоявшейся невесты Терезы, как легкие облака проплывают, укачивая и успокаивая. Нежная мелодия «Аве Мария» убаюкивает музыканта.

Через несколько дней Шуберт и Фогль покинут гостеприимный дом Травегера. Они продолжат концертное турне по городам Австрии. И в каждом городе, опережая музыкантов, будет звучать божественная «Аве Мария», бессмертный шедевр гения!

Еще три года жизни будет отпущено Францу Шуберту. После гастролей по городам Австрии друзья Шуберта устроят в Вене настоящий авторский концерт композитора: в большом зале с профессиональным оркестром. Еще один краткий миг славы и некоторого финансового благополучия. За эти годы Шуберт напишет много новых песен, фортепианных пьес, симфонии и оперы. Его музыка станет частью музыкальной жизни Австрии, а песня «Аве Мария», перелетев все границы и барьеры, – музыкальным автографом гениального австрийского композитора Франца Шуберта.

 

Полонез Огинского

 

В 1833 году на небольшой вилле Флоренции в одиночестве заканчивал свой земной путь Михал Клеофас Огинский. Новое поколение шумных, энергичных итальянцев не догадывалось, какой неординарный человек находится рядом с ними. Человек-легенда, эпоха; человек, о котором можно было бы написать интереснейший роман, настолько его жизненная дорога делала крутые виражи.

Кто он, господин Огинский? Аристократ, патриот утраченного государства? Да. Дипломат? Да. Тайный советник? Да. А еще писатель-мемуарист, музыкант, композитор, создатель бесчисленных маршей, вальсов и полонезов…

Полонез Огинского – именно такое словосочетание и войдет в историю, обессмертит это имя!

Михал Клеофас каждое утро, превозмогая слабость, садится за рабочий стол и изящным почерком пишет мемуары. Ему есть о чем поведать человечеству. Вся его жизнь – служение любимой Польше. Все его поступки, мысли и действия – на благо Родине. Его мечта – возрождение Речи Посполитой – потерпела крах. Он простился с мечтой, Родиной, с надеждой…

Михал Клеофас откладывает перо. Мысли, воспоминания, куда от них деться? Как не хватает ему сейчас тишины и покоя Залесья, уюта усадьбы, которую он отстраивал с такой любовью. Граф грустно улыбается: «Даже оранжерею построил».

Звук дверного колокольчика прервал плавное течение мысли Огинского. Слуга бесшумно открыл дверь. Граф прислушался: он никого не ждал сегодня. Голос дочери окончательно вернул его к действительности.

Амелия – единственное родное существо навещает больного графа. Немногочисленные друзья изредка тоже приходят, но то друзья.

Папа, я пришла помочь тебе с мемуарами, – дочь стремительно подходит к отцу, торопливо прикасается к его щеке. Амелия – его гордость и опора. Высокая, стройная, черноволосая красавица, она унаследовала внешние черты матери, смягченные аристократическими манерами отца.

В городе только и говорят о твоей книге. Издатели хотят иметь продолжение мемуаров.

Здравствуй, дочка, – отец неторопливо поднимается с кресла,– подожди, не спеши так. Посмотри, что принес мне вчера Мицкевич.

Амелия берет из рук отца новую книгу:

Пан Адам издал сборник стихов? Он был у тебя?

Да, вчера он навещал меня. Мы обменялись книгами. Я подарил ему свой нотный сборник. Мы играли в шахматы, много спорили, вспоминали.

По лицу Михала прошла тень, словно осязаемые картины прошлого проплыли перед глазами князя.

Амелия чутко уловила перемену настроения отца и решила увести разговор в иное русло.

Отец, вчера в храме видела пана Станислава Понятовского-младшего, он велел кланяться тебе.

Как здоровье пана Станислава?

Дочка пожала плечами:

Как может чувствовать себя восьмидесятилетний старик? Болеет, но тоже пишет свои воспоминания о Польше, о своем дяде – короле.

Интересный был человек – последний король Польши, Станислав Понятовский, талантливый, но слабовольный.

Папа, ты все-таки продолжение будешь дописывать на французском?

Если не успею перевести, этим займешься ты.

Французская газета назвала тебя «человеком, написавшим самую правдивую историю Польши», – продолжила Амелия, не переставая двигаться по комнате.

Михал грустно улыбнулся. Всю жизнь, где бы он ни находился, в какой водоворот событий ни попадал, он вел дневники, которые и помогли ему составить мемуары. Амелия вновь переменила тему. Стремительность в поступках, разговоре, смене тем – это у дочери от матери-итальянки, порывистой, неугомонной. И вновь Огинский ловит себя на мысли: черты дочери напоминают ему бывшую жену Марию Нери – главную ошибку его молодости.

Папа, мы с Каролем были в гостях у Демидовых. Ты знаешь его, – Амелия не успевает договорить.

У какого из Демидовых вы были?

