Росстань
Росстань
ИНСЦЕНИРОВКА ПРОИЗВЕДЕНИЙ В. ШИШКОВА
Рассказы: «Злосчастье», «Ванька Хлюст», «Краля», «Часовня»
Повесть «Тайга»
В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ, ТРЁХ КАРТИНАХ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Дуня
Маланья
Доктор Шер
Урядник
Бабушка Офимья
Дед Григорий
Тимша (внук деда Григория)
Ванька Хлюст (бродяга, калека)
Мужик в валенках
Федот (лавочник)
Андрей (политический)
Анна (подруга Андрея)
Действие пьесы происходит в Сибири в начале XX века.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Декорация большой комнаты бревенчатого дома.
Кроме входной двери с улицы есть ещё три меньших размеров. Посередине зала большой стол с десятком кружек, вазой, наполненной сушками, и двумя лавками по бокам. На одной из стен иконы, на другой – часы с кукушкой.
Вечер.
Слышна песня двух подвыпивших женщин, проходящих мимо дома:
Эх, баба пьяна напилась,
Во солдаты подалась.
Не берут её в солдаты,
Сапоги великоваты…
На сцене две разновозрастных женщины моют полы.
Одна молодая и стройная, другая постарше «кровь с молоком».
ДУНЯ. Осточертело всё! (Бросает тряпку на пол.) Подняться бы вместе с журавлями в небо и улететь, куда глаза глядят.
МАЛАНЬЯ. Размечталась! Домывай давай… Скоро Устин службу в часовне закончит, народ на ночлег повалит. А там гляди, кто-нибудь из проезжающих мимо нашей деревни переночевать запросится.
ДУНЯ. Ну, почему, скажи на милость, тётка Маланья, у человека нет крыльев?!
МАЛАНЬЯ. Потому и нет, штоб человек к месту привязан был, а не мыкался по свету как перелётная птица.
Слышится топот копыт и голос ямщика.
ГОЛОС. Тпру-у-у! Вот и земская. Здесь вы можете переночевать. Благодарствую… Отдыхайте, барин.
На сцене появляется молодой человек с саквояжем.
ШЕР. Здравствуйте! Я доктор Шер. Разрешите отдохнуть у вас до утра?
МАЛАНЬЯ (одёргивает подол). Што ж не разрешить-то? Проходите… Чай у нас бесплатный, а ежели што покрепче или кровать в отдельной комнате, то с вас рубь.
ШЕР (усевшись на лавку, завороженно смотрит на Дуню). Рубль, так рубль…
МАЛАНЬЯ. Для господ у нас две комнаты имеются: маленькая и большая.
ШЕР. Что?
МАЛАНЬЯ. Я говорю, та што побольше, с отдельным выходом на улицу.
ШЕР. Без разницы. (Смотрит на Дуню, продолжившую домывать пол.) Мне б только переночевать…
МАЛАНЬЯ. Тогда барин вам в ту, што побольше…
Доносится колокольный звон. Шер скрывается за дверью. Маланья, шепчась с Дуней, спрыскивает от смеха. Стучат.
(Сквозь смех.) Открыто!
На пороге появляется дед Григорий с внуком.
ДЕД ГРИГОРИЙ (крестится). Мир вам, народ милосердный…
МАЛАНЬЯ (в сторону). И вам не хворать…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Мы с внуком хотели приложиться к мироточивой иконе в вашей часовне, да причаститься, но служба закончилась. Не позволите ли переночевать?
ДУНЯ. Проходи дедушка, места всем хватит.
МАЛАНЬЯ. Выбирайте любой угол и за стол. (Дуне.) Неси, Дуняша, самовар. Люди с дороги, небось, умаялись.
ДЕД ГРИГОРИЙ (кланяется). Спасибо мила-а-я…
Передав заплечный мешок внуку, усаживается за стол. Тимша обегает комнату, выбирая место для ночлега. Бросив котомку возле стены, возвращается к деду.
Дуня приносит самовар.
МАЛАНЬЯ. Может, акромя кипятка, покрепче што поднести?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Боже упаси!
МАЛАНЬЯ (перекрестившись). Слава Богу! (Дуне.) Может, хоть сегодня ночь без мордобоя по пьяному делу обойдётся.
ДУНЯ. А как вас, дедушка, величать?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Меня Григорием, а его (гладит внука по голове) Тимшой кличут.
МАЛАНЬЯ. Ну, вот и славненько… (Трогается с места.) Счас молочка для мальца принесу, пущай с чаем попьёт.
Стук в дверь.
ДУНЯ. Входите.
На сцене появляется старушка с клюкой.
БАБУШКА ОФИМЬЯ (кланяется). Пустите, люди добрые, на ночлег.
МАЛАНЬЯ (появившись на сцене с кувшином в руке). Проходи, проходи, бабушка. (В сторону.) Божий одуванчик.
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Ча-а-во? Реви громче, не слышу, глухая я…
ДУНЯ (подводит старуху к столу). Усаживайтесь, бабушка, за стол. Попейте чайку. Счас медку с блинами принесу. (Уходит.)
МАЛАНЬЯ (ставит кувшин на стол). Как тебя звать, бабушка, и откуда ты к нам пожаловала?
На сцене появляется доктор Шер.
БАБУШКА ОФИМЬЯ (пристроив рядом с собой узелок с клюкой). Из часовенки вашей. Приложилась к иконке, помолилась. Завтра домой побреду…
Входит Дуня с двумя тарелками в руках.
МАЛАНЬЯ (придвигает кружку с кипятком). А звать-то как?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Офимья я.
ШЕР (садится за стол). О чём, бабушка, Бога просила?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Говори громче, милок, глухая я.
ДУНЯ (расставив тарелки). Доктор спрашивает, о чём молилась?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Смертишку вымаливала себе, вот нейдёт, да и на…
ШЕР (кивком головы приглашает Дуню сесть рядом). Зачем?! Живи да радуйся.
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Чему радоваться-то, батюшка?
ДУНЯ (усаживается рядом с доктором). Жизни.
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Разве это жись, когда всем в тягость?
ШЕР. Почему?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Шестнадцать ртов у нас в семье, а мужиков-то мало. Живём страсть до чего бедно…
МАЛАНЬЯ. Многие так живут.
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Давно бы в земле лежать, а вот брожу…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Ну и слава Богу, што силы есть. (Вливает внуку молоко в чай.) Мне вот скоро восьмой десяток пойдёт. Износилось сердешко, кровь с годами похолодела. А я, несмотря на то, што во мне полторы жисти сидит, ещё бы три прожил…
БАБУШКА ОФИМЬЯ. У меня, мил человек, целебный песочек есть. От всех праведных мест собранный! Можа отсыпать чуток? Глядишь и впрямь проживёшь, сколь хошь.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Откуда песочек-то?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. От всех святых местов. Тут тебе и от Ерусалим-городу и с Ердань-реки и ешо откуда-то сказывал странник, да не упомнила я. Голова то ужо дырявая…
ШЕР. Кто, кто сказывал, бабушка?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Добрый человек, повстречавшийся мне на пути.
ДЕД ГРИГОРИЙ. И что ж, эта добрая душа песочком што ль тебя одарила?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Ему ж цены нет! Как можно бесплатно?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Сколько же он, хе –хе, взял с тебя за благодать эту?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Ну, што понапрасну об этом толковать-то…
ШЕР. А всё-таки?
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Пятиалтынный попросил.
ДЕД ГРИГОРИЙ. От так штука! И ты отдала?..
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Как не отдать-то? Он же рабом Божим по песчинке со всех святых мест собран! За тышу вёрст сюда принесён…
ДУНЯ. Эх, бабушка, бабушка! Обманули тебя, а ты поверила. Песок этот, поди возле деревни в реке набранный. Весть о том, что в нашей часовенке замироточила икона, разлетелась быстро. Люди со всей округи к нам идут и едут. Вот кто-то из местных этим и воспользовался. Ну, ничего, ничего! Наш праведник, богомол Устин, узнает об этом, ох и задаст кому-то перцу…
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Враки всё это, дочка. Песочек эн тот целебный! Он мои глазоньки поможет мне вылечить.
ДЕД ГРИГОРИЙ (качает головой). Святая простота!..
ТИМША (тычет пальцем в кружку). Деда, смотри, чай-то бе-е-е-лый, как конь на реке, что мы с тобой днём видели.
ДЕД ГРИГОРИЙ (смеясь вместе со всеми, дотрагивается до чуба Тимши). Ну, отроча… Как конь, говоришь? Хо-хо-хо… Правильно подметил, молодец!
Доктор Шер, сделав два глотка из кружки, встаёт и отходит вместе с Дуней в сторону. Маланья усаживается на её место и вместе со всеми пьёт чай.
ШЕР. Не поверите! Наваждение какое-то сегодня со мной приключилось, право.
ДУНЯ. Отчего же?
ШЕР. От встречи с вами, Евдокия Ивановна.
ДУНЯ. А откуда вы меня знаете?..
ШЕР. Про вас мне кучер все уши прожужжал по дороге сюда.
ДУНЯ. Кучер? Интересно… А как ваше имя отчество, барин?
ШЕР. Фёдор Фёдоровичем меня зовут. Но для тебя, милая, я просто…
ДУНЯ. Мы уже на ты? (Засмеявшись.) Милая, да не твоя…
ШЕР (пытается обнять). Так стань!
ДУНЯ (отстраняется). Ты что, барин?!
ШЕР. Вы не цените красоту свою. Ваши глаза, брови…
ДУНЯ (обводит руками пространство сцены). А какой в них прок здесь?..
ШЕР. Вот именно – здесь! Разве вы… (Повысив голос.) Ты этого – достойна? (Страстно.) Поехали завтра со мной в город…
ДУНЯ (улыбаясь). В кухарки зовёшь, али как? Поди, и жена, и зазноба есть.
ШЕР. Нет и никогда никого не было. (Пытается обнять снова.)
ДУНЯ (отводит руку). Пусти… нехорошо так… не на-а-до…
ШЕР (останавливает отходящую от него Дуню). Постой! Слушай, а любовник у тебя есть? Любишь кого?
ДУНЯ. А тебе какое дело? Ты кто мне – муж?
ШЕР. Ты замужем!
ДУНЯ. И да, и нет…
ШЕР. Как это?
ДУНЯ. А вот так…
ШЕР. Объясни.
ДУНЯ. Чё объяснять-то? Отдали меня за местного Спирьку, а он вскоре в армию загремел.
ШЕР. Так ты солдатка, выходит? И где ж у тебя муж служит?
ДУНЯ. В столице служил. Недавно приезжал. Заставил всех Спиридон Павловичем себя величать.
ШЕР. Окультурился, значит.
ДУНЯ. Ага. Посмотрел на наше житьё-бытьё и сбёг, гад.
ШЕР. Без тебя?!
ДУНЯ. Видать, у него там зазноба получше меня осталась.
ШЕР. Лучше не бывает…
ДУНЯ. Так я и поверила…
ШЕР. Ты любишь мужа?
