Рассветом душа воспылала

Рассветом душа воспылала

Стихи

ЧЕРНОВИК

 

Откуда вы, стихи, берётесь?

Я рада и удивлена,

Когда нежданно вы вернётесь

Ко мне, как в январе — весна.

 

Я режу лук. Я плачу слёзно.

Стихи?!. Я вас сейчас не жду.

А вы явились! Несерьёзно…

И всё ж от вас я не уйду.

 

От вас не сделаю ни шагу!

Не потеряйтесь, я прошу!

На ту, что под рукой, бумагу

Я поскорей вас запишу.

 

Что под рукой? От упаковки

Клочок с ладонь величиной.

И на него без остановки

Бежит мой почерк озорной.

 

Стихи записаны. Пытаюсь

Я лук дорезать, окосев.

С небес на землю опускаюсь

И становлюсь опять как все.

 

Как все… Уже я не владею

Тем, что не каждому под власть.

Как все. И я — уже не фея.

Мне был отпущен только час.

 

Как все… Как будто не ловила

Ниспосланных мне свыше строк…

Но вот же он — со мной — мой милый,

Замызганный черновичок!

 

 

***

 

Спасибо, судьба, спасибо

За то, что рядом рассвет

Плывёт златопёрой рыбой

И мне девятнадцать лет,

 

Что совесть пока спокойна

И не в чем себя винить,

За то, что любви достойна,

За то, что могу любить,

 

За то, что живу в надежде

На лучшее впереди,

За то, что иду, как прежде,

По праведному пути,

 

Спасибо, что ты лишила

Непрочных земных побед,

Что в сердце я зла не носила

И злом не платила в ответ.

 

 

ЧУЖИЕ

 

Жёлтый лист на асфальт

Мягкой лапкой ложился.

Невозможно на нём

Взгляда не задержать.

Неказистый наш двор

Клёном так осветился,

Словно клён возмечтал

Жарким солнышком стать.

 

И зачем же ты, осень,

По-царски одета?

Может, хочешь печали мои исцелить?

Всё равно пропадёт

Столько тёплого света,

Если не с кем его

Пополам разделить.

 

Спрячу эти стихи,

Мужу не покажу их,

Чтоб не стало обидно

До зелёной тоски, —

Взглянет он на меня,

Будто бы на чужую,

Да промолвит:

«Поштопала б лучше носки…»

 

И ребёнок не в силах связать воедино

Двух чужих

И, по сути, далёких людей.

Оттого ли,

Что лада у нас нет в помине,

Он заходится плачем

В коляске своей?

 

 

ТРЕБУЮ РЕМОНТА

 

Мне ль покорять вершины?

Следовать за горизонтом?

Я — человек-машина,

Требующая ремонта.

 

Требую я ремонта.

Нет моей больше силы,

Так как стреляют с фронта

И не жалеют с тыла.

 

С фронта — уж пусть стреляют,

Это удел их вражий.

Пусть, как собаки, лают,

Пусть поколотят даже —

 

Это не так уж страшно,

Это не раз уж было.

Страшно — когда продажно

То, что считаешь тылом.

 

 

МАМЕ

 

Тает снег в феврале. Перегнать

Зимний месяц весна замышляла.

Мама… Мамочка… Я же опять

Твои руки во сне целовала.

 

Помнишь — детство. Вечерняя тишь.

Ты с вязаньем при свете торшера

До полночи сидишь и сидишь,

Словно символ надежды и веры.

 

Вьюга, злобно стеклом скрежеща,

Сотрясает оконную раму.

И, как будто защиты ища,

Я прошу: посиди со мной, мама.

 

Мама, вдруг это Баба-Яга

Тарабанится в окна рукою?

Что ты, это всего лишь пурга.

Спи спокойно. Ведь я же с тобою…

 

Ты обнимешь, и тёплый покой

От ладоней твоих разольётся.

Да, я знаю — пока ты со мной,

Всё уладится, всё утрясётся.

