Журнальный мир

ПОСЛЕ ДОЖДИЧКА В ЧЕТВЕРГ…

Философское отделение мужского клуба деревни Малая Сивуха находилось на берегу одноимённой речки. Возможно где-то существовала и Большая Сивуха. Но это было в другом мире, не ограниченном двумя десятками полуразвалившихся изб да единственной улицей с гордым именем «Центральная», по которой проехать можно было разве что на танке. Умирающие дома густо заросли репейником да крапивой, но в глубине своего нутра отчаянно хранили запахи ушедшей жизни, счастья, боли и тоски.

Про большой мир, за лесами и полями, мужики давно не ведали. Ни Иван, бывший пастух, ни Серёга, бывший тракторист, ни даже Пётр Степаныч – когда-то занимавший пост бухгалтера в сгинувшем в неизвестность колхозе «Красный Луч». Все они теперь были вольными рыбаками, философами и единственными уцелевшими мужчинами умирающей деревни.

Иные давно исчезли. Кто-то ярко и яростно спился и дал дуба. Другие уехали в мифический город – ушли в мир иной. Кто тихо мирно преставился в родной постели.

Кроме них, в деревне доживали свой век пяток старух да две собаки, похожие на волков, забредших из леса. Ради справедливости, добавим сюда два десятка кур бабы Нюры да её же давно сбежавших и одичавших кроликов. Те обжили овраг, вступили в кровосмесительную связь с местными зайцами и бесконтрольно размножались.

Вот и всё население Малой Сивухи.

Каждый день шёл по строго определённому распорядку.

Зимой мужики пили самогон из стеклянных банок, закусывая солёными грибами, философствовали, сопровождая тезисы крепким морозным матом.

Летом день-деньской сидели у реки на солнечном косогоре и неспешно делились мудрыми мыслями. Для порядка брали с собой удочки, дожидаясь вечерней поклёвки. Трёхлитровая банка – в самый раз. Закусывали сырыми маслятами, упругими и скользкими, да хрустящими сыроежками.

Июльский четверг после ночного дождичка был тёплым.

Серёга расслабленно смотрел на дремлющий поплавок. На рыбалке как? Тихо. Сидишь, думы думаешь.

– А чего солнце днём светит, не ночью? Днём – и так светло, – произнёс он.

Мужики обстоятельно включились в беседу.

– Ясен пень, – резонно отметил Пётр Степаныч. – Земля-то круглая.

– И чё?

– Так сменная работа. Полсуток здесь светит, полсуток у иностранцев за бугром.

Серёга задумался, потом сказал:

– И кто так устроил?

– Астрономия.

В беседу включился Иван:

– Не! Бог так сделал.

– На кой.

– Чтоб по справедливости.

– А чё тогда баба рожает, а мужик нет? Ей больней выходит.

Ответил Иван, признанный религиовед:

– Согрешила она, итить! Яблоко съела.

И вновь тишина. На глубине что-то булькнуло. Рябью пошли круги. Вода плеснула со звуком шлепка по тугой заднице.

Степаныч о чём-то вспомнил:

– Бабы… Они только к ночному делу годятся, если трезвый.

Неугомонные мысли крутились в мозгу Сергея:

– Почему баба в брюках – нормально, а мужик в юбке – тля?

Вопросы мучили. Их было так много, что и не все спросишь. Почему рыба ест дождевых червей? В реке их нет. Червь только на остром крючке висит. Выходит, смерть – вкусна?

– Мужики, а смерть зачем?

– Известно, для порядка.

Степаныч почесал затылок и весомо добавил:

– Убери смерть, и бардак начнётся.

В реке вновь забурлило. Вгляделся в воду, но ничего там не высмотрел. Пожевал травинку и отвёл взгляд.

– Крыса водяная?

– Русалка. Помнишь Надька утопла? А тело-то не нашли.

Показалось, что повеяло холодом.

– Налить что ли, – поспешно предложил Сергей.

– Правильная мысль.

Иван нарезал бережно завёрнутое богатство – ржаной кирпич с запахом ботвы да печёной картошки.

Выпили. Обстоятельно закусили хлебом да припасённым молодым чесноком.

В кустах ежевики ёжился ёж. Обожрался кляксами переспелых ягод. Вот и колобродил.

– Почто живём? – вдруг спросил Серёга.