ДУНЯ. Нет, не шибко люблю. (Вздыхает.) Даже не скучаю…
ШЕР (зажимает в ладонях, Дунину руку). Вот видишь…
ДУНЯ. Пусти… не надо…
Не успевает Дуня скрыться за одной из дверей, как начинают доноситься звуки подъезжающей подводы. Маланья, выйдя из-за стола, подходит к авансцене и всматривается в зрительный зал, как в окно. Но, испугавшись чего-то, быстро отходит.
МАЛАНЬЯ (кричит). Дуняша! Подойди ко мне.
ДУНЯ (на ходу). Что, тётка Маланья?
МАЛАНЬЯ. Похоже, к нам урядник пожаловал и не один. Готовь ему комнату. (Шеру.) А вам, барин, придётся в маленькую перебраться. Так што не обессудьте…
ШЕР. Почему я?
МАЛАНЬЯ (разводит руками). Больше некому…
Шер вместе с Дуней заходит в комнату, но вскоре, держа в руках саквояж, скрывается за другой дверью. На сцене появляется урядник с тремя попутчиками. Урядник в двубортном кителе, в высоких юфтевых сапогах, с шашкой и наганом в чёрной кобуре.
УРЯДНИК. Доброго вам чаепития, господа хорошие…
Пришедшие с урядником, каждый по своему, приветствуют сидящих за столом.
МАЛАНЬЯ. Здравствуйте, здравствуйте! А вы, как всегда, не один. Вона, сколько люда с собой в волость прихватили.
УРЯДНИК (своим попутчикам). Вам, народишко, место за столом. Рассаживайтесь… (Маланье.) Ну, а мне чай в апартаменты. Отдохну малость и за дело примусь. Надо протоколы допросов по всей форме оформить.
МАЛАНЬЯ. Всё готово, не извольте беспокоиться. (Глядя вслед, поёт в полголоса.) Уж и где ты, ворон, побывал, где, чёрный, сполётывал?..
Урядник заходит в комнату, ранее занятую доктором. Вскоре из неё выходит возбуждённая Дуня, на ходу поправляя волосы.
(Дуне, проходящей мимо неё.) Его благородие чай в комнату с крендельками просил принести.
ДУНЯ (встаёт, как вкопанная). О-о-о! Ненавижу…
МАЛАНЬЯ. Што так? Было же время, сама по ночам с улицы к нему захаживала…
ДУНЯ. Тётка Маланья! Ты что?
МАЛАНЬЯ (смеясь). А то я не знаю, девонька, што у тебя с ним было…
На сцене появляется доктор Шер.
ШЕР (на ходу). У нас пополнение. Здравствуйте, гости дорогие. (Садится на своё место.)
ФЕДОТ (кивнув на приветствие, обращается к Маланье). А что, тётенька, у нас ничего к чаю больше нет?
МАЛАНЬЯ. Как нет? Есть бражка сладенькая, самогон, медовуха…
ФЕДОТ. Медовуха, говоришь, хе-хе… То-то я гляжу… (Хлопает Маланью по спине.) Ты сама, что спелое яблочко, в самом соку.
МАЛАНЬЯ (смеясь, грозит кулаком). А ты, похоже, дерзок на руку…
ФЕДОТ (тряхнув бородой). Хе-хе-хе… Есть такой грех, кума, есть…
МАЛАНЬЯ. Што принести-то?
ФЕДОТ. Давай шепну на ухо.
МАЛАНЬЯ (подставляет ухо). Шепчи.
Федот, обняв её за талию, шепчет.
(Смеясь.) Штоб у тебя, охальник, борода отсохла! Тьфу…
ФЕДОТ. Стой-ка ужо…
МАЛАНЬЯ. Ну што, рыжебородый, тебе ешо-то надо?
ФЕДОТ. Медовухи с грибами.
МАЛАНЬЯ. Так я за ней и пошла. (Уходит.)
ФЕДОТ (в сторону). Ох, и я-а-ад баба! О ней в Москве в лапти звонят… (Садится за стол.) Что приумолкли, горемычные, будто щёлока нахлебались?
Стучат.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Открыто…
На сцене появляется Ванька Хлюст и прячущийся за него мужик в разноцветных валенках большого размера.
ВАНЬКА ХЛЮСТ (прикладывает покалеченную руку к груди). Доброго вам чаепития, народ честной! Переночевать не пустите бродяжку Ваньку Хлюста сотоварищем?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Проходите, здесь всем рады.
Ванька Хлюст, опираясь на батог и волоча за собой ногу, подходит к столу вместе с мужиком в валенках чёрного и серого цвета.
(Тимше). Обслужи их, внучок. Преподнеси им по кружке чая. Пущай ошпарят свои душеньки.
ТИМША (срываясь с места). Чичас, деда!
ДЕД ГРИГОРИЙ (посмеиваясь).
– Табашники к табаку-у-у,
Пьяницы к кабаку-у-у,
Обжоры к у-у-ужину!..
Мимо стола проходит Дуня с подносом и скрывается за дверью с урядником.
Доктор Шер провожает Дуню восхищённым взглядом.
ФЕДОТ (дотрагивается до руки доктора). Что, брат, хороша?!
Доктор, не отвечая, молчком убирает руку.
(Насмешливо.) Вот бы вам, барин, в экономочки кралю-то подсортовать. А? Хе-хе… А то ещё лучше, вместо барышни взять крестьянку. И кровь здоровая с румяными щёчками и привязана будет, как собачонка.
ШЕР. Я, господин хороший, на эту тему с вами разговаривать не желаю-с.
Подошедшая Маланья ставит на стол перед Федотом четверть медовухи с закуской.
ФЕДОТ (передразнивает). Разговаривать они не желают-с? А я, может быть, – желаю! (Плеснув из четверти в одну из кружек, подаёт её Шеру.) На-ка вот выпей со мной…
ШЕР. Спасибо, конечно, за угощенье, только отблагодарить мне вас будет нечем.
ФЕДОТ (громко смеясь). Отблагодарить, ха-ха-ха… Как тебя по батюшке-то?
ШЕР. Фёдор Фёдорович, доктор…
ФЕДОТ. Я в твоей благодарности не нуждаюсь. Захочу, земскую с завалинкой выкуплю. (Достав из-за пазухи пачку денег, трясёт ею в воздухе.) Так-то, вот!
За столом прокатывается восхищенный гул.
ВАНЬКА ХЛЮСТ (в сторону). Я бы тоже купил, да купило-то притупило…
МАЛАНЬЯ (Федоту). Может, што ешо принести?
ФЕДОТ (плескает медовухи в новую кружку). Садись-ка рядом, красавица, окати медком сердечко.
Маланья, жеманясь, опустошает содержимое кружки вместе с мужчинами. После чего кокетливо утирает губы краем кофточки, из-под которой выглядывает нательная белоснежная рубаха.
(Радостно.) Вот это по-нашему! Молодец! (Обращается к сидящим за столом.) Кто ещё дербулызнуть желает, подавай кружки.
Ванька Хлюст своими культяпками выдвигает две кружки.
(Андрею.) Ну, а ты политический, что ж?
АНДРЕЙ. Спасибо, я не пьющий.
ФЕДОТ (вплеснув в три кружки медовухи, одну из них подаёт Андрею.) Ну, надо же! Без штанов, а в шляпе! Не пьющие они! Пей, давай, если не за себя, так за Анну, язви тебя возьми.
АНДРЕЙ. За Анну выпью…
Пьют.
Проходящая мимо стола Дуня направляется в комнату доктора Шера.
ДУНЯ (перед дверью). Пока вы чай пьёте, Фёдор Фёдорович, я приберусь в вашей комнате.
ФЕДОТ (хлопает доктора по плечу). Иди-ка, потолкуй…
Доктор Шер скрывается за дверью.
МАЛАНЬЯ (выходит из-за стола). Я што хотела сказать. Ежели кого из вас ночью до ветра приспичит, так это во двор. Все удобства за сараями.
ФЕДОТ. Посиди чуток с нами.
МАЛАНЬЯ. Некогда рассиживаться. Печь топить надо, а то околеете ночью. (Уходит.)
Высунувшийся из-за двери урядник громким голосом подзывает к себе лавочника.
УРЯДНИК. Федот, а Федот, подь сюды-ка…
Федот, крякнув и осушив содержимое кружки, выходит из-за стола.
АНДРЕЙ. Тебе холодно, дорогая? (Прижимает к себе Анну.)
АННА. Нет, Анреюшка, не холодно. (Льнёт к Андрею.) А мы зачем в волость едем?
АНДРЕЙ. Чтоб доктору тебя показать.
АННА. Док–то–ру… (Удивлённо взглянув на Андрея, отстраняется от него.) А ты кто такой? Уйди от меня.
АНДРЕЙ (пытается прижать к себе). Анна!
АННА. Отпусти, окаянный!..
АНДРЕЙ. Анна! Аннушка, это же я, твой Андрей.
АННА. Андрей?! Милый мой, Андрейка…
БАБУШКА ОФИМЬЯ. Осподи, святы! (Перекрестившись, уходит со сцены.)
ДЕД ГРИГОРИЙ (Андрею). Как, как? (Кивает на дверь, за которой скрылся Федот.) Обозвал тебя он, – спалитический што ль? Это ж кто такие? Што за шайка такая?
АНДРЕЙ. Политическим назвал меня Федот, дедушка. Мы не шайка. Мы за народ!
ДЕД ГРИГОРИЙ. За народ! Ишь ты… И в кого ж вы веруете?
АНДРЕЙ. Мы за народ стоим, в правду веруем.
ДЕД ГРИГОРИЙ. В правду…
АНДРЕЙ. За правду стоим.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Так–так–так… Стало быть…
Доносятся голоса урядника и Федота.
ГОЛОС УРЯДНИКА. Ты у меня не финти, сукин сын!
ГОЛОС ФЕДОТА. Ваше благородие, Господи! Да неужто я смел бы… Что ты, что ты… Пожалей, ба-а-тю-юшка-а…
ГОЛОС УРЯДНИКА. Я тебя пожалею… Вот я тебя пожалею!
Выскочивший от урядника Федот оглядывает присутствующих за столом, но не заметив Маланьи, уходит со сцены. Вскоре доносится шепелявый окрик бабушки Офимьи.
ГОЛОС БАБУШКИ ОФИМЬИ. Ай! Кто тут? Ты штой-то хватаешь?!
ГОЛОС ФЕДОТА. Да это я… Чемодан свой ищу…
Сидящие за столом люди спрыскивают от смеха.
ГОЛОС БАБУШКИ ОФИМЬИ. Чиквадан? Я те такой чиквадан покажу… Язви те! Ишь облапил…
ГОЛОС ФЕДОТА. Это ты, что ль, бабка?
ГОЛОС БАБУШКИ ОФИМЬИ. А тебе ково? Грехо-во-о-дник…
Федот, появившись на сцене, подходит к столу, наполняет кружку.
Из сеней доносится шепелявое ворчанье старухи.
ДЕД ГРИГОРИЙ (Андрею). Так вот я и говорю. Чем же это спалитические народу–то помочь можут?
АНДРЕЙ. Как чем, дедушка? Кругом уж больно плохо: бедность, грубость, хуже зверья живём…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Потому што про Бога забывать стали!
АНДРЕЙ. Не в вере дело, дедушка. Просто у мужиков глаза завязаны. Правды не знают.