 

Но в сегодняшнем мире тревог

Я, уже повзрослевшая дочка,

Словно брошенный в воду щенок,

Выплываю сама. В одиночку.

 

А вокруг хуже, чем на войне, —

Ни друзей, ни врагов настоящих.

А вокруг — лишь подобные мне.

Много их — обозлённых, пропащих.

 

Может, лучше тебе и не знать,

Сколь от прихоти чьей-то зависим?

Я о том не пишу. Но как мать

Ты услышишь меня и без писем.

 

И опять через все города,

Через месяцы нашей разлуки

Снятся мне, как живая вода,

Руки помощи — мамины руки.

 

И такая от них благодать! —

Словно жить начинаешь сначала.

Мама… Мамочка… Я же опять

Твои руки во сне целовала.

 

 

СТРАНСТВИЯ МОИ

 

Мой путь лежал за три деревни.

По зимним сумеркам, пешком,

Знакомой тропкой стародревней

Я шла с тяжёлым рюкзаком.

 

А буйный ветер предо мною

Тропинку в поле заметал

И с ног сбивал со злобным воем,

И снегом по щекам хлестал.

 

Но я всё шла. Согнувшись, боком,

Лицо спасая от пурги.

И теплились навстречу окна

Избушки старой у реки.

 

В порывах вьюги свет оконный

Живой огонь напоминал —

Горел мерцающе, неровно,

То угасал, то оживал.

 

Казалось, это сердце билось.

А рядом — ночь. И, может, смерть.

И краешком души страшилась

Я в ту избушку не успеть.

 

И знала я — меня там ждали;

И на словах не передашь,

С какой надеждою шептали,

В окошко глядя, «Отче наш».

 

И мне, не раз судьбою битой,

Разочарованной не раз,

Так близок был и так открыт Он —

Кто Ангела в пути подаст.

 

 

РОДИНА

 

Моя Родина — в этой деревне заброшенной,

В заколоченном доме со старою крышей.

Там до окон осот дотянулся некошеный,

Но оставленный дом ещё жив, ещё дышит.

 

Этот дом ещё ждёт петушиного пения.

А надежду последнюю кто же отнимет?

И по-старчески скрипнет крылечко ступенями,

Мол, когда же хозяин придёт и починит?

 

Этот дом ещё ждёт, что проснётся деревня

И на все голоса замычит и залает.

А в деревне сквозь крыши ветвятся деревья,

И в округе берёзой поля зарастают.

 

 

СТРИЖ

 

Кружат в лазури быстрые стрижи.

Я сеном, словно в детстве, надышалась.

Покойно так. Ни зависти, ни лжи,

Ни злобы лютой будто не осталось —

 

Всё растворилось в этот летний зной.

Луга пестрят нехитрыми цветами.

Возможно ль даже мыслию одной

Грешить пред их невинными глазами?

 

Ещё чуть-чуть и, кажется, взлетишь,

Как в детстве давнем я ещё хотела.

Да только жаль, что я — не лёгкий стриж.

Да только не поднять мне в небо тела.

 

Я знаю, почему так лёгок он —

Ведь он в людских пороках не замешан.

Я знаю, почему он окрылён —

За то, что он беззлобен и безгрешен.

 

 

ИСПОВЕДЬ

 

Каюсь ведь.

Тех, кто кается, Бог не карает.

Исповедь.

Но души она не облегчает.

 

Отпустил

Мне священник грехи. Рвёт бумажку.

Он простил.

Отчего же по-прежнему тяжко?

 

Значит, нам

Непонятная Высшая Сила

В небе там

Не простила ещё. Не простила.

 

Выхожу

Из притвора под зимнее небо.

Не прошу

Я у неба насущного хлеба.

 

Мне — просить?

Я просить ничего не посмею.

Не простить.

Наказать. Но тогда — побыстрее.

 

Снег идёт.

О, какой он пушистый сегодня…

Сердце ждёт

И суда, и укора Господня.

 

Божий взор

На меня с этим снегом исходит.

