Журнальный мир

Убивать преступников во имя искоренения преступности — это почти то же, что убивать сумасшедших, надеясь таким образом избавить мир от сумасшествия!

Из романа «Высшая Справедливость»

Это не обычное детективное повествование, хотя роман-трилогия Алисии и Алекса Оуэлл «Высшая Справедливость» по драматизму сюжета, подлинности характеров и тщательности выверенных деталей даст фору многим произведениям подобного жанра. Это эпопея о проступке и воздаянии, о слепой ярости и покаянии, которое, увы, приходит намного позже содеянного и не в силах предотвратить трагедии.

История жизни адвоката Брендона О’Брайана и его семьи оказалась драматичным образом переплетенной с судьбой его подопечного Стивена Кларка, детьми и родственниками жены последнего. Словно попадая в силки предопределенности, адвокат помогает бежать преступнику, чудом выжившему после казни на электрическом стуле, и таким образом сам становится соучастником преступления. Он сочувствует Стивену Кларку, удивляясь его покорности судьбе и одновременно несогласием признать себя виновным. В лесном домике, где они прячутся от преследования полиции, Стивен вызывает еще большую симпатию у О’Брайана, который пытается вступить с ним в философский спор и понять жертвенную, стоическую позицию Стивена. Он догадывается, что его подзащитный убил женщину под влиянием психотропных веществ, подсыпанных в кофе для разжигания страсти. Стивен Кларк и вправду незаурядная личность, он наделен неотразимой внешностью и, как оказывается впоследствии, писательским дарованием, перешедшим в дальнейшем к его сыну, такому же страстному и нетерпеливому в отстаивании своей правды, как и отец.

В чем же причина успеха метода адвоката О’Брайана, которого коллеги считают везунчиком? Помимо опыта, интуиции и скрупулезности в деле, он испытывает сострадание к своим подзащитным, руководствуясь не только симпатией и антипатией, но обращаясь к Высшей Справедливости. Такое сочетание льда и пламени, переживания трагического события и дистанцирования от происходящего приводит его к философским обобщениям, которые не бывают просто умозрительными. Авторы вместе с героем обращаются к опыту прежних поколений, ибо в природе человеческой ничего не меняется, и Фортуна столь же слепа для тех, кто не хочет понимать законы ответственности за все происходящее с нами.

Как написал поэт Николай Гумилев:

Все проходит, как тень, но время

Остается, как прежде, мстящим,

И былое, темное бремя

Продолжает жить в настоящем.

Поводом для большинства преступлений в романе является слепая ревность, желание владеть человеком, не чувствуя перед ним ответственности. Что это — помутнение рассудка или зов инстинктов? Брендон О’Брайан — категорический противник смертной казни, к этому он пришел с адвокатским опытом, убеждаясь, что приговоренным к смерти часто оказывает человек, не совершавший преступления, но силой навета или собственных принципов признавший себя убийцей. Адвокат вступает в горячий спор с университетским однокашником, приглашая и нас принять в нем участие:

«— Я был не на одной казни… — зрелище не для слабонервных! — и наблюдал за свидетелями. Люди ведут себя по-разному. Почти всегда встречаются такие, кто будто минуту назад сообразил, куда попал и что за цирк сейчас начнется. Многие смотрят в пол, в сторону, закрывают глаза. Некоторые — и вовсе не из числа родственников казнимого — даже плачут. А знаете почему? Потому что планомерно умертвить здорового, в полном уме и рассудке человека — это противоречащий природе акт! Ведь мы же боимся! Боимся посмотреть в глаза того, кого мы казним!

— Многие смертники — из тех, кто уже не надеется выйти на свободу, — сами ратуют за смертную казнь, — сказал Ламмерт, в надежде, что его слова подействуют на О’Брайана отрезвляюще. — Пожизненное заключение, которое вы, как я понимаю, предлагаете, — очень суровое наказание. Может быть, гуманнее лишать их жизни, чем до конца дней держать за решеткой?

— Господи, Ламмерт! — вскричал Брендон. — Вдумайтесь в то, что вы сейчас сказали: гуманнее убить! Гуманность и убийство — это взаимоисключающие слова, они не могут стоять рядом, но у вас тем не менее оказываются! “Гуманнее убить”! — то есть “убить, чтобы избавить от мучений”? Что это — разновидность эвтаназии? Убийство во благо, убийство во имя человечности?! Абсурд! — Брендон разгоряченно дернул галстук.

— Лично я не считаю эвтаназию абсурдом. И первый бы голосовал за ее разрешение, — сказал Ламмерт, довольный тем, что может, наконец, показать свою “продвинутость”.

