Журнальный мир

Каков он – настоящий поэт? Юлия Нифонтова даёт ответ на данный вопрос через образ Жерара (Жени) – истинного поэта, живущего непредсказуемой, полуголодной жизнью и свято верившего в свою гениальность, который шёл по жизни рука об руку со своим Вдохновением.

Действительно, Вдохновение для настоящего поэта – вечный спутник и источник жизни. Оно способно преображать внутренний и внешний мир человека, который его познает.

Прототипом главного героя рассказа стал талантливый поэт Евгений Тангейзер (Маликов). Нифонтовой удалось с точностью передать образ Маликова: его характер, повадки, речь и т.д. Те, кто знают данного поэта, непременно узнают его и вспомнят те случаи, которые описываются в данном рассказе. То есть произведение Ю. Нифонтовой являет собой тёплые воспоминания, ностальгию по давним временам, людям и событиям… А главное, читатель сможет вновь встретиться с Женей.

Нам известно, что творческие люди (писатели и поэты), не смотря на превосходные плоды своего творчества, жили без изысков. Таким перед нами и предстаёт главный герой рассказа Жерар. Его оболочка (внешний вид) безупречен. Но эта обманчивая безупречность тщательно скрывает подлинные обстоятельства образа жизни поэта.

Мотив скитания в поисках истиной любви в рассказе приобретает оттенок поиска способа выжить в нищете. При этом главный герой не только живёт за счёт разных женщин, с которыми его сводит судьба, но и старается зарабатывать на хлеб насущный собственными усилиями, что совсем ему не свойственно.

Как и любой выдающийся поэт, Жерар рано и трагически ушёл из жизни… Стоит отметить, что смерть главного героя настолько нелепа, глупа и несвойственна для такого внимательного и осторожного человека. В некотором роде – продумана.

В данном рассказе реализована традиция русских писателей и поэтов: сжигание рукописей. Но, стоит заметить, что главный герой сжигает их не собственноручно. Это делает обстоятельство – случай, который уносит жизнь поэта вместе с его творчеством.

«Говорят, поэт состоялся, если после него в памяти народной осталась хоть строчка. А мы с Кариной помним целое четверостишие,…написанное не для гордыни, а для вечности… о его неуёмной жажде любви, которую ему так и не суждено было утолить…»