– Ясен пень – после первого литра Степанычу многое открывалось. – Жизнь – для продолжения рода.

– А на кой его продолжать? Вот не будет нас, рыба обрадуется. Да и червяки …

– Дурак ты, Серёга, хоть и башковитый, – беззлобно молвил Степаныч.

Он неторопливо поднялся, сходил до кустов, слегка забирая вбок. Вернулся.

– Чёй-то Степаныч тебя на бок перевешивает? Ети тянут?

– Думы тяжёлы…

Налили ещё, трезво мыслить помогает. Выпили. Закурили. Бычки в траву не бросали, собирали в пустую банку, отчего та курилась печной трубой.

«Жизнь начинается с боли и заканчивается болью. Но, значит, есть что-то между этими муками такое, что заставляет человека сопротивляться смерти», – Серёга поразился собственной мудрости. Огляделся. Тихо дышала река. За косогором кипел розовым иван-чай, за ним виднелся буйный разнорост полыни, лебеды да гусятника. В плотно сомкнутых стеблях жил целый неведомый мир, растил потомство, пел и плакал, скакал и прятался. Густо гудели шершни, вислозадые осы, да стрекотали кузнечики. Пчёлы водили хоровод над яркими цветами.

Он глубоко вдохнул густую, как сигаретный дым, цветочную пыль с медовым ароматом.

Хорошо! И показалось, что и говорить ничего не надо. Бывают моменты, когда молчать упоительно.

Птицы затеяли дневную перекличку. Дятел елозил на стволе видавшей виды берёзы, призывно разбросавшей ветви. Солнце выскочило из-за пушистых облаков, и всё посветлело, заиграло тысячами радостных оттенков. Стрекоза, похожая на девочку-фею, зависла в воздухе, радужно сияя тонкими перепончатыми крыльями.

Где-то отзывалась ленивая кукушка. Муравьи струйками тянулись в прогалинах, на мгновенье останавливаясь и сообщая друг другу грозные замыслы своей королевы.

Лето – благословенная пора. Как тебя мало, и как ждать тебя долго, а ты пролетаешь, как любовь, оставляя сладость в пыльных банках с вареньем.

И тут он увидел радугу. Один конец её защемило далёкой дубовой рощей за лугом, другой таял в небе. Радуга сияла рыбьей чешуёй, розовым, перламутровым, да жёлтым, уходящим в синь.

– Пологая, – заметил Степаныч. – Жди дождя ночью.

– Мужики, чего радуга – дуга? – вступил в беседу Иван

– Земля-то круглая, – вновь привёл Степаныч свой убийственный тезис.

– Ну и чё с того? – не отставал любознательный Иван. – Молния, та – зигзаг. Горизонт – линия. Облака – воще куча-мала… Логики нет.

– Логика у древних греков, – возразил учёный Степаныч.

– Може, купол сверху? Над Землёй, – вдруг предположил Серёга.

– Скажешь тоже. А ракеты как летят, не сталкиваются?

Серёга задумался. И правда. Как?

День отправился к вечеру. Тени прорастали из деревьев тёмным отражением. Комары завели свою песню.

Скоро начнёт плескаться рыба, норовя поймать неосторожного мотыля. Дурея от собственного нахальства, примутся выскакивать ерши да пескари. Тут и рыбалка веселей пойдёт. Только успевай червя менять.

Иван неторопливо разложит костёр. Искры звёздочками полетят к небесным подругам. Кто-то лихой запляшет в волнах огня и наигравшись затихнет. На перекладину водрузят прокопчённый котелок, где споро забурлит да забормочет. В первую закладку лягут плотной стайкой неугомонные ерши. Их и чистить не надо, лишь для отвара предназначены. Вдогонку – метёлки укропа, девица морковка да картофелина. А там окладистые лещи в кипяток сиганут. И в конце сто грамм слезы самогонной прямо под крышку. И хлебать ложкой золотистую уху, обжигаясь, беззлобно матерясь от блаженства.

Тёплый ночной морок окутает плечи так нежно и ласково, как мать новорожденного. Так трепетно, словно все они – и Серёга, и Иван, и даже Степаныч – дети малые у кормящей груди. И нет горя, нет боли, нет страха, нет вопросов, впереди только бесконечная добрая жизнь.

