Журнальный мир

КАЧЕЛИ

По городской улице идет старик. Проходит мимо детской площадки. Висячие качели слабо покачиваются.

Старик смотрит на качели, подходит к ним и после некоторого раздумья садится. Начинает потихоньку, задумчиво раскачиваться. Потом все сильнее.

Качели взлетают все выше и в какой-то момент возвращаются с мальчиком.

Мальчик еще немного раскачивается, потом притормаживает, соскакивает с качелей и убегает.

Качели продолжают тихонько раскачиваться, поскрипывая.

ОДИНОЧЕСТВО

Яхта в море.

На яхте небольшая компания людей. Им примерно лет по сорок. Мужчины, женшины. Общий разговор, смех, пиво. Один отделяется от товарищей, идет на корму.

Стоит, смотрит вдаль на воду, на пену за кормой.

Внезапно делает шаг и спокойно шагает за борт.

Уходит под воду «солдатиком».

Зеленоватая пода обволакивает.

Человек погружается все глубже, пока хватает воздуха.

А потом начинает спокойно, несуетливо выплывать.

Вынырнул, отдышался, огляделся. Яхты нигде нет.

Человек маленькой точкой один среди безбрежной воды.

В ПОЛЁТ

Заброшенный аэродром. Пустая взлетная полоса.

Через бетон кое-где пробивается трава.

По полосе идет высокая фигура.

Это старик.

Он идет медленно.

А потом все быстрее.

Бежит.

Раскидывает руки в стороны.

И превращается в мальчика.

И, оторвавшись от земли, взлетает.

И растворяется в белесом небе.

СТАРЫЙ КЛЮЧ

В витрине магазина выставлены ключи, замки, скобы, гвозди и шурупы. Разные, блестящие, большие и маленькие, болты и винты с головками различной формы и разной резьбой; замки современные с цифровым набором, висячие и врезные, с секретами и причудливыми прорезями. И среди всего этого великолепия, как видно, для контраста, вверху, почти в углу витрины, висит старый ржавый замок и большой ржавый ключ к нему.

Но вот чьи-то руки аккуратно положили внизу новый блестящий большой замок.

Вдруг солнечный луч упал на новый замок и отразился от его гладкой поверхности, и прежде серая, пасмурная картинка засияла, ожила, и солнечный луч начал гулять по замкам и болтикам, высвечивать их, и даже старый ключ заиграл своей ржавчиной.

Прошумела по улице тяжелая машина, задрожали стекла в витрине, задрожали и закачались ключи и замки на своих подвесках.

Но больше всех подпрыгивал Старый Ключ (как видно, вошел в резонанс). Резкий звук выхлопа машины – и ключ сорвался со своего места и упал вниз прямо на стеклянную баночку с машинным маслом. Баночка, конечно, разбилась, а наш ключ принял масляную ванну, часть ржавчины с него осыпалась, и как бы помолодел Старый Ключ, дрожь прошла по его стальному телу, встрепенулся он и покатился к новому сияющему замочку и даже перевернулся через голову, подпрыгнул, ударился о замок, упал, напрягся, подскочил и попытался попасть своей бородкой в дырочку нового Замка.

Снова неудача! Лежит ключ, не дышит. Пробежала тень по ключу, и снова выглянуло солнце и коснулось своим лучом блестящих мест на теле Старого Ключа. И грянул где-то вдали оркестр. И воспрял Старый Ключ. И восстал он: большой и сильный, и отряхнул с себя остатки ржавчины, поймал еще каплю масла – и ринулся в атаку на Замок. И попал он в желанную скважину, и воткнулся глубоко, и крякнул, и стал медленно проворачиваться, но вдруг застрял.

Но тут грянули литавры оркестра, и закрутился Ключ с новыми силами. Закрутился, но… вокруг себя самого, ибо бородка его прочно застряла в скважине.

И стал Ключ закручиваться в штопор.

И сломался под могучие звуки проходящего где-то неподалеку оркестра.

И сломался, и упал бездыханным в лужицу масла, осколки стекла от масленки и окалины его же ржавчины.

И стало видно на сломе Ключа, что внутри, под блестящей поверхностью, он совсем проржавел.

А Новый Замок напрягся и выплюнул, вытолкнул из себя остатки Старого Ключа. И засиял Замок с новой силой.

