Романист — исследователь фольклора

Романист — исследователь фольклора

К 95-летию Дмитрия Балашова

Дмитрий Михайлович Балашов (настоящее имя Эдвард Михайлович Гипси) известен как автор исторических романов, прежде всего масштабного цикла «Государи Московские», охватившего без малого два века — со второй половины XIII по начало XV века. Символично, что будущий писатель родился в Ленинграде 7 ноября 1927 года — на 10-летний юбилей Великой Октябрьской социалистической революции, которую до этого чаще именовали Октябрьским переворотом. Спустя семьдесят с небольшим лет, 17 июля 2000 года, Балашов был убит в собственном доме в новгородской деревне Козынево. Эта печальная дата символична уже втройне: на нее приходится День памяти императорской семьи, День международного уголовного правосудия и День этнографа.

Введение

В данном кратком обзоре напомню об основных художественных произведениях автора. Роман «Младший сын» рассказывает о напряженном соперничестве и борьбе за власть сыновей Александра Невского — Дмитрия и Андрея. В романе «Великий стол» раскрывается суть противоборства Москвы и Твери в начале XIV века. Книга «Бремя власти» повествует о княжении Ивана Калиты, а «Симеон Гордый» — о периоде правления его старшего сына Симеона. Роман «Ветер времени» посвящен двум интересным историческим фигурам — митрополиту Алексею и князю Московскому, Владимирскому и Новгородскому Ивану Ивановичу Красному. В «Отречении» показана борьба молодого московского князя Дмитрия Ивановича (тогда еще не Донского) и тверского князя Михаила Александровича. Трехтомник «Святая Русь» (меньший цикл внутри большого) повествует об отношениях Руси с Ордой и Куликовской битве, интригах Великого Княжества Литовского и противостоянии православия и католичества. Последний законченный роман Балашова «Воля и власть» посвящен периоду княжения великого князя Московского и Владимирского Василия I в первые десятилетия XV века. Оставшийся незавершенным из-за трагической гибели «Юрий» показывает междоусобную войну в Московской Руси, одним из главных участников которой был третий сын Дмитрия Донского — Юрий Дмитриевич. Книги этого цикла публиковались с 1975 по 2003 год.

Из ближайших предшественников Дмитрия Балашова вспоминаются Морис Дрюон и его знаменитые «Проклятые короли», Валентин Иванов с трилогией об изначальной Руси и отчасти Иван Ефремов, в конце жизни начавший работу над романом о древнерусской истории. Параллельно с Балашовым с конца 1970-х годов и до начала нового века творил многогранный французский автор Робер Мерль. Его объемный и до сих пор не переведенный на русский язык цикл «Fortune de France» посвящен переломным событиям французской истории с середины XVI по середину XVII века.

Вне «московского» цикла Балашов также опубликовал романы: «Бальтазар Косса» (2002) — о самозваном римском папе Иоанне XXIII (он же пизанский антипапа, 1410—1415), одной из самых одиозных личностей на папском престоле, «Марфа-посадница» (1972) и «Похвала Сергию» (1991), посвященный житию преподобного Сергия Радонежского.

Начало творческого пути

Первым опубликованным художественным произведением Балашова стала повесть «Господин Великий Новгород» (журнал «Молодая гвардия», 1967, отдельной книгой — в 1970 году) о Раковорской битве 1268 года. Рецензенты сразу заметили в повести элементы стилизации в духе русской народной баллады. Именно эта повесть обозначила появление «новгородского текста» в рамках русской исторической прозы.

И это неслучайно. Балашов пришел в писатели зрелым человеком из рядов ученых-филологов. Он был русистом, фольклористом, историком и общественным деятелем. С 1961 по 1968 год работал в Институте литературы, языка и истории Карельского филиала АН СССР в Петрозаводске. В 1967—1971 годах учился в аспирантуре Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Балашов предпринял несколько продолжительных экспедиций на Север в 1958—1964 годах, из которых не менее пяти только на Терский берег Белого моря. По их итогам было издано несколько научных сборников и методических пособий. Ряд из них посвящен методике сбора фольклора: «Как собирать фольклор» (1971), «О родовой и видовой систематизации фольклора» (1977), «От полевой записи к изданию» (1985). Другие работы рассказывают о сказках, былинах и свадебных песнях: «Сказки Терского берега Белого моря» (1969), «Русские свадебные песни Терского берега» (1969), «Из истории русского былинного эпоса (“Потык” и “Микула Селянинович”)» (1975), «Русская свадьба» (1985, в соавторстве с Ю. И. Марченко, Н. И. Калмыковой).