Стрёкот кузнечиков сольётся с дыханием ночи и создаст особую чуткую тишину, которую надо осторожно и бережно хранить. Не спугнуть громким словом и не растерять, как воду сквозь пальцы.

Мир – волшебство, лето – счастье, а жизнь – дар божий!

БОМЖ СЕРЖ

Часть первая

Бомж Серж был доволен жизнью. Во-первых, он жил на юге Франции в курортном городке, где мечтала поселиться добрая половина человечества. И во-вторых, у него имелся персональный мусорный бачок. Каждый день он инвентаризировал его содержимое перед ужином, часов в шесть, и неторопливо шествовал в городской парк.

За любимым столиком с видом на море сервировал поднос, найденный пару лет тому назад. По большей части меню состояло из помятых, но вкусных багетов, мясного ассорти из колбас и копчёностей, сыра и сезонных фруктов на десерт. Люди вечно выбрасывают столько отличных продуктов, что одного бачка хватило бы на свадьбу и ещё на сирот!

Особым гостем красовалась литровая коробка красного вина, приобретённая на скромные подаяния.

Он доставал бережно хранимый стеклянный фужер, наливал бокал. Сколько удовольствия заключено в первом глотке. Он должен быть не большим, но и не слишком малым. Чувствам следует ожить, вкусу пробудиться.

В этом было что-то сродни магическому ритуалу. Тысячи, миллионы людей во Франции поднимали в этот момент свои бокалы, и он был вместе со всеми. Не хуже и не лучше других. Такой вечер служил достойным украшением жизни, дарованной совершенно бесплатно каждому, кто бы он ни был.

Теплый морской ветерок ласкал кожу. Закатное солнце рисовало узоры на бескрайнем холсте неба. Птицы негромко напевали вечерние мелодии.

Обычно он сидел, наслаждаясь едой, вином и пейзажем до глубокой ночи. Темнота окутывала бархатными объятьями. В голову приходили разнообразные мысли, каждая из которых осчастливила бы человечество. Но идей наведывалось так много, что не хотелось перегружать память. Благодати и так с избытком на всех.

Потом вино неизбежно заканчивалось. К этому моменту скамейка начинала тихо покачиваться, намекая, что пора спать. Он застилал тёплые доски ворсистым пледом. В небе загорались миллиарды дизайнерских ночничков. Они подмигивали, убаюкивали. Их нельзя было счесть, сон приходил почти сразу. Ведь чистая совесть лучшее снотворное.

Так было всегда. Но в тот день всё пошло наперекосяк. Он сразу почувствовал неладное, когда к мусорному баку, где он неторопливо выбирал меню, быстрым шагом подошла хорошо одетая дама лет сорока.

– Добрый вечер, – приветливо произнесла она.

– Добрый вечер, – осторожно ответил Серж, с подозрением оглядывая невесть откуда взявшуюся конкурентку.

Предчувствие не подвело. Не говоря ни слова, дама заглянула в опрометчиво открытый им мусорный бачок (нельзя быть таким неосмотрительно доверчивым) и уверенно, одним быстрым вороватым движением, достала яркую пластиковую коробку из-под стирального порошка. Даже не посмотрев, что там внутри, она кивнула и быстро пошла прочь по тротуару.

Серж растерялся. Что происходит? Он удивился ещё больше, когда увидел, что дама садится в припаркованный неподалёку автомобиль. Сразу видно – очень дорогой. За рулём сидел немолодой мужчина в стильных очках, и машина стремительно сорвалась с места, через мгновение исчезнув за углом.

Он не мог бы объяснить почему, но спокойствие, царившее в душе, оказалось сломано. Мысли тяжело и назойливо вторглись в безмятежную белизну его мозга, словно грубияны полицейские. Понятно, что женщина не принадлежит к подобным ему романтикам вольной жизни. Слишком чистые волосы, аккуратная одежда. И туфли. Туфли особенно раздражали. Нормальные люди ходят в удобных кроссовках или шлёпках на босу ногу. Он вспомнил аромат её духов, на мгновение заглушивший знакомые запахи подшефного бачка. Здесь скрывалась загадка. Зачем такой даме нужна коробка из-под стирального порошка? Не похоже, чтобы намечалась большая стирка.