ФЕДОТ (с издевкой в голосе). А ты, стало быть, политик хренов, знаешь?..
АНДРЕЙ. Жизнь налаживать надо…
ФЕДОТ. Охо–хо… (Подбоченившись.) Как?!
АНДРЕЙ. Всем миром!
ФЕДОТ. А надо ли это – всем?..
АНДРЕЙ. Непременно надо!
ФЕДОТ. Тебе, голозадому, хорошо говорить за всех. А как быть тем, кому есть что терять?..
ВАНЬКА ХЛЮСТ (в сторону). Да, уж! (Глядя на Федота.) Такому шкуродёру попади только под ноготь…
АНДРЕЙ. Если ничего у нас не выйдет, то делать таким, как я, здесь будет нечего…
ФЕДОТ. И куда ж тогда, позволь спросить, вы все подадитесь?
АНДРЕЙ. Возможно, в Америку…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Чё ж так далеко? Сказываешь, што в наших местах худо, так свети! Прибавляй свету, коль взаправду за народ душа болит! Зачем ево бросать-то?..
Высунувшись из-за двери, урядник, жестом руки подзывает к себе Андрея.
УРЯДНИК. Политический! Ходь сюды…
Из-за стола встаёт Андрей, поцеловав Анну, скрывается за дверью с урядником.
ФЕДОТ. Ничего, Аннушка, не беспокойся. Андрей быстро придёт.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А чё это урядник вас к себе по одному сюдычит?
ФЕДОТ (отмахивается). Долго рассказывать…
ДЕД ГРИГОРИЙ. А ты расскажи, мил человек, спешить нам некуда…
ФЕДОТ (отпив немного из кружки). Была у нашего старосты дочь, краше которой во всей округе никого не было. (Кивает на Анну.) Но из-за нужды пришлось ему в люди её отдать.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Старосте! Из-за нужды?..
ФЕДОТ. Прошлый год был засушливый, а то, что уродилось, град побил. Затем ранние заморозки всё погубили. Так без урожая и остались.
ДЕД ГРИГОРИЙ. С Богом-то драться не полезешь…
Вышедшие из комнаты Шер и Дуня усаживаются за стол.
ФЕДОТ. Вот и пришлось нашему старосте из-за долгов свою единственную дочь в работницы к купцу Бородулину, в соседнее село, определять.
ШЕР. Извини, уважаемый! Но соседнее село верстах в ста, поди, от вас?
ФЕДОТ. Ближнее – да, а что?
ШЕР. Ничего, я так спросил. В России деревни в пяти шагах друг от друга. А здесь просторы – о–го–го!..
ФЕДОТ. Согласен. Я сам из Расеи.
ДЕД ГРИГОРИЙ (Федоту). Дальше-то што?
ФЕДОТ. Купец-то поначалу работницу свою не обижал.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Знаю я этого Бородулина. Сам по себе мужик не плохой, но уж больно до баб охоч…
ФЕДОТ. Откуда тебе, немощный, знать первого богатея села Назимово?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Года два назад квартировал там у одного, морозы пережидал.
ФЕДОТ. И что?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Много чего рассказал он мне за зиму про своих местных.
ФЕДОТ. Что именно?
ВАНЬКА ХЛЮСТ (пожимает плечами). Да много чего…
ФЕДОТ. Пустомеля.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Почему?
ФЕДОТ. Потому что брешешь.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не вру я.
ФЕДОТ. Докажи.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Что доказать-то?
ФЕДОТ. Что про купца что-то знаешь…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А… Ну, тогда не только про него, но и про других заодно поведать могу. (Выдвигает кружку.) Плесни.
ФЕДОТ (наполнив, продвигает по столу кружку). Валяй.
ВАНЬКА ХЛЮСТ (отпив немного). Иван Степанович Бородулин жил со своей семипудовой купчихой в двухэтажном доме в центре села Назимово. (Федоту.) Так?
ФЕДОТ. Тоже мне секрет, об этом все знают.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Бородулин мужик в соку. С большой чёрной бородой. Женщины его любили. Но пуще всех нравилась ему разведёнка Марфа, которая в то же время жила с уголовным поселенцем Феденькой, жена которого, местная крестьянка, путалась с кузнецом Афоней. Жёнка же Афони тайком встречалась с женатиком Лапшой. Супружница же Лапши, ловкая баба Секлинья, хороводилась с вдовым попом. Поп не довольствовался одной Секлиньей, а увлекался ещё семипудовой купчихой Бородулиной… (Под общий смешок.) Так оно колесом и шло…
ДЕД ГРИГОРИЙ (улыбаясь, прижимает к себе внука). Ах, язви те!.. Нашёл, что при мальце-то рассказывать.
Одновременно появившиеся в дверях бабушка Офимья и Маланья проходят по сцене.
БАБУШКА ОФИМЬЯ (на ходу). Чиквадан какой-то он там искал? Ишь, чего надумал, бесстыдник! Тьфу…
МАЛАНЬЯ (Федоту, усаживаясь вместе со старушкой за стол). Нашёл чемодан-то?
ФЕДОТ. Ты где была?
МАЛАНЬЯ. За дровами в сарай ходила. (Смеясь.) А што?..
ДЕД ГРИГОРИЙ (Федоту). Надругался, што ли, старый чёрт над молодухой?
ФЕДОТ (глядит на старуху). Бог с тобой, дед! С чего ты это взял?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Сам же сказывал, что поначалу не обижал девку.
ФЕДОТ. Кто?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Купец.
ФЕДОТ. Ах, вы про беду, что с нашей Аннушкой случилось? Так это я сейчас доскажу. (Сделав несколько глотков из кружки, быстро закусывает.) Нет. Тут дело в другом было.
ШЕР. В чём?
ФЕДОТ. Влюбился купец в свою работницу. Да только поздно обратил он на неё внимание.
МАЛАНЬЯ. Это как же?
ФЕДОТ. Был в том селе на поселении один политический.
Дед Григорий молчком указывает указательным пальцем на дверь с урядником.
(Одобрительно, кивает головой.) Часто бывал он в доме Бородулина. То одно починит, то другое отремонтирует. Вот и влюбились молодые друг в друга.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Дела–а…
ФЕДОТ. Вначале купец не препятствовал их встречам. И даже тогда, когда девка затяжелела от поселенца, всё продолжалось идти своим чередом.
ДУНЯ. Что же произошло?
ФЕДОТ (отпив из кружки, вытирает губы ладонью). А произошло следующее. По весне собрался политический в тайгу поохотиться да и пропал. Три дня всем селом в тайге шарили – нету!..
ГОЛОС УРЯДНИКА. Убежать хотел, сучье отродье?! Против власти прёшь? Я те покажу…
ФЕДОТ. Одни на картах гадали, сказывали, что его медведь задрал. Другие советы разные давали…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Что за советы?
ФЕДОТ. Бабка Лукерья, к примеру, заставляла Анну в подворотню голой пролезть да на месяц по-собачьи полаять. Тогда, убеждала она, Андрей обязательно найдётся.
ШЕР. Бред!
ФЕДОТ. Но в целом все так и считали, что сбёг политический, если не за границу, то в Расею подался.
ГОЛОС АНДРЕЯ. Не хотел я никуда бежать. В тайге заблудился…
ФЕДОТ (глядит на дверь). И только месяца через два наткнулся он на бродяг, которые и вывели его к нашей деревне.
ДЕД ГРИГОРИЙ. А с девахой што произошло-то?
ФЕДОТ. А то и произошло, что от горя слегка умом тронулась.
ШЕР (вместе со всеми поглядев на Анну). Похоже, не слегка…
ФЕДОТ. Это она опосля до ручки дошла, когда политический уже нашёлся.
ДУНЯ. Как?! От радости, что ли?..
ФЕДОТ. Нет.
МАЛАНЬЯ. От чего ж тогда?
ФЕДОТ. Я и говорю, что купец поздно обратил на свою работницу внимания.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Вот гад!
ФЕДОТ. Да он тут не при чём.
ШЕР. Кто ж тогда?
ФЕДОТ. Бородулин свою благоверную с попом за этим делом застукал. Решил развестись, детей у них всё равно не было. Стал перебирать, на ком жениться. И тут-то заметил, что рядом с ним молодая красавица по сгинувшему в тайге своём суженном сохнет. Решил пожалеть, подлечить малость.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Похоже, залечил девку…
ФЕДОТ. Что вы, как дети малые! Он её от всех работ освободил, на верхнем этаже поселил. Пылинки с неё сдувать начал.
МАЛАНЬЯ. Так што ж тогда?
ФЕДОТ. Долго ждать некогда было. Будущая жена ведь на сносях. Поэтому и повёз Аннушку в нашу деревню благословения у её родителей просить.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не дали, што ль?
ФЕДОТ. Пошто? Бородулин, хоть и старше, зато богатый! Как не дать?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Это точно! Родители, поди, сразу прочухали, что при богатом-то зяте и они из нужды быстрей выберутся. Подумаешь, что он дочери в отцы годится?!
ФЕДОТ. Дурак ты, паря! Хоть и покалеченный, а жись, видать, тебя жареным петухом в пузо ещё не клевала.
ВАНЬКА ХЛЮСТ (обиженно). Всем бы так, не клевало…
ДЕД ГРИГОРИЙ (отмахивается). Ладно вам… Лучше расскажи, што ж такое случилось в вашей деревне, што молодуха умом тронулась?
ФЕДОТ. А то и произошло. Что местные, по пьяной лавочке, двух коров – мою и её отца – на поскотине порезали.
ШЕР. И этот случай на неё так подействовал?
ФЕДОТ. Нет, конечно! Всё случившее свалили на бродяг. Мужики, подпив в честь праздничка, устроили самосуд, двоих убили…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Погоди, погоди! Каких бродяг? Это тех, што ль, што политического к вашей деревне вывели.
ФЕДОТ. Тех самых. Его бы тоже порешили за компанию, но в деревню Бородулинская телега въехала. Политический, когда его увидал, обрадовался. Но купец быстро смикитил, что из-за него его счастью с Анной конец. Поэтому не признал его, а, наоборот, стал подначивать пьяных мужиков на быструю расправу с ним.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Я же говорю: гад! Пьяному ведь только подскажи, на ком своё горе вымести. За ним не заржавеет…
ДЕД ГРИГОРИЙ. А Анна, што ж, не заступилась?
ФЕДОТ. Перед деревней встретила подруг, возвращающихся с реки, решила с ними пройтись. Год ведь не виделись…
МАЛАНЬЯ. Как жив-то остался?
ФЕДОТ. Кто?
МАЛАНЬЯ. Политик.
ФЕДОТ. Так и остался, что вовремя допёр, что конец приходит. Вот он дёру-то в тайгу и дал. За ним несколько человек увязалось, но вскоре местные вернулись.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Что так?
ФЕДОТ. Бородулин сказал, что его он сам догонит и голыми руками задушит.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Понятное дело, конкурент, ёшкин кот…
ДУНЯ. Ну и как? Догнал соперника?
ФЕДОТ. Догнал бы – мало не показалось… Да видать возраст уже не тот, по тайге за молодым гоняться. Сердце прихватило. К вечеру еле до деревни добрёл. А часа через два на руках у Анны и помер.
