Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

Повесть временных лет

Часть IV. Троллейбусное депо № 1. Год 1989

 

(Краткое содержание предыдущих трех частей, опубликованных в №№ 4.2015, 5.2016, 10.2017 журнала «Бельские просторы»: молодая девушка, водитель уфимского троллейбуса Антонина Загубина, начинает слышать голос Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева. Время перестройки, жизнь в стране стремительно меняется, жизнь Антонины Загубиной идет своим чередом, она рожает сына Радика, меняет троллейбус на трамвай, но все время общается с Михаилом Горбачевым.)

 

Глава первая

Любовь с первого подсчета

 

14 января

 

Субботнее утро Старого Нового, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года было морозным и солнечным.

Мороз и солнце, день чудесный! – продекламировала Антонина зарывшемуся в подушки Радику. – Пора, красавец, проснись!

Радик хныкнул и еще глубже зарылся в привезенные перед Новым годом Валентиной Петровной подушки – «специально для Радика! Сама весь пух перебрала, ни одного колючего перышка не оставила!».

Ах так! – деланно возмутилась Антонина. – Тогда я буду смотреть мультики по телевизору, а ты спи себе сколько хочешь!

Кукольный козлик сосчитал кукольного теленка, кукольную корову и кукольного быка, все сосчитанные парнокопытные с негодованием погнались за козликом. Радик вылез из подушек и узнал козлика:

Козлик!

Козлик тем временем сосчитал непарнокопытного коня. «Он нас сосчитал!» – домашние животные кричали и пытались догнать козлика, но спотыкались и смешно падали. Радик хлопал в ладоши и от души хохотал. В это время в дверь требовательно постучали беспрекословной рукой.

Загубина Антонина Ивановна? – спросил молодой человек в строгих очках и застенчиво улыбнулся.

Да, – застенчиво улыбнулась Антонина и зачем-то прикрыла ладошкой грудь, и без того прикрытую толстым свитером, привезенным Валентиной Петровной вместе с подушками, – «бордовая нить у меня была, а за желтой для ромбиков к Шурке в Тавтиманово на тракторе с Ильдусом ездили – полгуся отдала, а второго полгуся Ильдус за канистру самогона отдал. Обратно в Иглино чуть доехали – на проселочных дорогах одни наледи да колдобины, болтало из стороны в сторону так, будто в стобалльный шторм – Ильдус всю дорогу вспоминал свою службу в стройбате под Мурманском!».

Всесоюзная перепись населения! – вышла из-за молодого человека маленькая, но очень свирепого вида женщина совершенно неопределенного возраста.

Сколько человек проживает в вашей квартире? – спросил молодой человек.

Я с Радиком и мама Валентина Петровна из Иглино приезжает, продуктами помогает, с ребенком сидит, иногда ночует, соседи заходят, вчера Люся приходила… – растерянно начала Антонина.

Какая Люся, гражданка Загубина! Мы ваших Люсь потом всех пересчитаем по месту жительства! – маленькая женщина цыкнула языком и покачала головой.

Быстро вписав в таблички нужные сведения, переписчики пошли к выходу.

Если вы подзабыли что-то важное спросить, то приходите еще, – вдруг сказала на прощание молодому человеку Антонина и покраснела.

Хорошо, – покраснел в ответ молодой человек и добавил: – У вас хорошая энергетика в квартире, я ее чувствую.

Маленькая свирепая женщина опять цыкнула языком и покачала головой:

Пошли, Мазаев, в малосемейках матери-одиночки почти в каждой квартире, насмотришься, начувствуешься – еще три дома переписывать!

Антонина нахмурилась и захлопнула дверь.

Козлик! – радостно крикнул на прощание Радик.

Ну не знаю, – не согласилась с сыном Антонина, – не все, кто считать умеет, козлики, наверное, среди них и неженатые есть…

 

***

 

Михаил Сергеевич беззвучно багровел в телевизоре от возмущения, Лева Сидоров повторял по четвертому кругу:

Так им и сказал в замочную скважину: «Не буду переписываться, и все! Не желаю!» Угрожать пытались, но я знаю, как с ними говорить, еще раз наклонился к замочной скважине и в самую дырочку: «Сейчас не тридцать седьмой год – не заставите! В Европейский суд по правам человека пожалуюсь! Пересу де Куэльяру в ООН напишу!»