У Анатолия. Это тот самый русский богач, который восстанавливает на свои деньги фасад церкви Санта-Кроче. У них были супруги Бутурлины. Но не это самое главное. На приеме Анатолий сыграл твой полонез ля минор, а Бутурлин спросил меня: «Правда ли, что он называется «Прощание с Родиной»?»

Михал прикрыл глаза. Чуть заметная тень вновь пробежала по его лицу. И вновь голос Амелии не дал ему погрузиться в тяжкие воспоминания.

Папа, но ведь в твоем сборнике, который вышел недавно, этот полонез никак не назван.

Да, Амелия, я никак его не называл, название придумали мои друзья, с кем я находился в армии Костюшко. Я написал его после того, как нашу Речь Посполитую в третий раз разделили – в роковом 1795 году.

Невольно Михал перешел на возвышенный тон.

Эта музыка – мое прощание с навсегда утраченной Родиной, мечтой.

Михал Клеофас вновь погрузился в раздумья. Сколько раз ему пришлось под разными вымышленными именами скитаться по странам в поисках союзников для восстановления Речи Посполитой! Знание многих европейских языков, на которых дипломат Огинский говорил без акцента – спасибо учителю Жану Роле – помогло ему без труда обманывать европейскую полицию, разыскивающую опасного государственного преступника Огинского. Отпрыск знатного рода выдавал себя то за французского торговца Жана Риделя, то за польского шляхтича Михайловского, то за английского негоцианта. Некогда владелец огромного состояния, часть которого он вложил в вооружение армии Костюшко, другую же часть конфисковали российские власти, он жил весьма скромно. Лишь с воцарением Александра Первого Огинский получил прощение, а с ним возврат конфискованных земель и возможность беспрепятственно передвигаться по миру. Сколько раз его пытались возвратить к государственной деятельности, ведь он был опытным дипломатом. Поняв, что ни один правитель не примет его план восстановления польского государства, Огинский удалился от дел.

Воспользовавшись советом врачей сменить холодный климат на более мягкий, Михал Клеофас покинул Сморгонское Залесье и поселился во Флоренции. Вот уже почти десять лет он живет на этой благословенной земле.

Папа, папа, ты меня не слышишь, – испуганная Амелия наклоняется к отцу.

Прости дочка, я задумался. Souvenirs, où aller de vous, – не замечая, он перешел на французский.

Папа, хочешь, я тебе поиграю?

Огинский кивнул головой. Амелия подошла к кабинетному роялю, открыв крышку, пробежала по клавишам, на секунду задумавшись, взяла первые звуки знакомого с детства полонеза. Не зря современники назвали это произведение «самым грустным полонезом». Нежная, лирическая, чуть меланхоличная музыка наполнила комнату. Тема, напоминающая скорее песню, чем полонез, зазвучала печально и трогательно.

Михал слушал, закрыв глаза. Странное чувство овладевало им. Он вновь почувствовал себя молодым и энергичным. Картины Варшавского предместья и Залесья, сменяя друг друга, плавно проходили перед Огинским.

Нежная певучая тема продолжала жить в многочисленных вариациях, приближаясь к собственно теме полонеза – вот она, горделивая ритмичная мелодия, олицетворение гордой Польши. И вновь песенная повторяющаяся мелодия, как напоминание об утраченном счастье. Михал вслушивается в игру дочери. Как чутко она понимает музыку!

Теплый вечер незаметно опустился на город. Амелия играла вальсы, польки и марши, сочиненные отцом. Она хорошо знала эту талантливую музыку и прекрасно ее исполняла. Пообещав завтра прийти для работы над рукописью, Амелия покинула дом отца.

Еще много раз Амелия будет приходить в дом на пьяцца Санта Мария Новелла, чтобы скрасить одиночество угасающего человека, помочь с бумагами. И каждый вечер будет непременно заканчиваться музыкой. Так захотел отец.

Через полгода шестидесятивосьмилетний Михал Клеофас Огинский скончается. Его похоронят вдали от Родины, во Флоренции, в городе, ставшем пристанищем польского рыцаря и романтика, мечтавшего о невозможном – возвращении былого величия Речи Посполитой. Его, как крупнейшего политика, похоронили в Пантеоне выдающихся деятелей во флорентийской церкви Санта-Кроче рядом с Данте, Галилеем и Микеланджело.

Три страны – Беларусь, Литва и Польша, считая Огинского своим национальным гением, будут много делать для увековечивания памяти этого неординарного человека. Ему поставят памятники, его именем назовут улицы и учебные заведения. А в Беларуси, в имении Огинских в Залесье, откроют музей.

Среди множества талантливых страниц, написанных Огинским-композитором, только его полонез ля минор «Прощание с Родиной» обретет всемирную известность. Что-то есть в этой музыке, что берет за душу, заставляет трепетать сердце и простого человека, и ученого, человека любой национальности и вероисповедания. Это вселенская история, над которой не властно время…

 

Март 2022 года