ШЕР. Во как !!!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Вышла душенька из брюшенька…
БАБУШКА ОФИМЬЯ (перекрестившись). Осподи, Христос! Свят, свят, свят!..
ФЕДОТ. По такому поводу пришлось в волость посыльного снаряжать, чтоб о произошедшем сообщил. Все-таки Бородулин не последний человек был. А тут ещё деревенская, обидевшись на полюбовника, указала, кто на самом деле коров порезал.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Не за што, значит, бродяг, рабов Божьих, жисти лишили?
ФЕДОТ. Выходит, так. Теперь вот в волость еду, чтоб там за всю деревню ответ держать. (В сторону.) Зря что ли я за два ведра самогонки полдеревни в кабалу к себе вогнал. Пересажают мужиков, кто долги мне возвращать будет? А так глядишь, одному–другому на лапу дам и обойдётся…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Супостаты! Это ж надо, над невинными людьми самосуд устроили?
ШЕР. Да уж! Только сдаётся мне, что это ещё не всё. Смерть несостоявшегося жениха в родительском доме, это, конечно, нечто. Но что-то должно было произойти такое!..
ФЕДОТ. Правильно мыслишь, доктор! Когда Бородулин почувствовал, что его дело табак, признался Анне, за кем по тайге бегал.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Хвалю!
ДУНЯ. А она что?
ФЕДОТ. Как только купец Богу душу отдал, никому ничего не сказавши, выскользнула из избы и убежала, на ночь глядя, в тайгу Андрея искать.
МАЛАНЬЯ. Одна, ночью, в тайгу?
ДУНЯ. Вот это любовь!
ДЕД ГРИГОРИЙ. Нашла?
ФЕДОТ. Никто не знает, что с ней произошло? Чего испугалась? Но прибежали они в деревню рано утром вместе.
МАЛАНЬЯ. Прибежали?
ФЕДОТ. Посреди ночи гроза разразилась. Высияло так, что деревню, как на ладони, видно было.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Не мудрено испугаться. Гром, молнии сверкают, а она одна в тайге…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Политический что говорит? Как она-то его нашла?
ФЕДОТ. То и говорит. Что, когда в тайге пожар начался из-за молнии, угодившей в дерево, рядом стоящие смолянистые сосны вспыхнули как свечи тоже. Сильный верховой ветер погнал огонь в сторону спящей деревни. Он, забыв об опасности, которая могла его там поджидать, побежал подымать народ.
ДУНЯ. С Анной?
ФЕДОТ. Один. На Аннушку он случайно наткнулся.
ШЕР. Как это?
ФЕДОТ. Придёт, спросите.
МАЛАНЬЯ. Если знаешь, расскажи.
ФЕДОТ. Чё рассказывать? Говорит, бегу, а навстречу, не видя меня, с протянутыми вперёд руками по тропинке Анна идёт. Сзади меня пожар пластает, а она бредёт, ничего не замечая. Оторопь, говорит, такая взяла, что первый раз в жизни по-настоящему испугался.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Пожар в тайге, а тут, нате вам, – приведение! Знамо дело, любой испугался бы…
Слышатся громкие голоса урядника и Андрея.
ГОЛОС АНДРЕЯ. Повторяю ещё раз: заблудился я! Мужики же, что меня к Кедровке вывели, не при чём были.
ГОЛОС УРЯДНИКА. Не при чём?! Коров порезали, деревню сожгли…
ГОЛОС АНДРЕЯ. Разобрались же! Коровы не их рук дело. Деревня из-за пожара в тайге сгорела.
ГОЛОС УРЯДНИКА. Ничего, ничего! В волости разберутся, кто из вас виноват…
ГОЛОС АНДРЕЯ. Пусть разбираются. Мне главное Аннушку докторам показать. Сами видите, в каком она состоянии.
ГОЛОС УРЯДНИКА. Не путалась бы с тобой, убогим, счас бы за купцом замужем была. Он её обзолотил, сахаром обсыпал бы. Как сыр в масле каталась…
ГОЛОС АНДРЕЯ. Да как вы смеете?..
ГОЛОС УРЯДНИКА. Смею! Пшёл вон отсюда.
Вышедший от урядника Андрей подсаживается к Анне, целует и прижимает её к себе.
АННА. Тятенька, тятенька! Маменьки нету…
АНДРЕЙ. Анна, Анна, ты что, дорогая?!
АННА. Пусти! Не держи…
АНДРЕЙ. Анна, это же я, твой Андрей!
АННА. Андрей? Андрейка! (Прижимается к Андрею.) Милый…
Все участливо смотрят на молодых. Кто вздыхает, отводит глаза, кто крестится.
БАБУШКА ОФИМЬЯ (перекрестившись в сторону). Осподи, Мать Владычица… Смилуйся! Пожалей рабыню Анну… Даруй ей разум…
ФЕДОТ (доливает себе и в кружку Андрея медовухи). Меня попросили рассказать о том, что же произошло в нашей деревне. Ты не против, если я доскажу?
АНДРЕЙ. Рассказывай, дядя Федот, мне-то что?
ФЕДОТ. Вот я и говорю. (Кланяется Андрею.) Что благодаря этому человеку мы все живы и остались. Страшно подумать, что было бы, не разбуди он нас спозаранку!..
АНДРЕЙ. Любой на моём месте так поступил…
ФЕДОТ. То-то и оно, что не любой! (Прикладывает руку к сердцу.) Кто смог бы так быстро забыть и простить не остывшую ещё обиду. Ну да ладно. Деревню то мы всем миром лучше прежней отстроим… (Подымает четверть, как бы спрашивая, кому долить.) Жаль только, что не всю скотину спасти удалось, но хуже было бы, если с ней и мы сгорели. (Наливает спиртного в несколько протянутых кружек.)
ДЕД ГРИГОРИЙ. Бог вам в помощь!
ФЕДОТ (размашисто перекрестившись на образа). С Божьей–то помощью нам все преграды нипочём. Всё выдюжим, всё осилим!..
Большая часть из сидящих за столом людей, согласно закивав головами, вместе с Федотом пьёт медовуху из своих кружек.
АНДРЕЙ (в сторону). Вот она, Русь могучая, необъятная, как сама тайга. Сколько раз приходилось ей проходить через огонь, воду и медные трубы?! Сколько горя и разорения пришлось ей пережить за свою историю? Но, видать, планида у неё такая, каждый раз возрождаться и возноситься на новые высоты…
С улицы доносится песня:
Как-ы во темынай нашей да стороныке
Возрастилась мать-тайга-а-а…
Ты таёжная, глухая,
Сама тёмына сторона-а-а-а…
Услышав всхлипывание и хлюпанье носом, все закрутили головами.
МАЛАНЬЯ ( смеясь). Это што ж, милок, ты носом зашмыгал? Рассказанная история, што ль, в душу запала?..
МУЖИК В ВАЛЕНКАХ (мотает головой). Нет, хозяюшка! О своём горе печалюсь…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Эн тот тоже рассказать могёт, волосы дыбом встанут…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Поделись, сбрось с сердца камень. Глядишь и полегчает?
ВАНЬКА ХЛЮСТ (кивает на мужика). Распродали они всё в Расее, да подались в Сибирь. Хотели здесь землицей обзавестись, жизнь новую начать. Да только вот из-за неправильно оформленных бумаг на месте земля–то им тут-таки, вроде, как и не положена. Походили по разным управам, помыкались по чужим углам. Жена не выдержала, собрала манатки да и рванула обратно в Расею с детьми. Оставив его одного ни с чем.
ФЕДОТ. Прямо-таки без гроша?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не то чтоб денег на обратную дорогу не оставила. (Повысив голос.) Последнюю рубашку с него сдёрнула!
ДЕД ГРИГОРИЙ. Как это?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Приболел он, в постель слёг. Вот она с него, хворого, и содрала. Не стала дожидаться, когда всё решится…
ШЕР. Однако же!
ФЕДОТ. У нас деревня дотла выгорела и то мир крещеный беду эту за погибель не считает. Отстроимся! А у тебя, подумаешь, горе – жена бросила? Руки, ноги целы. Голова на месте. Документы выправишь. Жизнь с какой-нибудь местной вдовушкой, наладишь…
МУЖИК В ВАЛЕНКАХ. Деток жалко! Разве ж она одна их там прокормит?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. А ты отпиши в свои края. Баба-то, поди, там же вымырнет. Пущай родные, пока ты не приедешь, мальцов покормят.
МУЖИК В ВАЛЕНКАХ. Где уж братанам-то моих прокормить?! Сами с хлеба на квас перебиваются. Ведь у них у самих-то ртов сколь? А земли по одиннадцать аршин у каждого. Саженями-то в Расее землю уже давно никто не меряет, крышка!
ФЕДОТ. То в Расее, а ты в Сибири! Земли здесь – не меряно! Трудись, не ленись. Да и народ супротив расейского в десять десятериц лучше. У меня на пашне всё остаётся: косы, грабли, жнейки, – никто не трогает. Года два назад, вообще, хлеба после молотьбы пудов двести оставил. Две недели лежало, и ничего! В Расее же и ночи бы не переночевало, так что…
МУЖИК В ВАЛЕНКАХ. Ведь я кровь проливал, в сраженьях участвовал… Куропаткин, наш генерал, как улещал: вы, говорит, робяты, не беспокойтесь… Отвоюете своё, родина вас не забудет. (Растирает слёзы по щекам.) Не забыла… Из-за какой-то бумажки я, выходит, уже и не человек, а так – пустое место…
МАЛАНЬЯ (подаёт). Ах ты, бедненький, жена тебя бросила. На-т-кось вот преснушечку…
ФЕДОТ (на ходу). Его не баранками угощать, а отпаивать чем покрепче надо. (Вплеснув в кружку медовухи, поддаёт подзатыльник.) Чтоб слюни не распускал! Плюнь, да забудь… (Отходит.) Ты в Сибири! Здесь жить можно. Лучше мурызни махонько, вот и будет те преснушечка. (Садится на место.) Ха–ха– ха…
МУЖИК В ВАЛЕНКАХ. Под пулями-то слаще было. Хоть и летели они как мухи, а на сердце-то покой был, а тепереча…
ФЕДОТ (отмахивается). Пей давай! Не будь бабой…
МАЛАНЬЯ (в сторону). А што? Ражый прав! Руки, ноги у мужика целы… Да и за версту видать, што не прощалыжник какой там. Не забрать ли мне его к себе? Хватит одной мыкаться да страдать по мужу. Поменьше бы пил, окаянный, глядишь, до сих пор… (Перекрестившись.) Царство ему Небесное! Не к ночи помянутый… (Встаёт.) Вот что, люди добрые: время позднее, пойду я.
ФЕДОТ (соскакивает с места). Ты что, кума? Мы-то без тебя как?..
МАЛАНЬЯ (улыбаясь). Сегодня Дуняшкина очередь с вами ночь коротать. Так што не засиживайтесь долго. Постельники, шоб вам не на голом полу спать, вона на табурете сложены. (Подходит к шмыгающему носом мужику.) Пойдём ко мне, мил человек. Ежели крышу починишь, забор поправишь, да дров на зиму заготовишь… Будут у тебя денежки на обратную дорогу к своим деткам.