Пересу?! – ужаснулась Антонина.

Козлик! – хлопнул в ладоши Радик.

Лева от неожиданности поперхнулся на полуслове. Михаил Сергеевич согласно кивнул головой. Антонина улыбнулась:

Это он не про тебя! Это он про другого дядю – доброго, который электричество в квартире чувствует.

Лева наморщил лоб:

Какое электричество?! – но решил не отвлекаться от выбранной темы и нахмурился: – Детей надо с самого рождения воспитывать! Американский доктор Спок что говорит? До шести лет не воспитал – пиши пропало – приличный бизнесмен не получится! Ладно, пойду дядю Гришу проведаю, он тоже хотел мужественно отказаться от переписи в знак поддержки Гдляна и Иванова в Узбекистане!

 

19 января

 

Не успел Игорь Кириллов объявить советскому народу, что его, народа, в 1989 году стало 286 миллионов 700 тысяч, а главных политических оппонентов – американцев – по подсчетам наших компетентных товарищей всего каких-то миллионов двести пятьдесят, как следователи по особо важным делам Прокуратуры СССР Тельман Гдлян и Николай Иванов собрали пресс-конференцию.

Нет, Загубина! Ты только послушай этих следаков особо важных! – возмущался Горбачев сквозь джазовые переливы радиоприемника ВЭФ-202. – Они уже на неприкосновенное стали замахиваться, на ЦК КПСС! Будто и мы с товарищами замешаны в этом «хлопковом деле»! А я их еще защищал перед прокурором Сухаревым, говорил, что рано делать оргвыводы, надо внимательно разобраться, неосмотрительно сейчас отстранять Гдляна с Ивановым, народ может подумать, что мы против своей собственной перестройки, и западные товарищи могут подумать! Защитил, в общем! А они…

Антонина сначала выключила Гдляна в телевизоре, потом выключила Горбачева в джазовых переливах, тепло оделась, вышла из дома и пошла в сторону Курочкиной горы искать пункт переписчиков населения. Долго искать не пришлось – единственным государственным зданием на всю округу была серая панельная двухэтажка ЖЭУ. Антонина открыла первую попавшуюся дверь и оказалась в слесарке сантехников, она спотыкнулась о кирзовые сапоги на полу, шарахнулась от висящих на гвоздях в стене телогреек, после чего медленно поднялась по бетонной лестнице на этаж инженерно-технических работников. Дверь бухгалтерии была открыта, в ярко освещенной комнате переписчики пробивали дыроколами дырки в важных протоколах, ставили где надо фиолетовые штампы, завязывали тесемочки пухлых папок и складывали их в коробки.

Вам чего, гражданочка?! – спросила маленькая свирепая женщина.

Я за талонами… – неуверенно соврала Антонина и покраснела.

А, понятно, – женщина узнала Антонину, – Мазаев повез списки в городской комитет, скоро вернется, если по пути другая мать-одиночка не перехватит.

Но Мазаева никто не перехватил, он хмуро зашел в ЖЭУ через главный вход, поднялся на второй этаж и быстро, но задумчиво зашагал по длинному гулкому коридору. Антонину, попавшуюся ему навстречу, он даже не заметил. Антонина беззвучно вздохнула и пошла к выходу.

Выговор! Строгий! – пожаловался Мазаев коллегам. – Я им первый среди микрорайонов отчитался, а они!

За что?! – выронила папку с протоколами маленькая женщина.

За нечуткость! Какой-то Сидоров Лев Борисович жалобу написал Горбачеву, ну и как обычно, «свинью» спустили вниз по цепочке, – Мазаев устало сел на расшатанный дотошными посетителями ЖЭУ стул.

Это тот, который с нами через замочную скважину разговаривал?! – свирепость на лице маленькой женщины сменилась растерянностью. – Мы же и так без сна и без отдыху! У меня за время переписи Ромка совсем от рук отбился! Четверку с минусом получил, на нехорошее слово в лифте смотрел, не отрываясь, а вчера подозрительно пах никотином! – маленькая женщина всхлипнула, но собралась, скрипнула зубами и опять стала свирепой: – Кстати, раз уж зашла речь про нас, одиночек, к тебе, Мазаев, мамаша приходила, соседка этого Сидорова. Не повстречал в коридоре?