ТЕКСТ

Утро. Я стою перед зеркалом в ванной. Похоже, что зеркало заплевано мыльной пеной. Протираю. Проступает моё отражение. Надо бриться. Терпеть не могу бриться. Видеть себя в зеркале, вглядываться в свое отражение, проверять гладкость бритья. Где там ещё волоски остались? Вижу свой длинный нос, очки. Что-то птичье. Дайте мне шапочку – я стану петухом. Или попугаем с хохолком. Ладно. Всё смыть. Протягиваю руку, вытаскиваю длинное полотенце. Вытер лицо. Намотал полотенце на голову. Ну, чем я не шах-падишах? Потащил полотенце по полу. Тянется длинный полотенечный хвост. А я лежу на диване, как одалиск. В позе Махи. Перевернулся на спину. Смотрю в потолок. Оттуда, с потолка, бьёт свет. Придется встать. К стене прислонены рамки для картин. Задел ногой. Рамки повалились на пол. Какой же я неловкий! Поднял одну рамку. Заглянул в нее. Чем не портрет? Поднял другую рамку. И образ другой стал, и я сам преобразился. А потом ещё рамка. И снова я изменился. А если несколько рамок сложить вместе, что получится? Ладно, поставлю их аккуратно, чтоб больше не зацепить.

Передо мной чашечка. Кофе еще дымится. Вылить, что ли, себе на голову? Нее… Могу обжечься. Но хочется сотворить что-то безумное, даже неприличное. А что прилично-то? Назову себя Шерлоком Холмсом. И Ватсоном заодно. В одном лице. В одном, так сказать, флаконе. Чем они там занимались вдвоём? Опий курили. Наркоманы. А то и гомики. Нет, я не такой. А какой? Всё ищу, и нет ответа. Вот шкатулочка. Открываем. Побрякушки, висюльки, колечки, ожерелья. А может, я женщина? Так хочется надеть. А вот и надену. Хороша! И юбку-платье тоже хочу примерить. Как они вообще на каблуках ходят? Нет, я не женщина. Точно. Вон у меня ширинка какая. Платье брошено на пол. И ожерелье тоже. Что же мне всё неймется? Самокопаюсь. Сижу.

А сбоку ко мне протягивается женская рука. Я её нежно беру и осторожно целую. Ты моя Дульсинея. Или Лаура. Или как её там… С другой стороны другая рука. Тоже женская. Это уж наверняка Офелия. Целую руку. Ступай себе в монастырь. А я, значит, Гамлет, или Король Лир, или Шут. Шут его знает, кто я на самом деле. Кто-то постучал в окно. Это пластиковая птица прилетела. Ветер ее принес. А может, я вообще домашнее животное? Вот как мой кот любимый. И мы с ним братья по крови и по духу. И спать я люблю подолгу. А ещё есть предметы. У них своя жизнь. Вот, например, ножницы. Страшные. Сверкают. Кусают. Режут. Или вот носки. Всегда теряются. Всю жизнь ищут свою пару.

А вот шарик. Покатал его в руке, а выкатился вообще глаз. К чему бы это? Часы пробили. Взглянул на руку. А мои-то где? Вон их целая куча. Вывалил на стол. А какие правильные? Надел на руку. Сразу все? Ещё и на уши можно повесить. Вместо лапши.

И тут телефон позвонил. Отвечаю. – Да, это я. (А кто я, собственно?) Ну, хорошо. Иду. Всё. Меня вызывают. А я так и не докопался. Придётся в другой раз. Хлопнула дверь. Звон стекла. Лежит на полу зеркало – вдребезги.

И в каждом осколке – моё изображение.

ПЕРЕКРЁСТОК

Город. Улица. Снуют машины.

Перекресток. Светофор.

На улице, рядом с перекрестком, выступают цирковые артисты: акробатка и жонглер.

Акробатка кувыркается. Жонглер подбрасывает шарики.

Светофор: зеленый сменился желтым.

Машины замедлили ход.

Красный свет.

Машины остановились.

Пассажиры в машине смотрят на выступление артистов.

Мелькают шарики в руках жонглера.

Их все больше, и взлетают они все выше.

Вот жонглер подбросил шарик, и тот улетел в высоту и не возвращается.

Все смотрят в небо, ожидая шарика.

Небо: высокое голубое. Все выше: голубизна бледнеет, открывается чернота космоса с яркими звездами – и среди звезд завис, сверкая, шарик.