Охотнее всего молодой ученый обращается к старинным русским балладам: «Из истории русской баллады (“Молодец и королевна”, “Худая жена — жена верная”)» (1961), «Постановка вопроса о русской и западной фольклористике» (1962), «Баллада о гибели оклеветанной жены» (1963), «Русская народная баллада» (1963) и во многом итоговая «История развития жанра русской баллады» (1966). Только по названиям и интенсивности научного интереса можно сопоставить увлеченность Балашова русской балладой в 1950—60-х годах с его же погруженностью в историческую тематику «Государей Московских» в 1970—90-х. Именно переосмысление баллады представляло главный научный интерес Дмитрия Балашова.

О русской балладе

Русская народная баллада, особенно на фоне англо-шотландских и южнославянских произведений в этом жанре, начала исследоваться сравнительно недавно. Первый опыт свода старинных русских баллад предпринял А. И. Соболевский в первом томе песенного собрания «Великорусские народные песни» (1895). При этом он использовал термин «низшие эпические песни». Прежде всего были собраны семейно-бытовые и частично — социально-бытовые баллады. Наглядных примеров исторических баллад приведено не было. Вторым подобным опытом после сорокалетнего перерыва стал сборник «Русская баллада» под редакцией В. И. Чернышева (1936). Однако вследствие размытости жанрового определения туда попало немало лирических и хороводных песен.

Вероятно, поэтому Балашов в своей «Истории развития жанра русской баллады» выделяет основные общепоэтические черты баллады: динамичность, драматизм, обобщенный психологизм, повышенную эмоциональность образов, внимание к «маленькому человеку», ощущение одиночества личности во враждебном социальном окружении и напряженную «духовность» героя. Действие баллады предельно лаконично и заключено в одном конфликте. Также он разделяет баллады на «старинные» народные эпические песни XIV—XVII веков и более современные повествовательные песни полулитературного характера XIX и начала ХХ века.

Сам жанр старинной баллады возник позже былинного эпоса, в борьбе с ним. На Руси это произошло в конце XIII — начале XIV века во время монголо-татарского нашествия. В балладе рассказ ведется от автора, в тоне объективного и последовательного повествования, без авторских вмешательств в сюжет. Эта тональность объективнее, чем в эпосе, где почти всегда есть «наш» герой и его «плохие» противники. Мироощущение эпоса более оптимистично, ведь за героем — вся страна. Баллада трагичнее, конфликты в ней часто оказываются неразрешимыми. Но именно герои баллад — не наделенные «сверхспособностями» обычные люди — оказываются способными одерживать моральные победы не только в поражении, но и в смерти. Гибель без телесного воскресения и духовная победа ярко показаны в балладах «Князь Роман и Марья Юрьевна», «Чудесное обращение девушки в церковь» и других.

Характеры персонажей баллад проявляются в действии и прямой речи без развернутых описаний. Например, рассказ начинается с действия:

 

А князь Роман жену терял,
Жену терял, он тело терзал,
Тело терзал, во реку бросал,
Во ту ли реку, во Смородину.

 

И ведется с минимумом объяснений. Здесь нет описаний пиров, сборов в дорогу, седлания коня, внешности персонажей и прочего. Этим баллады близки к сценическому действу — драме. Поэтому точная деталь играет особенно ярко. Вот, например, маленькое семейство, затерянное в лесной тьме:

 

Нарубили дров малешенько,

Распустили дым тонешенько.

(«Братья-разбойники и сестра»)

 

При этом все чудесное, загадочное, «вещее» выражается не лаконично. Напротив, на этих моментах внимание всегда заострено. Описания явлений такого рода наиболее подробны. Аллегория — один из краеугольных камней балладной поэтики.

Для старинной баллады очень важен закон сохранения художественной формы: особенностью жанра являются «повторения с нарастанием» (как правило, трехкратные), каждое из которых выводит действие на новую ступень, усиливает напряжение и стремительность повествования. Новая подробность, новый ответ на тот же вопрос все ближе подводят к раскрытию конфликта.

Драматические ситуации в балладах гораздо устойчивее образов героев. Герои мимикрируют в соответствии с запросами времени. Например, изначальный князь Роман (об историческом прототипе этой фигуры ничего не известно, а титул ему придали для большей значимости) в более поздних вариантах превращается в крестьянина. А Король-королевич становится простым казаком.

В наше время сходные процессы происходили с «мыльными операми» —сначала для поддержания интереса российских зрителей хватало самой простой обстановки и того, что действие происходит в другом полушарии. Достаточно вспомнить сериалы «Богатые тоже плачут», «Просто Мария» и ставшую нарицательной «Санта-Барбару». Позже им на смену пришли такие успешные проекты, как «Великолепный век», «Игра престолов», «Йеллоустоун». Постановки стали более богатыми и сегментированными, предназначенными для разных категорий зрителей.

Вероятно, суперпопулярными во времена Руси были семейно-бытовые баллады. Многие из них рассказывали о розни — нередко смертельной — родных сестер и братьев. Дело в том, что в случае смерти родителей именно брат (или братья) оказывался для сестры одновременно и конкурентом за наследство, и арбитром с правами собственника. За «бесчестие» брат мог не только лишить сестру всего имущества, но и казнить ее. Такие ситуации не были редкостью. Казнь сестры за «бесчестие» описана в балладах «Алеша и сестра Петровичей», «Иван Дудорович и Софья Волховична» (там происходит казнь обоих возлюбленных), «Федор Колыщатый».