 

***

 

Антонина стояла на крыльце ЖЭУ и грустно ловила на теплую ладошку холодные снежинки.

Привет, – сказал вышедший Мазаев.

Привет, я за талонами, а вы там, оказывается, людей пересчитываете… – смутилась Антонина.

Уже пересчитали, в архив опросники сдаем, – улыбнулся Мазаев, – вас ведь Антониной зовут? А меня Мазаевым, в смысле Костей.

Антонина поймала на ладошку еще одну снежинку и задорно рассмеялась:

Знаю, Константин Андреевич! На двери, которую полгода назад Васька с брательником вышибли, листок с вашими ФИО приклеен!

Тогда, может быть, Антонина Ивановна, в кино сходим в субботу? – рассмеялся в ответ Мазаев.

Антонину так редко называли по имени отчеству, что она тут же кивнула головой:

Сходим!

 

20 января

 

Антонина крутила ручку ВЭФа и мечтательно улыбалась. Далеко за океаном Джордж Буш Старший говорил инаугурационную речь. «…Тоталитарная эра проходит, старые идеи сдуваются как листья со старых безжизненных деревьев. Дует новый бриз, и нация, обновленная свободой, готова к действиям. Есть новая земля, которую следует вспахать…»

Это он нас, Михсергеич, вспахивать будет? – спросила Антонина Генерального секретаря ЦК КПСС.

А то кого же! – ответил Горбачев. – Хорошо говорит, образно!

А меня один молодой человек в кино позвал, – похвасталась Антонина, – завтра вечером пойдем!

А меня не позвали, – грустно ответил главнокомандующий, – хотя, конечно, не по протоколу на чужие инаугурации ездить, да и листьев у нас еще столько не сдуто…

 

 

Глава вторая

Св. Валентин, «интердевочка» и другие рабыни изауры

 

21 января

 

На первый фильм про непростую жизнь советской проститутки шли парами, семьями, студенческими группами и школьными классами. В фойе кинотеатра «Победа» Антонина с Мазаевым сначала повстречали Леву Сидорова с дочкой Ольги Львовны Катей. Лева попытался передать гримасами Антонине сложную информацию о том, что это та самая Катя «по просьбе дяди Гриши» и чтобы она, Загубина, сделала вид, будто они не знакомы, в то же время объяснила бы, кто этот хмырь рядом с ней. Антонина легко прочла шифрограмму Левы, усмехнулась, взяла Мазаева под руку и сказала:

Пойдем, Костя, посмотрим, что в буфете продают!

В буфете гоготали школьники, пожирали пирожные и снова гоготали, запивали пирожные газировкой «Буратино» и опять гоготали. От школьников презрительно отворачивались уже совсем взрослые первокурсники нефтяного института. «Механик Гаврилов у Тодоровского не очень, а вот «Военно-полевой роман» – вещь! – говорили друг другу первокурсники. – А «По улице с оркестром» опять не очень! Поглядим, как он с «Интердевочкой» справился!»

Тонька! – бросилась к Антонине Люся. – Ты чё тут?! А мы с Ашотом в кино пришли!

И мы с Костей в кино пришли! – обрадовалась подруге Антонина.

У тебя новый Костя? А чего ты мне не говорила?! Фильм-то знаешь про кого?! – перешла на шепот Люся, – про валютных проституток! Они за ночь знаешь сколько зарабатывают? Любка говорила, да я в долларах не разбираюсь. Вон она одна за столиком сидит, «Жигулевское» пьет, если хочешь, спроси.

Не, не хочу. А чего это Любка одна сидит? – Антонина помахала рукой Лесопосадкиной, но та лишь поморщилась и залпом допила стакан пива.

Да позавчера на Крещение ее Выдов на спор в прорубь нырнул! – вздохнула Люся.

И?! – ужаснулась Антонина.

А когда вынырнул, не перекрестился! – опять перешла на шепот Люся.