Федот, присвистнув, оседает на место. Маланья с мужиком в валенках уходят.
Бабушка Офимья приготавливается к ночлегу.
ФЕДОТ. Нет, вы видели? Меня, полного сил и энергии мужика! Эта краля какому-то тюфяку предпочла?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не расстраивайся, дяденька. Хошь я тебе фокус покажу.
ФЕДОТ. Фокус? С твоими-то культяпками?..
Ванька Хлюст, вынув из колоды три карты, кладёт их на стол.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Видите: туз, фаля пик и клап бубновый.
ШЕР (покосившись на карты). Туз, дама, валет и что?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Запомнили, как лежат? Переворачиваю. Кто скажет, где фаля?
ФЕДОТ. Посередине, естественно.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Эй, святы черти! (Переворачивает.) Смотрим…
ФЕДОТ. Не может быть! Откуда здесь тузу взяться? Он же с левого края лежал.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Ладно. (Переворачивает туза, проводит над картами своими обрубками.) А где теперь туз, кто скажет?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Где ж ему тепереча, как не в серёдке, лежать?
Ванька Хлюст переворачивает и показывает даму пик.
(Смеясь.) Язви те, как это у тебя вышло–то?..
ТИМША. А он, деда, из рукава карту доставал, я видел.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Эх ты, шестёрки козыри! (Под общий смешок.) Зачем меня выдал? (Засовывает замызганную колоду карт обратно в карман.)
ФЕДОТ. Ах, обить твою медь! Тебе бы в карты на деньги играть, а не с протянутой рукой по миру бродяжничать.
Дед Григорий с внуком уходит стелиться в противоположную сторону от бабушки Офимьи.
ВАНЬКА ХЛЮСТ (подходит с кружкой к Федоту). Угости, дяденька, Ваньку Хлюста ещё малость, да я, пожалуй, тоже стелиться рядом с дедом пойду.
ФЕДОТ (наливает). Нет, ну скажи мне, какой ей прок от него?.. (Махнув рукой, залпом опустошает содержимое своей кружки.) Я бы для неё ничего не пожалел… (Встаёт, пошатываясь, из-за стола.) А она? Эвон на кого меня променяла… (Поёт на ходу.)
И! тё! щу! грех!..
… И невестку грех!
Полюблю-ка, поцелую
Жену дя-а-дину!..
Чуть было не упав на бабушку Офимью, Федот , крестясь, шарахается от старухи в сторону. Но, сделав несколько шагов, бросает подстилку на пол и тут же валится на неё, засыпая мертвецким сном.
Ванька Хлюст, отпив медовухи, выходит из-за стола и идёт стелиться рядом с дедом Григорием и его внуком. Андрей с Анной укладываются на ночлег в другой стороне сцены.
ШЕР. Ну так как, Дуня, поедешь завтра со мной? Хватит себя в этой дыре губить. В городе у тебя жизнь намного интереснее будет…
ДУНЯ. Не знаю, барин! Обманешь же…
ШЕР. Ты что, Дуняша?! (Прижавшись, пытается поцеловать.)
ДУНЯ. Пусти!
ШЕР. Не могу без тебя…
ДУНЯ. Ну, пусти же…
ШЕР. Ну почему, Дуня, ты мне не веришь?!
ДУНЯ (встаёт). Хорошо, когда все заснут, я приду к тебе…
ШЕР (пытается удержать). Дуня!..
ДУНЯ (гладит по голове). Вот тогда всё и обсудим, милый…
УРЯДНИК (выйдя из комнаты, останавливается возле двери). Что–о?!
ДУНЯ (испуганно отскакивает от доктора). Огурчиков, говорите, принести? Сию минуту будет исполнено.
УРЯДНИК. Чтоб через минуту ужин на столе стоял! Одна нога здесь, другая там…
ДУНЯ. Хорошо, хорошо, ваше благородие. (На ходу.) Счас принесу…
Урядник, помахав доктору кулаком, скрывается за дверью.
Доктор Шер, поболтав медовуху, залпом выпивает содержимое своей кружки, после чего выходит из-за стола и направляется в свою комнату.
Дед Григорий прихлопывает по плечу отвернувшегося от него внука.
ТИМША (повернувшись). Деда, расскажи про тигру-то…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Ох и лютый же ты, Тимша, сказки слушать.
ТИМША. Ну, скажи…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Спать надо! Ну, да ладно, коли так…
Приподнявшийся на локоть Ванька Хлюст подмигивает Тимше.
(Посмеиваясь.) Хе–хе… Дык про тигру?.. Ладно-о-о… (Закладывает руки за голову.) Давно это было. Лет с пятьдесят, как не боле. Забежала в наши леса тигра из Монголии. Три волости сбили, чтобы ей препону положить. Вот, значит, окружили мы её со всех сторон, а она промеж нас вот так и сигает, так вот и сигает…
ТИМША (удивлённо). Сигат?!
ДЕД ГРИГОРИЙ. У-у-у… Как молынья. Одному по уху хвостом съездила, сразу салазки на сторону своротила… Вот, брат, какая силища! Зверюга самая душевредная…
ТИМША. Ловили голыми руками?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Голыми…
ТИМША (смеясь). Ври-ка больше!..
Ванька Хлюст, засмеявшись вполголоса, отваливается на спину.
ДЕД ГРИГОРИЙ (повернувшись к внуку). Поздно ужо. Спи, внучок, вдругорядь доскажу…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Ну и весёлый же у тебя Тимша, дед, ласковый!
ДЕД ГРИГОРИЙ (через плечо). Спит. Умаялся за день-то!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Я и говорю, развесёлый ты человек…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Хе-хе… Я–то? (Ложится на спину.) Я, брат, человек артельный… Бывало, присядем передохнуть, я тут же чего-нибудь и сколоколю несуразное, вот тебе и смех. А где смех, там греха нет и злобы меньше…
Занавес
КАРТИНА ВТОРАЯ
Ночь.
Откуда-то издалека доносятся еле различимые слова песни:
Как во нашем во бору
Там горит лампадка.
Не полюбит ли меня
Здешняя солдатка.
Полумрак. Из разных мест сцены доносится храп, стоны спящих людей.
Из своей комнаты выходит доктор Шер.
ШЕР. Что-то долго ко мне Дуня не идёт, заждался уже. Вот она судьба-то! Проехал бы мимо деревни и не встретил своей половинки. (Сладострастно потягиваясь на ходу.) Спасибо кучеру, что надоумил переночевать в земской. Которая! (Прищёлкивает пальцами, вспоминая слово.) Как же называется место пересечения двух и более дорог?.. Распутье, перепутье… (Вспомнив.) О! Росстань, точно, росстань. Земская сродни росстани. Здесь тоже сходятся люди, каждый со своей историей. Хоть книгу пиши. (Возле стола.) Налью-ка я медовухи, сладка, зараза. Угостимся с милой из одной кружки и… (Оглядывается.)
Доносится приглушённый смех Дуни.
(Перекрестившись.) Что это! Никак Дуня смеётся, но где? (Подходит к двери, прислушивается.)
ГОЛОС УРЯДНИКА. И ты поверила увещеваниям этого прыща?
ГОЛОС ДУНИ. Да. Вот уеду завтра с ним в город, тогда узнаешь…
ГОЛОС УРЯДНИКА. Я тебе уеду!..
ГОЛОС ДУНИ (смеясь). Испужа-а-лся… А ежели уеду, кто удержит?
ГОЛОС УРЯДНИКА. Смотри, Дуня! Отчекрыжишь что, со дна моря достану, из могилы выкопаю, воскрешу и перегрызу глотки обоим… Знай!
ГОЛОС ДУНИ. Заколела я чего-то… Обними, поцелуй свою любимую.
Раздавшийся приглушённый смех урядника вскоре сменился на поскрипывание кровати. Доктор Шер, отпрянув от двери, подходит к столу. Трясущимися руками берёт свою кружку и большими глотками опустошает её содержимое.
ШЕР (полушёпотом). Эй ты, господин торгующий! Тарантас этакий, слышишь? Храпишь? Ну и чёрт с тобой, спи. Н-нда-а… (Усевшись за стол и обхватив голову руками, качает головой.) Болотина-то, грязь-то какая! Ай–яй–яй … Бррр! (Встаёт.) Ну и где тут гармония, красота? Что может быть общего у этого алого полевого цветка с ходячим, трясущимся от жира – пузом? Дурак я, слюнтяй, интеллигент, мечтатель, кисель паршивый! Вот кто я…
Шер заковылял к себе в комнату, на ходу взъерошивая на голове волосы. После его исчезновения за дверью на сцене появляется урядник без кителя, в штанах-суженках серовато-голубого цвета, в комнатных тапочках на босу ногу и Дуня в ночной рубашке, с накинутым на плечи платком.
УРЯДНИК (вполголоса). Во рту пересохло. Давай, Дуняша, выпьем с тобой на брудершафт. Где тут у вас чистые кружки?
Вплеснув медовухи в указанные Дуней кружки и опустошив их содержимое, целуются.
(Облизываясь.) А хочешь на свободу, девка! Хочешь, и впрямь отпущу?
ДУНЯ (тихо). Хочу, но ты ж не отпустишь…
УРЯДНИК. Отпущу, если откупишься.
ДУНЯ. Чем же я от тебя откупиться-то могу? Разве что телом? Так оно и так давно в твоей власти…
УРЯДНИК. Натурой ты от меня не откупишься. Мне деньги нужны.
ДУНЯ (смеясь). Где ж я тебе их возьму? Если у меня сроду…
УРЯДНИК. Укради.
ДУНЯ (испуганно). Что?!
УРЯДНИК (прикладывает палец к губам). Тшшш!.. Разбудишь ещё кого, нам свидетели ни к чему…
ДУНЯ (прижимаясь к уряднику). Ну, скажи, милый, что ты пошутил?
УРЯДНИК (отстраняется). У лавочника полные карманы денег. Он мне взятку предлагал. Обчисти его! И с завтрашнего дня езжай куда хочешь…
ДУНЯ. Ты что, дорогой?! Как можно? Засудят же…
УРЯДНИК. Дура! Кто ж на тебя подумать-то сможет?
ДУНЯ. А если проснётся кто?
УРЯДНИК. Кто? Вона как храпят! Сейчас хоть из пушек бей, никого не разбудишь.
ДУНЯ. Всё равно страшно…
УРЯДНИК. Не боись! У тебя ж железное алиби.
ДУНЯ. Что, что у меня?
УРЯДНИК (отмахивается). Если что, я подтвержу, что ты ночью со мной была…
ДУНЯ. Грех это!
УРЯДНИК (на ходу). Отмолишь…
Оставшись одна, Дуня некоторое время в замешательстве чувств стоит возле стола. После чего, оглядевшись по сторонам и перекрестившись, крадучись подходит к спящему на спине Федоту. Склонившись над лавочником, достаёт из внутренних карманов пиджака две пачки денег, перевязанных разноцветными лентами.
ФЕДОТ (бредит во сне). Два с полтиной, два с полтиной!.. Нет, врёшь… Успеешь ещё угореть-то…
Дуня, прижав деньги к груди, испуганно отскакивает от лавочника. Быстро идет в сторону двери с урядником, но, замедлив шаги, поворачивает назад и выходит в сени. Минутой спустя, дрожа от страха из-за содеянного, проходит по сцене и скрывается за дверью.