От тяжёлой мысленной работы он устал и поел без обычного удовольствия. И таким же беспокойным и даже тревожным оказался ночной сон. Практически кошмар. Снилось, что он стоит у раскрытого мусорного ящика в конце длинной очереди. Первые места занимают незнакомые хорошо одетые люди, они уверенно ныряют внутрь, достают какие-то предметы, передают их друг другу и, вежливо пожелав доброго вечера, разъезжаются на шикарных машинах.

Когда очередь наконец кончилась, Серж с ужасом обнаружил, что бачок пуст. Он лёг грудью на неудобный режущий край, пытаясь заглянуть в глубину, ставшую вдруг бездонной. Боль от металлического ребра сдавила грудь. И он в панике услышал громовой голос инспектора Клода Ренара:

– Что ты делаешь среди всех этих вражьих агентов?

Серж в ужасе проснулся. Он наполовину сполз со скамейки, от неудобной позы болела грудина. Так вот в чём дело. Шпионы. Они прятали свои донесения в мусор. Кажется, он слышал о таком когда-то или смотрел в кино в той далекой другой жизни, давно позабытой и спрятанной на задворках сознания.

Русские резиденты КГБ? Моссад? ЦРУ? И инспектор дознается об этом. Он всегда все узнаёт. Конфискует мусорный бачок, выгонит Сержа из этого города, парка, а возможно, посадит в тюрьму. Серж не хотел в камеру: там нет вида на море.

Весь день горемыка провёл в парке, составляя рапорт: «Как и подобает патриоту и гражданину Франции, сообщаю, что иностранные лазутчики оккупировали мой мусорный бачок по адресу…». Он не пожалел несколько монет на конверт с маркой и к вечеру опустил донесение в почтовый ящик рядом с полицейским участком.

Ночь вновь оказалась беспокойной. Снилось, что скамейку окружила толпа врагов. Сначала они просто зловещи молчали, корча гримасы. Но вдруг среди них появился инспектор, потрясая письмом. Он хохотал и кричал:

– Мы все заодно!!! Шпионы, правительства, профсоюзы, полиция. – Затем инспектор указал пальцем на несчастного Сержа и велел: – Убейте его.

И все бросились душить ошалевшего от ужаса бедолагу. Он попытался вырваться, принялся биться и звать на помощь, почувствовал резкую боль в голове и умер.

Утром рядом со скамейкой обнаружили мёртвое тело. Очевидно, ночевавший здесь бомж неудачно свалился ночью со своего ложа и ударился виском о торчавший рядом острый камень.

Лишь инспектор Клод Ренар, получивший всё-таки злополучное письмо, на мгновение тревожно задумался. Впрочем, это было очень короткое мгновение…

Часть вторая

Доктор Фредерик Сариба был доволен жизнью. Во-первых, он жил на юге Франции в курортном городке, где мечтала поселиться добрая половина человечества. Во-вторых, сегодня была пятница, часы светились приятными цифрами 16:45. Через пятнадцать минут рабочий день закончится. Можно забыть поднадоевших пенсионеров с их бесконечными проблемами и поехать на рыбалку. Он быстро вколол укол в жёлтую мозолистую пятку последнего страдальца.

– Сегодня постарайтесь ходить поменьше, а через неделю, наде­юсь, забудете о своей пяточной шпоре. Хороших выходных, месье.

Пожал сухую руку пациента и быстро закрыл за посетителем дверь. Всё!

Через пять минут он был дома. В багажник отправились заранее приготовленные удочки, сачок, ведро для рыбы, а также бережно хранимая в холодильнике пластиковая коробка из-под стирального порошка, где лежали три аппетитные креветки – лучше наживки не сыщешь. Туда же был брошен пластиковый мешок с бытовыми отходами. Доктор считал, что выбрасывать мусор в городские бачки намного экономичнее, чем платить за индивидуальный.

Любимая жена, красавица, умница и отличная домохозяйка, уселась рядом. По дороге месье Сариба, как всегда, притормозил у уличных ящиков, жена проворно выбросила пакет, и ещё через десять минут они въехали на взморье.

Здесь широкий проток соединял море и залив. Вода рябила многочисленными кругами снующей рыбьей мелюзги, за которыми гонялись крупные хищники. Иногда мощное серебристое тело стремительно вылетало из воды, то ли от переизбытка молодецкой удали, то ли от желания сожрать на десерт стрекозу, летящую опрометчиво низко. За этими подвигами внимательно следили огромные чайки, которые успешно создавали конкуренцию двум десяткам рыбаков.