Брендон тяжело посмотрел на него:

— Вы переводите разговор в иную плоскость. Хотя… как это ни прискорбно, между эвтаназией и смертной казнью действительно много общего. Так много, что у нас теперь сплошь и рядом “эвтаназией” именуют смертельную инъекцию! При законодательном закреплении права на эвтаназию возникают те же проблемы, что и в случае смертной казни, а именно: возможность ошибок, намеренных нарушений и — что самое ужасное — необратимость совершенного! Перейти грань, отделяющую предполагаемое благо от преступления, и там, и там очень легко. Споры вокруг эвтаназии ведутся давно, а многие ли страны ее разрешили?»

А вскоре самому Брендону приходится принять тяжелое бремя, согласившись с решением смертельно больной супруги Глории прибегнуть к добровольному уходу из жизни.

Подрастают два мальчика, усыновленных адвокатом после смерти дальней родственницы жены Стивена Кларка, в гибели которой была немалая вина самого Брендона. Между ними разгорается конфликт из-за дочери Стивена Лиззи, что приводит к трагическим последствиям. Это подкашивает силы уже стареющего адвоката. Он пребывает в тяжелых раздумьях и обращается к библейской мудрости: «А ведь Отец Наш Небесный не убил Каина — осудил, но не убил! Хотя Он, Всемогущий, имел полное на то право. А все потому, что Он — в первую очередь — Всемилостивый! Ну а мы, грешные?.. Спросите себя, когда б любой из вас ощутил себя “отцом Каина”, то разве смерти окаянного сына желал бы, не видя для него иного способа искупления своей вины? Нет же! Вы жаждали бы его искреннего раскаяния и воскрешения его души! Неслучайно же в Писании: “И сказал Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро”. Бытие 4:15». «Если бы каждый из нас — по заповедям Христовым — видел в ближнем не врага, а брата, то месть перестала бы существовать. И вопрос о смертной казни отпал бы сам собой».

В романе не случайно присутствует цветок розы, чей стебель усажен шипами, символизируя трудную гармонию жизни, а также Спасителя, отправившегося на крестный путь. Брендону аромат роз в саду погибшего Кларка напоминает о друге и его жажде справедливости, во имя которой тот отказывался от его защиты, что казалось адвокату ребячеством или закомплексованностью. В памяти Стивена возникают розы со срезанными шипами: «Раньше во дворе их дома всегда росли розы… Он вспомнил, что держал их в руках совсем недавно — это было в тюрьме, за несколько дней до казни — и долго хохотал, обнаружив, что на всех стеблях предусмотрительно срезаны шипы — охранники явно перестарались. Розовые розы… — он думал тогда, что видит их в последний раз… Стивен просидел в тот день, наверное, не один час, любуясь ими: поворачивал и рассматривал каждый цветок в отдельности, огибал взглядом плавные линии тугих, еще не раскрывшихся бутонов, вглядывался в каждый лепесток, пытаясь постичь неизреченную тайну их совершенства». Розы воскрешают память о друге, когда Брендон приходит на его виллу: «Розы были и в доме. Они стояли в несметном количестве ваз… Удивительно, но из всех чувственных раздражителей именно запахи — мимолетные, случайно пойманные — способны будить в нас самые яркие воспоминания. В долю секунды запахи извлекают из дальних глубин памяти какую-нибудь одну, пронзительно-реальную картину, потрясая, оглушая, но и даруя при этом трепетную возможность во всей полноте чувств заново пережить давно минувшее… Брендону не раз уже случалось испытывать на себе силу этой природной магии, погружаясь то в раннее детство, то в юность. Но волшебный аромат роз… он мог ассоциироваться у Брендона только со Стивом. И сейчас запах воскресил в памяти не столь давнюю сцену, когда во время похорон Кларка розами было усыпано чуть ли не все кладбище…»

Это роман о дружбе и преданности, о той неумолимой силе, которая воскрешает в человеке человеческое вопреки наветам и неповоротливым законам общества. Насколько удачливым оказался адвокат и мемуарист Брендон О’Брайан в мире лицемерия? Подсудимый Стивен Кларк стал его близким другом и единомышленником вплоть до самой смерти адвоката. Ответ, который он дает репортеру, звучит из глубин его совести:

«— Мистер О’Брайан! Вы известны как непримиримый противник смертной казни. Журнал “Тайм” — не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

— Извините, я тороплюсь.

— Тогда всего один вопрос! Так кто же все-таки должен вершить праведный суд? За кем последнее слово?

— Последнее слово? Наверное, за тем человеком, который может в своем лице совместить и того, кто “за”, и того, кто “против”.

— Поясните свою мысль, пожалуйста.

— Откройте Библию — там все сказано. Всего хорошего!

— Так в чем все-таки Высшая Справедливость, мистер О’Брай-а-ан?!.»

Ответ на это в самой книге, он в том, чтобы каждый читатель смог вступить в честный диалог с самим собой. В каждом из нас есть некая частица персонажей, чьи истории столь убедительно рассказаны авторами романа. Потому что они не судят, а побуждают нас обратиться к Истине.