ГОЛОС УРЯДНИКА. Ну как, Дуняша, удачно?!
ГОЛОС ДУНИ. Нет! На животе он спит. Не решилась я перевернуть его…
ГОЛОС УРЯДНИКА. Что? А ну пошла вон! Хоть рядом ложись. Но если к утру у меня не будет денег, упеку тебя на каторгу, к чертям на кулички…
ГОЛОС ДУНИ. За что?
ГОЛОС УРЯДНИКА. За блуд с постояльцами…
ГОЛОС ДУНИ. Что ты, милый, что ты…
ГОЛОС УРЯДНИКА. Я сказал. Вон отсюда, поблядушка!
ГОЛОС ДУНИ. Дай хоть одеться…
ГОЛОС УРЯДНИКА. Скатертью дорога…
Вышедшая от урядника Дуня на ходу поправляет на себе одежду. Подойдя к авансцене и посмотрев в зал, радостно раскидывает руки.
ДУНЯ (вполголоса). Завтра же укачу с доктором подальше от этих мест. Наконец-то заживу богатой, счастливой жизнью…
Крадучись подходит к двери, но не успевает взяться за ручку, как из комнаты выходит со взъерошенными волосами на голове доктор Шер.
(Обрадованно.) Барин! (Пытается поцеловать в щеку.) Вот я, как и обещала, пришла к тебе…
ШЕР (отстраняется). Тебе что от меня надо?
ДУНЯ. Как что?! Ты же сам этого хотел…
ШЕР. Хотел! Но я не думал, что ты путаешься с этим боровом.
ДУНЯ. Что?! Откуда знаешь?
ШЕР (указывает на дверь). Оттуда…
ДУНЯ. Может, это и к лучшему, коль тебе всё известно. Только ты не серчай, ради Христа!
ШЕР (надвигается на Дуню). Что тебе от меня требуется?..
ДУНЯ (отступает назад). Милый, ну рассуди: ведь смерть, прямо смерть от лиходея, урядника–то… Муж бил, житья не было. Забрили в армию, обрадовалась – хошь отдохну. Тут чёрт этот привязался, запугал, загрозился, а пожаловаться, защитить некому – одна…
ШЕР (остановившись). И что?
ДУНЯ. Вот и взял силой…
ШЕР. Зачем ты мне это рассказываешь?
ДУНЯ. Да ты не обижайся на меня, лучше разбери жизнь–то мою по косточкам, выведай всё…
ШЕР. А мне это надо?
ДУНЯ. Ну что вы, мужики, за люди такие? Пальчиком поманите, приласкаете – и в кусты.
ШЕР. Я от своих слов никогда не отказываюсь. Если бы не слышал вашего глумления надо мной, то непременно завтра же увёз тебя.
ДУНЯ. Так избавь меня от опостылевшей жизни. Пусти к себе на кроваточку… Дай разметать по изголовью белые рученьки. Я вся – твоя!..
ШЕР. Теперь нет, сама виновата…
ДУНЯ. В чём?! В том, что свечей Богородице не одну сотню поставила? Вымаливая у неё себе простого бабьего счастья? Просила же не принца на белом коне, а человека хорошего. Вот ты и пришёл. Приласкал, аж сердце запрыгало от радости…
ШЕР. То-то ты с радости с урядником и улеглась…
ДУНЯ. Я аспиду глаза отвела, успокоила – убил бы обоих. Понял? Вот, бери тепереча…
Доктор Шер пытается оттолкнуть Дуню, которая прижимается к нему, обнимает, целует лицо, руки.
(С чувством.) Желанный мой! Люблю тебя…
ШЕР. Убирайся ко всем чертям! (Презрительно.) Прочь с глаз моих!
ДУНЯ. Прости!.. Ведь ни сном, не духом не виновата я перед тобой… (Пятясь от доктора, наступает на спящего лавочника.)
ФЕДОТ. Стой, кто тут? (Протерев глаза.) Ты, что ль, Дуняха? (Приподнявшись, машет рукой.) Давай, давай, иди сюда! Хе-хе…
ШЕР. Марш отсюда!
За скрипнувшей за Дуней дверью раздаётся приглушённое женское рыдание.
ФЕДОТ (приглядывается). А ты, доктор, – дурак! (Укладывается на боковую.) Такую кралю прогнать?.. (Перед тем как захрапеть.) Ду–рррак…
Доктор Шер, мучительно застонав, скрывается за своей дверью.
ВАНЬКА ХЛЮСТ (толкает в бок деда Григория). Слышь, дед? Эка, Дунька-то плачет…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Спи, не наше это дело…
ВАНЬКА ХЛЮСТ (шепчет). Не спится мне, да чую, что и ты ещё глаз не сомкнул.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Мне стоит только моргнуть, штоб на два дня вперёд выспаться. А ты, леший, выходит, всё видел?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Видел.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Што?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Всё.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Што именно?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Если ты про деньги?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. Цыть! (Прикладывает палец к губам.) Молчи…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Что делать-то будем? Утром ведь урядник дознаваться начнёт, кто лавочника обчистил.
ДЕД ГРИГОРИЙ (прикрывает спящего внука). Утро вечера мудренее…
ВАНЬКА ХЛЮСТ (протяжно). Ах, мамка по миру ходила, мне тальяночку купила!.. (Вздыхает.) А вообще-то я Дуняху одобряю! Правильно сделала, что одного кровососа обобрала, другого вокруг пальца обвела. Заживёт теперича богато и счастливо.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Не будет ей счастья.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Почему?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Грех это – чужое брать.
ВАНЬКА ХЛЮСТ (приподнявшись на колени). Грех нищего забижать. А у такого мироеда, который…
ДЕД ГРИГОРИЙ (кряхтя, усаживается на полу). Мало тебя в детстве били…
ВАНЬКА ХЛЮСТ (встаёт на ноги). Это почему же?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Раз в башку твою с малолетства не вдолбили. (Подымает палец к верху.) Не укради!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Тоже мне поп выискался! Ну, тогда скажи, как не брать–то? Ежели кучка богатеев изгаляется над всем миром…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Не богохульствуй, Ванька!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Да я–то что?.. Я, может, наоборот, облегчить душу свою хочу… (Кивает.) Пойдём, посидим за столом. (Отойдя от деда с внуком, усаживается за стол.)
ДЕД ГРИГОРИЙ (перекрестив спящего внука, подходит к Ваньке). Исповедоваться, што ли, решил? (Усаживается рядом.) Так это не ко мне…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Страх на меня навалился, дед! Порешу я свою никчемную жисть…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Ну не паршивец ли ты?.. (Укоризненно.) Штоб на себя руки наложить? Тьфу! (Отворачивается.) Удди от меня к ляду, дьявол этакий!..
ВАНЬКА ХЛЮСТ (вымученно). Дык, чижалёхонько ведь… Сам не рад… Душа во мне запищала… Сумленье к самому сердцу подкатилось. Гложет, как собака кость, дыхнуть не даёт…
ДЕД ГРИГОРИЙ (поворачивается к Ваньке). С чего это вдруг?..
ВАНЬКА ХЛЮСТ. От безысходности. (Подвигается ближе к деду.) Ну скажи на милость, кому я нужен покалеченный? Я же, как дыра в мосту, какой с меня прок?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. Как кому? Себе…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. И себе не нужен…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Пошто так?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А вот так, деда. Жил я, радовался всему на свете, а люди меня в яму сбросили… Ослеп я там, руки-ноги поломал… Нутро у меня и то порешилось…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Молодой ешо, выкарабкаешься…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Нет, дед! Из ямы мне теперь не вылезти. А смерть забыла про меня – нейдёт… Как тут?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Значит, терпи, сударик.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Терпи!.. А ежели и терпелка спортилась, ржой покрылась. Тады как? (После короткой паузы.) Вот видишь, дед, – молчишь!
ДЕД ГРИГОРИЙ. Да не молчу я, думаю…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. О чём?
ДЕД ГРИГОРИЙ. О грехе, что душу твою гложет, да заставляет о смертушке думать.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Боюсь я её, окаянной…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Кого?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Смерти!
ДЕД ГРИГОРИЙ. А што её бояться-то?
ВАНЬКА ХЛЮСТ (недоверчиво). А ты, што ль, не боишься?
ДЕД ГРИГОРИЙ (зевнув). В старости, брат Ванька, умереть легко. Стоит только прищуриться. Сама придёт, никуда от неё не денешься… Только кликать её преждевременно не надо. Грех это!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Это грех, то грех…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Не богохульствуй, язви тебя возьми.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А вот скажи по чистой совести, сам-то в Бога веруешь?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Слышал, нет – присказку? Алтайцы Богу не молятся, у них дворы от добра ломятся. А наш русак, хоша просит Вышнего, кола нет лишнего. Кругом бегом, вот так и живём… (Встаёт.) А про себя, тебе, сударик, вот што скажу: Бога я завсегда в сердце имею. И тебе советую. (Выходит из-за стола.) Вот что, мила-а-й!
ВАНЬКА ХЛЮСТ (встаёт). Ну, что ты, дед, соскочил? Посиди со мной ещё чуток.
ДЕД ГРИГОРИЙ (садится). Што сидеть-то?.. Разбудим ешо кого.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Кого? Дрыхнут все. Дунька и то реветь перестала.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Всё одно, поздно ужо.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А чё просто так лежать, коль сон нейдёт?
ДЕД ГРИГОРИЙ (пожимает плечами). Так и судачить вроде как не о чем…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Долго не задержу, обещаю!
ДЕД ГРИГОРИЙ (махает рукой). Ладно, говори, што тебе надо?..
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Меня вот что интересует, дед. Ежели ты в Бога веришь, значит, по-твоему, Он есть?!
ДЕД ГРИГОРИЙ. Дурр–а–ак! (Пристукивает себя по лбу.) По самое это место.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Стало быть, есть. Только где же Он?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. А за такое слово сто раз дурак!..
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Ну почему, дед?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Потому! (Дотрагивается до Ванькиного лба.) Пустая твоя голова…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Н-да… Только вот… (Зачастив.) Я ли ему не молился? Спину не гнул…
ДЕД ГРИГОРИЙ. В церкви?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Какая разница?.. Идёшь, бывало, ночью, вскинешь голову вверх, а там звёзды, да месяц по небу ходит… Господи, шепчешь, Господи! Оглянись на Ваньку, пошли исцеленья. Чего Тебе стоит, Господи? Да плакать, да башкой об землю биться…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Ты што этим хочешь мне сказать?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. То и хочу! Что накувыркаешься досыта… Встанешь, утрёшь рыло, взглянёшь на небо… А там всё по-старому, только месяц смотрит на тебя, да ухмыляется… А грех всё также на душе камнем лежит…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Да какой у тебя грех-то?! Какие у нас с тобой могут быть грехи? А ну-ка, расскажи…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. У меня, дед, грехов сорок мешков. Один грех продал – всех выпустил. Разбрелись, который куда: кто по кабакам, кто по дуракам, а одного вот тут в земской пымали… Х-хе…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Пустобрёх!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Поди и грехов-то никаких нет на свете… Какие таки грехи бывают, ты знаешь, дед?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Как какие? (Загибает пальцы.) Непослушание, нерадение, паки блуд, лихоимство, гордыня – дочь дьявола, злоненавистничество. (Грозит пальцем.) И самый смертный грех: хула на Духа Свята!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Ха-ха-ха! Здо-о-рово… Расписал, как размазал. А ежели какого зловредного человека жисти решить?.. Это как? Грех али нет?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. Дурррак! Язви те…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не понял ты меня. Я же про такого, от которого, акромя зла, никакой корысти, как от гадины… Тогда как? А?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. Как никакой корысти? Мельница! Не бывает таких людей. Ежели даже для кого он и злодей, то для другого может быть самым дорогим и близким человеком! А потому, значит, грех это…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Приехали…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Куда?