Солнце ласково улыбалась и охотникам, и их жертвам. Лёгкий тёплый ветерок гладил разгорячённые азартом лица.

Поздоровавшись, доктор неторопливо и любовно разложил снасти. Жена привычно уселась на удобный складной стульчик. Ближайшие два часа обещали быть счастливыми.

И вдруг мир рухнул.

– Ты не видела коробки с креветками? – спросил доктор. Его лицо приобрело выражение малыша, который обнаружил, что вход в зоопарк закрыт. И слона увидеть не удастся.

– Какой коробки? – поинтересовалась жена, не понимая кошмар происходящего.

– Ну пластиковой, цветной такой, из-под стирального порошка. Я точно помню, что клал её в багажник.

Глаза жены вдруг убежали в сторону. Доктор сразу понял, что внезапное косоглазие спутницы жизни не случайно.

– Где коробка? – строго поинтересовался он.

Судя по встречному молчанию, на супругу обрушилась также и внезапная глухота.

– А? – наконец невинно поинтересовалась та.

– Ну…

– Такая яркая? Пластиковая? Не помню…

– Ну…

Жена затаилась. Потом набрала воздуха и чистосердечно призналась:

– Кажется, я выкинула её вместе с мусорным пакетом. Перепутала, решила, что тоже на выброс.

– О боже! О боже!! О боже!!!

Вечер был испорчен. Безнадёжно. Доктор в отчаянии опустился на тёплой песок. Его плечи сгорбились под невыносимой тяжестью утраты.

– Милый, я помню этот бачок, он был почти полон, и я положила коробку сверху. Вряд ли она куда-то делась. Скорее всего, так и лежит. Двадцати минут нам хватит, чтобы съездить туда и обратно.

Жизнь вновь приобрела краски. Солнце подмигнуло. Мощная рыба выпрыгнула из воды и сообщила, что подождёт. Только быстро давайте. Не затягивайте.

Доктор мгновенно забросил удочки и все прочее в багажник, и через несколько томительных минут они были у мусорного бачка. Места для парковки рядом оказались заняты, пришлось потратить ещё лишних несколько томительных секунд и встать поодаль. Он с напряжением смотрел в зеркало заднего вида за женой, которая быстро прошла до бачка. Заглянула внутрь и вынырнула, держа в руке заветную коробку. Слава богу!

В тот вечер рыбалка удалась. Доктор поймал двух жирных дорад и одного сибаса.

Вечером они пили вино и смотрели на закат. Вода тихо плескалась в голубой чаше бассейна.

– Знаешь, – сказала жена. – Там у бачка стоял бомж. Наверное, он решил, что я его конкурентка.

И они засмеялись.

Часть третья

Червяк Яшка-червяшка обосновался на дне мусорного бачка и был совершенно доволен своей жизнью, хотя не анализировал это чувство. Во-первых, у него не было мозга, а во-вторых… Хотя в данном случае достаточно одного «во-первых».

Он не знал, что живёт на юге Франции, но существовал в тепле и радости. То, что он традиционно полагал своей головой, упиралось в аппетитно благоухающую очистку банана, а то, что считал задней частью, покоилось в забродившей мякоти персика. Райское наслаждение!

Внезапно он почувствовал вибрацию, шум, скрежет. Ощущения подсказывали, происходит что-то необычное.

Вместе с кучей мусора он взлетел вверх, потом перевернулся. Окружающие предметы посыпались в неизвестность. Неожиданно банановая корка исчезла, улетела вслед остальному. Потом и он сам провалился в незнакомый мир. Жёсткое ребро картонной коробки оказалось под боком. И тут пространство начало сжиматься. Картонка давила всё сильнее. Попытался уползти, но не успел. Часть тела оторвало. Но тут натиск ослаб. Освобождённый от захвата Яшка не расстроился. Недостающее отрастёт. Даже у отрезанной задней половины образуется новая голова. Считай, теперь их стало двое.

Надо было осваиваться в очередном пространстве. Он улёгся на мокром от фруктового сока пластике и сосредоточился на выращивании хвоста. Не впервой. Случалось, заскучав в одиночестве, Яшка сам разрывал своё тело на части, занимаясь саморазмножением. Тем, кто не пробовал, не понять.

Мусорная машина пыхнула едким дымом и двинулась вдоль улицы к следующей остановке…

г. Москва