Не укор

В нём, легчайшем, что тает в полёте.

 

И до дна,

До глубин, до души тоже — тает.

Прощена!

Если греет, то, значит, — прощает.

 

Не огнём,

А рассветом душа воспылала.

Я о Нём

И о том, как прощают, не знала…

 

 

ТЫ ПРИДЁШЬ

 

Ты придёшь. Я не знаю — когда.

Ты придёшь. Я не знаю — откуда.

Ты придёшь, моя боль и мечта.

Ты придёшь — я надеюсь на чудо.

 

Почему-то всё кажется мне,

Что однажды в метро иль в трамвае,

Может быть, на чужой стороне,

Всё равно я тебя повстречаю.

 

Мы узнаем друг друга в толпе.

И, мешая снующим прохожим,

Остановимся, оторопев.

Не иначе. Иначе — не сможем.

 

Я за это бы всё отдала,

Всю себя до последней кровинки.

Почему я тебя не ждала?

Не по той убежала тропинке?

 

А тропинке не видно конца,

И обратно идти — нету силы.

Почему два заветных кольца

Не с тобою навек разделила?

 

Перед кем же погибельней ложь —

Перед ним или перед тобою?

Ведь однажды ты всё же придёшь

И оставишь без сна и покоя.

 

 

НЕ ЗАПЯТНАН!

 

Гаснет летний день без мук,

День остывший.

Здравствуй, мой далёкий друг

Позабывший.

 

Здравствуй. Встречи не прошу.

И, тем паче,

Писем больше не пишу

И не плачу.

 

Не надеясь ни на что,

Захандрила.

Неизвестного в пальто

Закадрила.

 

А точнее, он и сам

Закадрился —

Познакомился да вслед

Покатился.

 

И неглупый вроде он,

И небедный.

И не старый. А не тот,

Не заветный.

 

Не понять одним умом —

Что мешает?

Всё меня коробит в нём,

Раздражает.

 

А когда он обнимать

Стал пытаться —

Захотелось убежать,

Потеряться.

 

Что и сделано уже.

И не каюсь.

Сразу легче на душе.

Улыбаюсь.

 

Улыбаюсь-то зачем?

Непонятно…

Ты никем, никем, никем

Не запятнан!

 

 

***

 

Не одиноко одной.

Тоненький колос —

Сын подрастает. Давно ль

Был мне по пояс?

 

И не давал заскучать,

Быстрый, как птица.

Нынче он мне до плеча.

Рост — метр тридцать.

 

Всюду я об руку с ним.

Как же иначе?

Вместе картошку растим

Летом на даче,

 

Вместе в походы идём,

Варим варенье,

В церковь на службу — вдвоём

По воскресеньям.

 

Может, напрасно хожу?

Сына таскаю?

Бог-то, как я погляжу,

Нас не спасает.

 

Та же осталась нужда,

Те же невзгоды.

Видимо, тянет сюда

Русское что-то:

 

Голос ли русских корней?

Прошлых ли жизней?

То, что рассудка сильней

И атеизма.

 

Веровать — вера слаба.

Может, напрасно

Старой молитвы слова

Лью безучастно?

 

Или (настырный вопрос!)

Даже такою

Хладной молитвою мост

К Богу построю?

 

Вот что такое — расти

В годы безбожья.

Нет предо мною пути,

Лишь бездорожье…

 

Если бы кто приучал

Сызмальства к храму…

Сын, что уже до плеча,

Вышел не в маму.

 

Будит меня по утрам,

Как на зарядку:

Мама, молиться пора.

Молимся кратко.

 

И перед сном-то опять:

А помолиться?

Сын, я ложусь уже спать.

Хватит лениться.

 

Я полусонно ворчу:

Ах ты, диктатор!

Сказано — спать я хочу!

Встань, мама! Надо!

 

Что ж… Под иконы встаём.

Как из колодца

Наша молитва вдвоём

Чистая льётся…

 

Не одиноко одной…