ВАНЬКА ХЛЮСТ (смеясь). На кудыкину гору…
ДЕД ГРИГОРИЙ (сплёвывает). Тьфу, ты! Я ему про Фому, он мне про Ерёму.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Вот я и говорю. Одно радует! Даже если и околею скоро, то всё равно успел отомстить за своё калечество…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Статуй этакий… Елымак! (Крестится.) Прости Господи… Отмстил!..
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Было дело…
ДЕД ГРИГОРИЙ. А ну сказывай, человече! Кому, когда, как?..
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Долго в колокола бить придётся…
ДЕД ГРИГОРИЙ. А ты поведай, облегчи душу–то.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не знаю даже, с чего начать?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. А ты, паря, расскажи, сделай милость, как ты, не в огорченье будет сказано, изувечился-то?
ВАНЬКА ХЛЮСТ (глубоко вздыхает). Ну ежели с этого места? Был я когда-то первым парнем на деревне. На гармонии играл, что ах! Идёшь, бывало, по улке с ребятами, да как взыграешь на всех переборах: Барынька, не сердись, туды-сюды поворотись. Эх! Дуй не стой! (Самодовольно.) Дык не то, что девки, али бабы молодые – старухи и те из-за печек как тараканы выползут да к окнам прильнут, что б Ваньку перед смертушкой напоследок послушать. Во как! Не веришь? Ей-бог!..
ДЕД ГРИГОРИЙ. Верю.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Анженер из столицы насчёт приисков к нам приезжал, разведку делал.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Из столиции?!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Из её, родимой. Так вот, звал он меня с собой. У тебя, говорит, пальцы золотые, цены им нет. Тебя ж только мало-мало подучить и знатнеющий из тебя музыкант выйти должен.
ДЕД ГРИГОРИЙ. А ты што ж?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А зачем мне было куда-то ехать, когда за мной и так девки табуном ходили.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Ну да…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Может быть, я и уехал. Но была среди них одна Любушка–голубушка, сердцу милая моему. Любовались мы с ней, бывало, до первых петухов…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Что ж помешало-то счастью вашему?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. То и помешало, что вырос. А как парнем стал, поступил в ямщики на трахт…
ДЕД ГРИГОРИЙ. На трахту, стало быть, с тобой беда и приключилась.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Видишь ли, каким макаром дело вышло. После Покрова это произошло. На дворе – ни зима, ни осень, а так, серединка на половинку. И только было приехал я с трахту, присел в хомутецкой возле печки, чтоб отогреться, как вдруг из земской сотский прибежал. «Живо, грит, лошадей: лешак купца с зазнобой принёс. Орёт там на нас, извозщика требует…» А мне-то, говорю, какая разница, один он или со своей симпатией. На ночь глядя всё равно не поеду, вона как мести начинает. Так что пущай утра дожидается. «Какой утра? Он же пьяный, разнесёт всё, а мне ответ утром держать». Ладно, говорю, чёрт с ним, так и быть, коней сготовлю… (Повысив голос.) Подогнал тройку. Выходит верзила в шубе енотовой, а на мне шебур мужичий: рыбий мех, бобровый верх. Я ему и говорю, что в такую погоду в пути загинуть можно за милую душу. А он как рявкнет, зараза: «Не твоё дело!» Ну, я, значит, и повёз их…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Кругом шестнадцать…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Вроде того… Поблагословился про себя, да в путь. И только, значит, за деревню выехали, ветер крепчать зачал и буран разгуливаться. Вёрст пять отбежали – вдруг буран эк – как ахнет! Как застонет всё кругом. Ну, думаю, плохо моё дело. Кругом будто молоком залито. У коней голов не видно. А буранище так вот и крутит, прямо с огня рвёт. По роже снегом, как бичом хлещет, насквозь прохватывает, дышать аж нечем…
ДЕД ГРИГОРИЙ. В такую погоду немудрено с дороги сбиться.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Вот-вот! Даже не заметил, как с колеи съехал. Кони в снегу увязли. Я им «Нн–у!» А они стоят. Попробовал было, держась за вожжи, дорогу искать. Нет дороги, а дальше отойти саженей на десять без вожжей боязно, можно к лошадям не вернуться. Ни зги не видно, только буран ревмя на разные лады ревёт. Жуть…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Да…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А тут, как назло, ещё пристывать стало. Морозцем прихватывать зачало. Ну, думаю, карачун пришёл. Съёжился весь на облучке, стал буран пережидать.
ДЕД ГРИГОРИЙ. А купец што?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Купцу со своей зазнобой хоть бы хны. Укрылись кочмой, сидят, посмеиваются. Они же в шубах, а меня насквозь пробирает.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Пурга долго мела?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Как долго не знаю, только слышу, толкает кто-то. Глаза открываю: купец. «Чё расселся-то, – кричит. – Буран кончился, ехать надо». Попробовал привстать, а шебур мой колом на морозе стал. Портки к ногам примёрзли, верхонки мокрые – хуже железа…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Промёрз весь?..
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не то слово, деда. Околел так, что тело чувствовать перестал. Уж и не помню, как на дорогу выбрались, до места добрались…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Купец-то заплатил?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Да, уж! Рассчитался со мной щедро – двумя целковыми! А на прощанье с усмешкой добавил: ничего, мол, молодой, поправишься… (Показывает свои култышки.) Вот и поправился! Ногу с тех пор за собой волочу, на руках половины золотых пальчиков лишился.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Ничего не поделаешь, сударик… Попадёт собака в колесо – пищит, да бежит. Так и человек, жисть ущемить может, а что поделаешь? Жить-то всё равно надо. Жисть-то нам единожды даётся. Вот што…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Разве это жисть?!
ДЕД ГРИГОРИЙ. Жисть – она всякая! От неё не уйдёшь, всё равно поймает. (Заглядывает в лицо.) Только я не понял, Ванюха, грех-то твой в чём? От чего на сердце тяжело?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. От того и тяжело, деда…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Поведай…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Начал я по миру ходить да милостыню просить… (Вытирает губы после нескольких глотков медовухи.) И довелось мне однажды оказаться на том месте, куда я купца привёз. Дай думаю, зайду, может, сжалится, в сторожа возьмёт.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Взял?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Как бы ни так! Бросил к ногам три медных пятака и сказал, чтобы я ему на глаза больше не попадался. Тем и поприветствовал. (Бьёт себя в грудь.) Это за что ж, дедушка?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Креста на нём нет…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не он ли виноват в убожестве-то моём? А?.. Как же так, не пожалеть калеку? Разве не такой же я есть человек, а?.. Разве не из одного мы с ним теста?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Из одного дерева, брат Ванька, бывают лопаты и иконы. На иконы Богу молятся, а лопатой дерьмо гребут… Так, милай, и люди, бывают разной выделки…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Ну пошто так? Если есть деньги, можешь жизнь свою повернуть в лучшую сторону, нет – подыхай с голоду… ДЕД ГРИГОРИЙ. Не думай о бренном. Они, милок, хозяева в жисти, а мы што? Так, слякоть для них…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Дык рази в том есть правда? Ну-ка скажи…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Правда-то на небе, Ваня! А, сказывают, семь вёрст до небес, да и то кочебурами… От што… Ты, главное, не унывай! Это плохо, соколик. Укрепиться духом надо… Мало ли чего в жисти случается… Ну это я так, промежду прочим… Сыпь, сказывай далее…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А далее… Захлебнулся я слезами за такое приветствие и решил отомстить ему по-своему.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Как это?!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. А вот так! Дождался ночи, обложил сеном хоромы, да и подпустил ему красного петуха.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Что ты наделал! Ну и карахтер-то у тебя с загогулиной?.. Хотя! С другой стороны, я тебя понимаю…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Понимаешь?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. Нанёс купцу разорение. Да он, поди, себе ужо новый дом отгрохал. Так што не стоит себя казнить.
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Не отгрохал…
ДЕД ГРИГОРИЙ. А это ешо пошто?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Так я ему не только двери, но и ставни подпёр…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Вон оно шо! (Опирается двумя руками на стол.) Так вот в чём твой грех… (Выходит из-за стола.) Отомстил, значить, крохобору за своё убожество…
ВАНЬКА ХЛЮСТ (встаёт). Отомстил…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Што ж… Бог тебе судья! (На ходу.) Пойдём спать.
Укладываются молчком, каждый думая о своём.
Проходит часть времени.
ВАНЬКА ХЛЮСТ (облокачивается на локоть). Дед, а дед?..
ДЕД ГРИГОРИЙ (переворачивается). Што?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Покаяться хочу. Чую, конец приходит. Жила во мне у сердца лопнула. Не совладать…
ДЕД ГРИГОРИЙ (вздохнув). Терпи, родимый. Не терзай душу. (Встаёт на колени.) Бог простит. Он все грехи твои на обидчиков переложит. Страдания твои не малые…
ВАНЬКА ХЛЮСТ (усаживается рядом). Ты думаешь, простит?..
ДЕД ГРИГОРИЙ. Он, брат, всё видит. Так што не робей! От што…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Дай-то Бог!
ДЕД ГРИГОРИЙ. Спи…
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Я ж ещё не покаялся…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Как?!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Эх, деда, деда!.. Грешен я, да так, что нет жисти мне.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Вон-на как!..
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Помнишь, я рассказывал про Любушку, желанную ягодку мою боровую?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Помню, и што?
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Так я её тоже, чтоб не досталась никому, того…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Што того-то?..
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Порешил.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Как?!
ВАНЬКА ХЛЮСТ. Уманил за собой к реке. Да в прорубь окунул вниз головой. Ву-у-у! Ухухууу…
ДЕД ГРИГОРИЙ (замахивается). Ах ты, проклятая твоя душа! Варнак!.. Варначище, язви тебя возьми!..
ВАНЬКА ХЛЮСТ (отстраняется от удара). Прости, деда! Христом прошу…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Прочь удди!
ВАНЬКА ХЛЮСТ (соскакивает с места). А ты пожалей, слышь, дедушка…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Пожалеть?! (Встаёт.) Счас я тебя, жиган ты этакий, твоим же батогом и пожалею…
ВАНЬКА ХЛЮСТ (отводит в сторону палку). Ты что, дед?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Душегуб проклятый! (Указывает на дверь.) Вон ужо…
ВАНЬКА ХЛЮСТ (пятится). И ты?! И ты, дед! С купцом вместе. С кровопивцем заодно…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Вон отсюда! И шоб духа твоего, негодного человечишка, здесь больше не было…
Опираясь на свой батог, Ванька Хлюст покидает сцену.