Шарик – после зависания – начинает стремительно падать.

Люди задрали головы вверх, ждут.

Шарик приближается, нарастает в размерах – и обрушивается на перекресток.

Все сметено, уничтожено.

В земле зияет черная воронка – сквозная дыра.

Шарик пронзает земной шар и вырывается из земли с другой стороны земного шара.

И улетает: голубой – светло-голубой – космос. Чернота.

Мигнул светофор – желтый.

Жонглер поймал шарик.

Из машины кинули монетки, акробатка поймала.

Зажегся зеленый.

Машины тронулись. Город живет.

МУЗЫКА В ПУСТЫНЕ

Пустыня. Бескрайняя. Жёлтый песок на весь экран.

А посредине черная точка – какая-то коробочка.

Приближаемся, а это – неожиданно – орган.

А к коробочке движется, ещё не видя ее, другая точка – это человек.

Приближается к органу, открывает клавиатуру и начинает играть (разумеется, фугу Баха).

И пустыня начинает расцветать, пробивается травка, затем кустарник, деревья, побежали ручейки. И вот уже вырастают дома, задвигались машины по новым дорогам. Жизнь!

Но фуга подошла к концу, человек закончил играть, закрыл крышку – и разом все исчезло.

И снова лишь песок по всему пространству.

Да и самого человека уже нет.

Вылез из песка маленький паучок, нашел соломинку, схватил ее, приподнялся и стал в нее дуть, стараясь повторить мелодию фуги.

И навстречу этой робкой мелодии вылезла из песка тонкая травинка и закачалась на ветру.

НАВСЕГДА

В выжженном солнцем небе парит ястреб.

И с его высоты мы видим бескрайнюю пустыню с россыпью движущихся точек.

Ястреб снижается и летит низко.

Пасется овца. Еще одна. И еще несколько.

А вот и их пастух: старый бедуин.

У него за спиной его шатер. И колодец неподалёку.

Возле шатра играют дети. Женщина что-то готовит на огне.

За шатром – небольшой погост – могильные камни.

А вокруг – сколько хватает взгляда – бесконечная пустыня, выжженные солнцем сопки.

Овец становится все больше. Стадо растет. Бедуин пасёт овец уже с сыном-подростком.

Прибавилось и камней на кладбище.

А пустыня все та же – неизменная.

Овцы пасутся уже тучей. Бедуин при них.

Кладбище тоже значительно разрослось.

Бедуин сидит у своего шатра. Курит кальян, глядя вдаль.

Ястреб все так же парит.

И видит, что вокруг бедуинского стойбища вырос город.

Там ездят машины, суетятся люди, зеленеют деревья.

Вьется дымок над кальяном, заволакивает картинку.

СОЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕК

Мы летим вдоль Мертвого моря. Видим, как оно мелеет, как отступает вода, оставляя треснувшую, высохшую почву.

Соляные образования, торчащие из воды. Они все больше, все крупнее.

Вода быстро отступает у нас на глазах, и соляная глыба превращается в Соляного Человека с грубыми и страшными чертами лица.

Содрогнулся Соляной Человек и двинулся к берегу, с трудом волочась по дну.

Но на мелководье Соляной обретает ноги и шагает все увереннее.

Вот он уже ступил на берег, схватил своей соляной лапой пластиковый стул, и стул превратился в соль и рассыпался.

А Соляной немного подрос. Так же он расправился с лежаком и с пляжным зонтом. И зашагал вглубь берега, удаляясь от моря и оставляя за собой расширяющийся соляной след.

Соляной добрался до машин и превратил их в соль.

Разрушив первый ряд прибрежных магазинов, Соляной вырос на глазах и движется все увереннее к гостиницам Эйн Бокек.

Под его мощной дланью рассыпаются солью гостиничные здания.

Соляной гигант возвышается над соляной пустыней, победно её оглядывая.

Соль да соль кругом.

Соляной улыбается страшной улыбкой.

Вдруг с небес протягивается большая человеческая рука с лейкой и начинает лить на Соляного воду.

И Соляной начинает таять, растворяться.

А вода продолжает литься, и вот уже от гиганта ничего не осталось.

Вода прибывает, и Мертвое море поднимается.

Теперь вся поверхность залита водой.

СПАСИТЕ МЕРТВОЕ МОРЕ