Нередко в балладах упоминаются отравления мужей или родственников женщинами, для которых это был едва ли не единственный доступный способ борьбы за свою жизнь и свои чувства. Показателен образ свекрови-губительницы в «Рябинке», «Оклеветанной жене» и др. Схожий конфликт наблюдается, когда мачеха заставляет падчерицу «стелить гостям постель», т. е. провести с ними ночь, и той приходится их убить («Цена чести»). Позже появились и баллады о матери незаконных детей, которая стремится от них избавиться.

Гораздо веселее сатирические баллады «Исправление жены» — о моднице в роли рабочей лошади — и «Недвига», где спесивая жена «заела» мужа. Супружеские измены осмеиваются в балладах «Терентий-гость» и «Сергей хорош»; в последней обманутый муж жалеет застигнутого врасплох любовника.

Среди исторических баллад, помимо историй женщин, угнанных в полон, выделяются поэтические произведения о поединках с врагом: «Козарин», «На Литовском рубеже», «Молодец и три татарина», «Иван Левшинов». Они напоминают пограничные баллады (border ballads) горной Шотландии о затяжных войнах с Англией. Многие исследователи считали их историческими песнями либо былинами, но Балашов утверждает, что поэтика в них именно балладная.

Основной конфликт в социально-бытовых балладах заключается в нарушении социального порядка, в выпадении из системы. Например, в цикле баллад о Горе герой все более фантастичными способами пытается сбежать от Горя (или, наоборот, сам его преследует), но оно «переди его идет, насмехается». В итоге из этих баллад родилась одна из самых заметных стихотворных повестей конца XVII века — «Повесть о Горе-Злочастии». Сравнение текстов позволяет понять, как на основе народных баллад рождались такие поэмы.

В балладах «Правеж», «Казна монастырская», «Усы», «Девица — атаман разбойников» (уже не совсем баллада — рассказ там ведется от первого лица) и «Разбойничья лодка» прослеживается отечественная трактовка робингудовских традиций с оправданием справедливого разбоя.

В «аллегорических балладах» аллегория — уже не одно из выразительных средств, а самое главное, их суть. Наибольшее развитие они получили (либо лучше сохранились) на казачьем юге: «Гнездо орла», «Конь и сокол», «Сокол и вороны», «Царский сокол», «Сокол и лебедушка». Что характерно, соколов много и почти все они разные. Например, в «Коне и соколе» персонаж — корыстный и тщеславный…

Видоизменение и закат жанра

Угасание жанра старинной баллады в России началось в конце XVII — XVIII веке. Ей на смену пришли сначала лиро-эпические баллады, а затем — лирические песни. Балладная поэтика утрачивалась, яркие кульминации сменились многословием.

К XIX веку границы жанра окончательно размываются, новых баллад в старинной поэтике создается мало, и в основном на окраинах страны. Баллады, особенно на юге России, трансформируются в лирические песни. На севере эпические традиции продержались дольше. Однако они уже не отражали новых конфликтов, а использовались как способ переложения литературных источников или старинных преданий. Прежняя жизнь в них теперь выглядела сказочной.

Однако в конце XIX века возникает жанр «новой» баллады, которая намного ближе к письменной поэзии с ее силлаботоникой, перекрестной рифмой и главами-четверостишиями. Зачастую это перепевки литературной первоосновы романтического извода (песни на основе произведений Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Аксакова, Жуковского и т. д.). Адаптировались и перепевались западные народные баллады, особенно с распевами, близкими к романсам.

В это время романс не только сосуществовал с «новой» балладой, но и превалировал над ней по совершенству, значимости и числу сюжетов. «Новая» баллада, по мнению Балашова, была испорчена потаканием мещанским вкусам, примитивизмом и неумением пользоваться возможностями большой поэзии. А потому конфликты в ней заметно измельчали.

Один из последних всплесков «новой» баллады произошел под влиянием героических и трагических событий, прежде всего Гражданской и Великой Отечественной войн («Там вдали за рекой…», «Партизан Железняк» и др.). А дальше жанр начал угасать. Таковы итоги исследований Дмитрия Балашова об эволюции балладного жанра, подведенные в середине 1960-х годов. В целом с ним можно согласиться — с оговоркой, что всплески популярности «новых» баллад случались и позже (достаточно вспомнить рок-группу «Ария»).

Стоит отметить, что глубокое исследование русского фольклора — сказок, песен, былин и, конечно, баллад — заметно отразилось в художественном творчестве самого Балашова. Потому фольклорные мотивы столь ярко и гармонично вплетены в ткань его масштабных исторических романов.