Ой! – еще больше ужаснулась Антонина и замерла в ожидании концовки.

Теперь в восьмой больницы с двусторонней пневмонией! – закончила Люся и, заслышав нервные нотки в голосе недалеко стоящего Ашота, повернулась к нему.

Из независимой Армении недавно вернулся, – Ашот испытующе посмотрел в глаза Мазаеву и добавил: – из нашего независимого армянского Карабаха!

Там у вас, наверное, тепло? – не оценив многозначительность, рассеянно спросил Мазаев.

Н-да! – разочаровано отвел взгляд Ашот. – Жарко… Пойдем, Людмила, занимать места согласно купленным билетам!

Люся, перед тем как засеменить за Ашотом, наклонилась к уху Антонины и влажно сообщила:

А еще у всех валютных проституток женихи – двухметровые шведы! Они за них замуж выходят!..

«Ну чего городит! – сказал Лешка Квакин из 9-го «Б» голосом Михаила Сергеевича, допил «Буратино» и вытер липкие ладони о синие школьные брюки. – Надо сначала фильм от начала до конца просмотреть, а потом, Антонина Ивановна, огород городить!»

Антонина! Антонина Ивановна! Ты чего?! – испугался Мазаев неожиданному ступору Антонины.

А?! – захлопала глазами Антонина. – У Любки жениха чуть под лед не затянуло, ищи его потом в какой-нибудь Швеции!

 

***

 

Антонина, Люся и Люба ревели навзрыд: «Задушевный! Не хуже «Рабыни Изауры»! И наши режиссеры, когда захотят, могут!» Ашот хмурился, Мазаев протирал очки, Лева объяснял Кате тонкости оформления визы в Швецию. Почти все девочки из 9-го «Б» определились с выбором жизненного пути.

 

4 февраля

 

Хватит, навоевались! – сказал стране Михаил Сергеевич.

Антонина согласно кивнула головой.

Сегодня подписано советско-китайское соглашение о сокращении войск на советско-китайской границе и выводе войск СССР из Монголии, – задушевно объявил народу теледиктор Игорь Кириллов.

Правильно! – сказала Антонина Радику. – Чего нам у этих татар-монголов делать, иго ведь сто лет назад кончилось!

Радик запустил столовую ложку с манной кашей в телевизор.

Ты что же такое говоришь, Загубина! – возмутился маршал Ахромеев где-то в глубине телевизора. – Два дня назад в Вене завершили с США переговоры о разоружении в Европе, и на тебе, тут же с китайцами договорились о выводе из Монголии!

Михсергеич не глупее вас будет! – Антонина подняла ложку, вымыла под горячей водой, вытерла чистеньким вафельным полотенцем и опять зачерпнула ею манную кашу. – Кушай, маленький! Каша на деревенском козьем молоке, его бабуля с дядей Ильдусом вчера из Иглино привезли!

Ты только послушай ее, Сергей Тимофеевич! – обратился к генералу армии Язову и тут же поперхнулся от негодования маршал Ахромеев.

Они теперь хорошие, потому что наши союзники! – Антонина поднесла к маленькому рту Радика ложку с кашей.

Радика неожиданно стошнило.

Да какие союзники! – зарокотал министр обороны Язов. – Русский царь Александр III Миротворец что говорил?! Во всем свете у нас только два верных союзника – наша армия и наш флот!

Ну, не знаю, – вздохнула Антонина и вытерла чистеньким вафельным полотенцем Радику рот, щеки, шею, руки, грудь и живот, потом этим же полотенцем вытерла пол рядом с Радиком и бросила полотенце в стирку.

 

14 февраля

 

На! – сказала Ольга Львовна и протянула дочери Кате шоколадное сердечко, завернутое в золотистую фольгу с красной каемочкой.

Да не хочу я! Тошнит меня! – поморщилась Катя.

Не тебе, дура! – сверкнула глазами Ольга Львовна. – Встретитесь сегодня с Левой, и подаришь ему, скажешь с Днем святого Валентина! И поцелуй его обязательно! Хотя бы в щечку!

Да не хочу я! Тошнит от него! – застонала Катя.

