Реликварий

Реликварий

* * *
Ты выкрал из своего детства
бровь опалённую внезапной вспышкой
куска рубероида из разбойничьего костра на пустыре
а еще зуб сломанный ударом гирьки на цепочке
во время нервного срыва
а еще постоянное желание идти в неизвестность
без остановки пока не рухнешь от бессилия
Это хорошая смерть

Твой ангельский фас
всегда противостоит твоему же
дьявольскому профилю
Ты постоянно алчешь
гордыню полной свободы
но при этом слишком мягок
от нежелания причинить кому-нибудь боль
и слишком застенчив
потребовать что-то лично для себя

Березовое стило твоего времени
увы уже притупилось
и больше неспособно выдавить
на застывшем до окаменения воске
твой личный код
ведь абсолютно невозможно определить
точные координаты
марш-бросков твоего сознания-настроения

Ты — блуждающий по Эгеиде остров
чьи скалистые берега
выжжены бесплодны и неприступны
но именно среди его колючих кустов
Латона родит от неба
не половинных а настоящих богов
Поэтому забудь
все свои прежние влюбленности в кариатид
ведь они мечтают только о крыше
которая молча и сухо покрывает их
Но крыша – далеко не небо
А небо – увы дождит


 

* * *
Ворочаюсь в берлоге улиц
проснувшимся шатуном

Таёжный князь поднимается над хребтом
косым белым облаком
Из семицветного лука
стреляет мне в правый глаз
(чтобы не подпортить шкуры)
стрелой вины за пращура
разорившего его вотчину

После случившегося
прищурясь наивно лукавит
Что убийца не он
а его заклятый недруг
Что сам он всегда был искренне предан союзу
Что вовсе не он а я именно я – враг
поразивший свой глаз…

Подранком слепо мечусь в берлоге улиц
в поиске несуществующего обидчика
стараясь поверить обману…


 

Суфийское

Л.К.

Нас с тобой разделяет стена
из спрессованной пыли.
Вся моя жизнь –
прорыв сквозь дремучесть и крутость
к твоему огоньку:
Сквозь непроглядную темноту –
на звук журчания ручья,
скрытый в дыхании,
которое даёт жизнь глиняным птахам
и жаждущему пустыннику,
идущему между отвесов.

Я стою пред тобою,
как первоклассник, –
разинувший рот и
теряющий кепку с запрокинутой головы –
впервые увидевший звёзды.

Не отпускай меня ни на шаг,
не дай заблудиться,
не дай пройти мимо,
спутай намертво по рукам и ногам,
вдохни меня и задержи дыхание,
чтобы я разлился по твоей крови,
став Единым.


 

Реликварий

1.
Ночью вдруг встала ярко-жёлтая яйла,
с добрым Роман-Кошем во главе;
травинка, качающаяся в порывах
над синим морем в ослепительных солнечных пятнах… –
реликвии, вытянутые памятью из прошедшего.

Ослепительным солнечным пятном
навернулось щемящее:
Счастье ассоциируется тобою только лишь
с прошлым, с травинками на фоне
ослепительного моря.

Заоконным цветам никогда уже
не достичь той яркости.

2.
Реликварий.
Сохранившиеся пыльные экспонаты,
которые бытуют лишь в его ящичках.
Люди меняются, а их не существующие уже в яви
образы –
твои прежние представления о них – хранятся здесь,
аккуратно пересыпанные нафталином.

Как велико разочарование от нестыковки
оригинала и копии при встрече…

Люди уходят навсегда…
И с тобой навсегда остаются
лишь сохранившиеся мёртвые образы,
с вопросом о прошлогоднем снеге,
но нет, теперь они не мертвы –
они берут на себя жизненность ушедших,
заменяют их собой,
то появляясь, то прячась в шуршание ящичка.

А где сейчас юная красавица
Вика Лазариди из молодого цветущего Грозного,
который теперь тоже лишь экспонат
Реликвария.


 

* * *
Отяжелевший кузнечик,
растерявший песни свои в промежутках
между горящими окнами,
сядь на Его ледяную ладонь
похожую на городской каток,
забудь своё имя,
стань акридой и верблюжьей шерстинкой,
стань эпигоном и жестяной пробкой,
не помнящей родства,
но сохранившей запах…

Три мудреца в одном тазу… –
славная будет охота,
славная будет память…

Сыплющаяся ночь. Капающий кран
Проходящие сквозь пальцы и трещины сбережения.
Будь попрочнее старый таз…
на голове трогательного безумца…
не было бы этих проблем…
и очередного побежденного ветряка…

Отяжелевший кузнечик в сыплющейся ночи,
нет в жизни…

Разбитое корыто…


 

* * *
Желтая бабочка –
всю ночь –
о неоновый фонарь –
язычком огня –
Сестрица той снежинки,
которая несла меня сквозь зиму
на своих гранях, превращая в неоновый блик,
в металлофонную голографию…

Цыган в надрыве режет горло о струны
и уходит по вытекающей крови,
и белая кобылица идет за ним.

Лишь запёкшийся мост над крышами крыш,
над пилотками и капающими кранами,
над Удовлетворяющимися и Унижаемыми…

А Децебалл хохочет, умирая,
и дождь хлещет по его щекам…
Насквозь.


 

* * *
Рыжая белка
вырывается из моего горла
и скачет по моему следу
и по вершинам моих тополей
и по бетонным стенам
с ветки на ветку
с карниза на карниз
с балкона на балкон
и глаза ее – цветки цикория
а распушенный хвост ее – моя душа
и нет ей покоя

Ее цели – кедровая шишка солнца
и хрустящие снеки воспоминаний
в целлофановом пакетике амнезии
и нет ей покоя
ни среди моих тополей
ни среди средиземноморских пиний
и глаза ее – цветки цикория
и распушенный хвост ее – моя душа
и в горле моём – ее гнездо
куда она никогда
не вернется
Адьос!


 

* * *

Дочке

И пёстрый дятел
будет вместе с нами…
А может быть, мы с ним, втроем …
таким единым трио…
Ты – на гулкой окарине, похожей на безголовую птицу,
покорно сложившую крылья с надписью «Rock-line»,
чтобы превратится в поющего кита…
Я – на своем старом походном сапоге,
чей слух настроен на усложненные ритмы земель,
убегающих из-под ног каждого,
чтобы никто не мог остановиться и сказать: «Я есмь!»
А дятел – на волшебном заречном дереве,
казавшемся с веранды одноногой
невысокой акацией из саванны,
но превратившемся перед нами в высоченную
старую многоствольную иву
на краю некошеной пустоши…

Малыш,
пусть весь воздух этого обширного
заливного сылвенского луга
пройдет сквозь дырочки твоей окарины
и ты станешь с ним единой,
то есть вечной…
Хотя бы на мгновение,
равное четкому
мажорному
звуку удара
клюва
дятла…


 

* * *

памяти мамы

Согрею в кармане старый ключ
И он оставит на ладони
белый оттиск
которым можно открыть
маленькую дверь
в двухмерное пространство
чьи суровые истины
вместе с моим дыханием
осядут точечным филигранным инеем
на черной полыни
торчащей из сугроба…

Согрею
чтобы взлетев на пятый этаж
я смог обменять
отцовскую меховую кепку
на черный берет команданте
и с наслаждением грызть
замороженную тобою в августе
вишню
закутавшись в одеяло…