Занавес
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Утро
(декорации предыдущих двух картин)
ФЕДОТ (проснувшись, шарит по карманам). Караул! Грабят!..
На сцене всё приходит в движение.
(Соскакивает с места.) Урядник!
С разных сторон появляются: Урядник, доктор Шер и Дуня с заплаканными глазами.
УРЯДНИК (на ходу застёгивая пуговицы). Чего орёшь, как оглашенный?
ФЕДОТ. Ограбили!
УРЯДНИК. Кого ограбили?
ФЕДОТ. Меня, меня ограбили…
УРЯДНИК. Когда?!
ФЕДОТ. Не знаю… Во сне, наверное?
УРЯДНИК (поманив Дуню, полушепотом). Твоих рук дело?
ДУНЯ. Нет.
УРЯДНИК (зло). Врёшь! Смотри у меня…
Дуня, фыркнув, отходит в сторону.
(Федоту.) Жрать меньше вечером надо было. Поди, до ветра ночью ходил, обронил во дворе где?..
ФЕДОТ. Не было нужды мне ночью по двору шастать. При мне деньги были, когда спать ложился.
УРЯДНИК (оглядев всех). Кто-нибудь из вас ночью что-либо видел или слышал?
Все недоумённо качают головой, разводят руками.
Дед Григорий пристально смотрит на Дуню. Та, уловив его укоризненный взгляд, пытается уйти со сцены.
(Срывается на крик.) Куда?! Всем оставаться на местах.
Дуня, вернувшись на место, старается не глядеть в сторону деда Григория.
Бабушка Офимья, приложив руку к уху, прислушивается к словам урядника.
(Прохаживается по сцене.) Итак, что мы имеем? А мы имеем подозрение в воровстве вас. А потому я обязан незамедлительно всех арестовать!
АНДРЕЙ (прижимает к себе Анну). Как арестовать?!
БАБУШКА ОФИМЬЯ (убрав руку). Побойся Бога, милок! Мне домой шлёпать надо.
ШЕР. Господин начальник! Никак-с не могу быть вами арестованным! Мне в губернский город по срочным делам ехать надобно…
УРЯДНИК. Вы все подозреваемые…
ДУНЯ. И что?..
УРЯДНИК. Ничего! Пока буду проводить дознания, да писать протоколы, никто шагу из земской не сделает…
ФЕДОТ. Постойте! А где калека? Фокусник мухосранный. Он же вместе с нами на ночлег оставался.
УРЯДНИК (оглядывается). И то верно! Где христарадник? Кто видел его последним?
ФЕДОТ (указывает на деда Григория). Нищеброд этот рядом с дедом укладывался. Пусть расскажет, куда его сосед делся?
ДЕД ГРИГОРИЙ. А мне-то откуда знать? (Гладит по голове прижимавшегося к нему внука.) Мы с Тимшой крепко спали.
УРЯДНИК. Хочешь сказать, дед, что ты ничего не видел и не слышал?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Нет.
УРЯДНИК. Что – нет?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Я же сказал, мы крепко спали…
УРЯДНИК. Так я тебе и поверил, чтоб ты рядом с мальцом, крепко спал. А ну, покажи нам свой мешок.
Подтолкнув внука и дождавшись, когда Тимша принесёт заплечный мешок, дед Григорий не спеша развязывает котомку.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Смотрите, люди добрые! (Уряднику.) Эх, начальствующая твоя душа! Ты што ж думаешь, што я на старости лет смог бы такой грех на душу взять?..
АННА. Дедушка, дедушка, мы знаем! Это не ты взял копытце нашего козлёночка…
АНДРЕЙ. Анна! Анна, ты что, родная?..
АННА (отталкивает Андрея). Уйди, окаянный!
АНДРЕЙ (трясёт за плечи). Аннушка, ты что? Это же я, твой Андрей!
АННА (прижимается к Андрею). Андреюшка!..
УРЯДНИК. Это что ж, сегодня за разноплемённый сброд здесь собрался? Язви вас всех в коромысло…
ШЕР. Покорнейше прошу, уважаемый, не оскорблять нас…
УРЯДНИК. То убогие, то умалишённые, а то… (Грозит всем кулаком.) Я вам покажу, как надо мной смеяться…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Так никто ж не смеётся?..
УРЯДНИК. Молчать!
ФЕДОТ. А мне–то что делать? Мне ж в волость без денег ехать никак нельзя. Засудят меня там супостаты…
УРЯДНИК. Что?! Так ты выходит, прохиндей, откупиться имя хотел! Взятку дать… Я–те дам! Паршивец эдакий…
ФЕДОТ. Да как вы смеете на меня голос подымать? Я вам кто?..
УРЯДНИК. Пёс паршивый, вот ты кто!
ФЕДОТ. Я жаловаться буду…
УРЯДНИК. Всё! (Тычет пальцем на Андрея с Анной и Федота.) Ты, ты и ты со мной в волость, остальные свободны. (Дуне.) Зови кучера на подворье, отъезжаем незамедлительно.
ДУНЯ. Дайте людям хоть чаю на дорожку попить!
УРЯДНИК. Вчера опились…
Дуня покидает сцену.
ШЕР (Уряднику). Ваше благородие, возьмите меня с собой. Из волости-то я быстрей в город выберусь, чем отсюда.
УРЯДНИК (смеясь). До полицейского околотка, так и быть, довезём. Собирайтесь…
Урядник и Шер расходятся по своим комнатам.
Остальные начинают собирать подстилки и складывать их на прежнее место.
ДЕД ГРИГОРИЙ (бубнит под нос). Уж ты гой еси, да ты светел месяц. Хоть светло ты светишь, да не по-прежнему… (Подтолкнув внука в спину с подстилками, смотрит на дверь, за которой скрылся урядник.) Ой, потакаешь ты как ворам, плутам, разбойникам…
Доносится стук копыт, тележный скрип, лошадиный храп.
ФЕДОТ (прислушавшись, хватается за сердце). Засудят теперь меня сукины дети, как пить дать засудят. (К залу.) Кому я там интересен-то без денег!
Высунувшаяся кукушка из часов начинает куковать: ку–ку–ку…
(Поворачивается к Андрею.) Андрей Митрич, ты это, тово! Замолви словечко за меня в волости. Знамо же, всё спьяну. Вино же оно всех равняет: и богатых и бедных…
АНДРЕЙ. То-то и оно! Что винище, пойло окаянное у вас всему голова…
ФЕДОТ. Ты заступись только…
АНДРЕЙ. Я-то не выдам, а мир как?
ФЕДОТ. Мир смолчит. Сор из избы не вынесем. Друг за дружку стоять будем.
АНДРЕЙ. А дальше как? Как дети, внуки ваши? Всё так же?!
ФЕДОТ. Пьянству зарок дадим, обещаю!
АНДРЕЙ. О будущем своего потомства думать надо, а вы сами как дети малые…
ДУНЯ (прикрывая за собой дверь). Ну что, господа хорошие, лошади поданы. (На ходу.) Тех, кто не едет, прошу к столу. Чай с крендельками пить будем.
На сцене появляются: доктор Шер со своим саквояжем и урядник, поправляющий на ходу фуражку тёмно-зелёного цвета с оранжевыми кантами. На околыше фуражки значок с изображением герба губернии, на тулье – маленькая солдатская кокарда.
УРЯДНИК (не останавливаясь). За мной…
Андрей, Анна, Федот и Шер следуют за урядником к выходу.
ДУНЯ (хватается за рукав доктора Шера). Постойте! А вы куда? Останьтесь, хоть чаю попить…
ШЕР (выдернув руку). Прощайте, сударыня, не поминайте лихом.
Оставшиеся смотрят на Дуню, стоящую в оцепенении посредине сцены.
БАБУШКА ОФИМЬЯ (перекрестившись и поклонившись иконам). Я, пожалуй, домой побреду. Спасибо, дочка, за хлеб-соль… (Поклонившись Дуне, уходит.)
ТИМША (дёргает деда Григория). Деда, а деда! А мы чай пить будем или тоже пойдём?
ДЕД ГРИГОРИЙ. Пойдём, внучок, пойдём. Нам к заутренней службе спешить надо. Кипяточком мы себя опосля на привале побалуем.
ДУНЯ (преграждает дорогу). Подожди, дедушка, не уходи. Я счас… (Скрывается за дверью.)
Некоторое время на сцене, кроме деда Григория и его внука Тимши, никого нет.
ТИМША. Чё это она, деда?
ДЕД ГРИГОРИЙ (пожимает плечами). Счас узнаем.
ДУНЯ (появившись на сцене). На вот, дедушка, возьми! (Протягивает две пачки денег.) Согрешила я ночью, чёрт попутал. Но, чувствую, не смогу я после этого спокойно жить. Возьми ради Христа, облегчи душу.
ДЕД ГРИГОРИЙ (отстраняется). Что ты, девонька! Нам чужово не нать.
ДУНЯ (опускается на колени). Ослобони мою душеньку.
ДЕД ГРИГОРИЙ. Никто как Бог!
ДУНЯ (заплакав). Осуди меня, светлый человек, за грехи мои. С урядником ведь я давно путаюсь… Он меня и подбил… Воровка я…
ДЕД ГРИГОРИЙ (отстраняется от рук, цепляющихся за его штаны). Совесть, мать, забыла… Бесстыжая ты…
ДУНЯ. Твоя правда, дедушка, поругай меня… (Передвигаясь на коленях за дедом.) Но денежки возьми. Они тебе с внуком нужнее, чем мне.
ДЕД ГРИГОРИЙ (всплёскивает руками). Ведь ты?.. Чёрт ты!..
ДУНЯ. Хорошень меня… Задави… Убей…
ДЕД ГРИГОРИЙ. Ах, чё удумала, ведьма! Штоб мы грех на душу взяли, ворованным воспользовались… (Трогается с места.) Удить с дороги!
ДУНЯ (прижимая деньги к груди, на коленях передвигается вслед уходящему старику с внуком.) Дедушка, не уходи!.. Пропаду же я теперь…
ТИМША (оглянувшись). Прощай-ко-ся, тётенька…
Дед Григорий с внуком покидает сцену.
ДУНЯ (сквозь слёзы). Эх, люди, люди! За что вы ко мне так? Я ж от чистого сердца. Куда мне теперь с ними деваться? К уряднику с покаянием идти, так он их себе присвоит. За лавочником в волость ехать, так они им на чужом горе нажиты… (Встаёт.) И мне они не нужны… Что делать? Может, печь имя растопить? (Идёт в сторону двери.)
Раздаётся звон колоколов.
Остановившись и смахнув слёзы со щёк, Дуня начинает неистово креститься.
(Повеселев.)
Спасибо тебе, Господи, что надоумил! Отнесу я их в часовенку, положу перед мироточащей иконой. Пусть они на благое дело пойдут. Часовенка-то у нас хорошая. Всё делать можно, а свадьбы ежели венчать – нельзя: венцов нет. Вот и будет теперь, на что их построить. Слава тебе Боже Милостивый! Слава!
Крестясь, кланяется несколько раз в сторону зала.
Занавес
2017 г.