С любым могло такое приключиться!..
С любым могло такое приключиться!..
Омская пельменная
Сорокалетний соплеменник мой,
одутловатый корешок,
ты помнишь вывеску «Пельменная»
и мокрой тряпки запашок?..
Ты помнишь! Не сотрёшь, не выветришь
тех погружений в жирный пар,
тех потных тёток возле выварки,
их клейкий пачечный товар.
Берём «двойную со сметаною»,
а остальное всё при нас:
при нас и молодость бесштанная,
и верный портвешок «Кавказ»
(мы под столешницею мраморной
заменим на него компот).
Вспотели стёкла. Всё течёт –
«Кавказ», прохожие за рамами,
и жизнь, и слёзы… Вся фигня,
что будет вспоминаться позже
тобой и мной при слове «пóжил»,
тревожа, мучая, дразня…
«Пельменная». Гудит народ.
С подносом треснувшим, меж пьяными,
дыша тайгою и туманами,
Россия-матушка идёт,
несёт за пазухой фугас…
В глазах – тоска. В душе – Вселенная.
Мы с ней – одно. Наш дом – «пельменная».
Мы пьём. Не отвлекайте нас.
* * *
«Под ним струя светлей лазури»…
«И мачта гнётся и скрыпит»…
Вот так описан был цистит
В классической литературе.
СТИХОТВОРЕНИЕ,
родившееся при беглом взгляде на творение
Зураба Церетели – памятник Петру I
Люблю тебя, Зурабово творенье,
Москвы-реки украсившее гладь!
В пиите пробуждает вдохновенье
Твоя литая бронзовая стать!
Как согревает душу твой задорный,
Диковинный и диковатый взгляд!
Сей памятник – едва ли рукотворный!
Подобного руками не творят.
Едва закат своим оттенком ржавым
По всем твоим изгибам пробежал, –
Я сразу понял: вот – лицо державы!
Я так себе его и представлял.
И пусть над ним витийствует и стонет
Эстетствующий лишний человек, –
Стоит в воде творенье и не тонет!
А это значит – сделано навек.
* * *
Анжела Дэвис! Там, в России снежной,
где отчий дом и лучший в мире двор,
я вас любил так искренно, так нежно,
что вспоминать неловко до сих пор.
И я хотел, и вся страна хотела
(и не было таких, кто б не хотел!),
чтоб дядя Сэм освободил Анжелу,
не в шутку занемог и околел.
Я с детства был неравнодушный мальчик,
борьбой за мир контуженный слегка.
Анжела Дэвис!.. Смуглый одуванчик,
страдалица с обложки «Огонька»!
Смуглянка-хулиганка… Раскудрявый
божок. Укор буржуйскому врагу.
Ни доблести, ни подвигов, ни славы,
ни домика на тихом берегу…
За романтизм ушедший жахну «Гжелки»
в своей навеки средней полосе,
где в свете фар тусуются Анжелки –
элита Ленинградского шоссе.
* * *
Я – пóходя – попал окурком в урну.
Так – ерунда. Никто и не заметил.
Но я-то сразу сделался культурней
И сам себя увидел в новом свете.
Я стал к себе иначе относиться,
Упала бескультурия завеса.
Теперь я – перманентная частица
Всемирного культурного процесса.
Держусь за вилку левою рукою,
Поддерживаю светское общенье.
Я перешёл на «вы» с самим собою
(Забавное, скажу вам, ощущенье!).
Приходится гораздо чаще бриться
(А раньше я гораздо реже брился).
Мне надо на кого-нибудь молиться
(До этого спокойно обходился).
Сезанн открылся. Гессе весь в закладках.
Душа теперь обязана трудиться.
А как всё шло уверенно и гладко!..
…С любым могло такое приключиться!