Знаю, кого хочешь! Шпану из подворотни! Вот от нее тебя теперь и тошнит – догулялась! Кому ребенка своего сбросишь?! Маменьке своей?! Она ведь все сдюжит! Папашку твоего малахольного двадцать лет по жизни за ручку веду, тебя, неблагодарную, тащу, бастрюков только на мой хребет не хватает! – завелась Ольга Львовна.

Опять началось! – Катя закатила глаза. – Ну развелась бы, а меня в детдом отдала!

Развелась?! То есть он меня, наивную и неопытную, после бокала шампанского случайно пару раз задремавшую на его скрипучей панцирной кровати в коммуналке на пять соседей обрюхатил, а теперь ему свобода и счастливая жизнь?! Кукиш с маслом не желаете?! А вот насчет детдома надо было подумать! В общем, пойдешь и, как миленькая, подаришь шоколадное сердце этому придурку-стоматологу с малосемейкой в Цыганских дворах! – поставила точку Ольга Львовна.

 

***

 

Подождите! – крикнул Лева, взбегая по ступенькам.

Антонина подставила колено, двери лифта, плотно прижавшись к женской плоти, тут же автоматически отпрянули назад.

Привет! Это ты? – обрадовался Лева и поздравил: – С праздником святого Валентина!

Так ведь нет такого святого! – удивилась Антонина.

Это у нас, малообразованных, нет, а на Западе – сколько угодно! Там все есть! Днем всех влюбленных называется! В этот день можно кому хочешь в любви признаться, и ничего тебе за это не будет! – Лева порылся в кармане, вытащил шоколадное сердечко в золотистой фольге с красной каемочкой. – Вот, подаришь своему самому любимому мужчине!

Антонина вдруг смутилась и покраснела. Лева недовольно крякнул:

Радику, в смысле!

Лифт открылся и Леву с Антониной чуть не сшибли Люба Лесопосадкина и Люся Кренделькова:

Вот они!

Мы вовсе не они, – возразила Антонина, – мы просто в лифте поднялись, у нас этажи одинаковые!

Люба махнула в раздражении рукой, Люся, бурно жестикулируя, стала говорить:

Да причем тут они, вы, то есть! Денис Любкин, в смысле Выдов, сегодня ночью прибежал к Любке почти совершенно трезвый, хотя ему в рейс только послезавтра, а сам весь бледный! А может, и красный! Люб, бледный или красный?

Не знаю! – отрезала Лесопосадкина. – Угрожают ему!

Люся опять принялась за бурную жестикуляцию:

В общем, то бледный, то красный! И взволнованный! А почему?!

Почему? – повторила за Люсей Антонина.

Почему, Люб? – повернулась к подруге Люся.

Но вместо Лесопосадкиной ответил взбежавший на девятый этаж Выдов:

Потому что я следующий!

Следующий за кем? – поинтересовался Лева.

Вы что же!.. Ничего не знаете?! – Выдов никак не мог отдышаться. – Хомейни Салмана приговорил!

Антонина придвинулась к Люсе:

Ты же говорила, что он трезвый!

Люся с укором посмотрела на Лесопосадкину, та неожиданно смутилась:

Ну, показалось! Бывает же так: приходит к тебе мужчина как стеклышко, посидит, покурит, а потом выясняется, что он в дрыбаган!

Лева в предвкушении интересной беседы схватил Выдова за пуговицу:

Вы про два миллиона восемьсот тысяч долларов, которые аятолла Рухолла Хомейни пообещал за голову индийского писателя Салмана Рушди?

Про них, родимых! – отдышался Выдов. – Про два миллиона! И восемьсот тысяч!

Вы тоже написали чего-нибудь сатанинское?! – восторженно спросил Лева.

Бери выше! – вздохнул полной грудью Выдов. – Про мировой заговор!

Антонина равнодушно пожала плечами и шагнула к своей двери:

В моей квартире все равно нельзя прятаться, я уже говорила, что у меня Радик маленький и, вообще, личная жизнь!

Поэму написал про Ротшильдов! Как они нас, простой народ, за наши же личные ниточки дергают! – выдохнул Выдов.

Какая личная жизнь?! – одновременно подняли брови Люся Кренделькова и Люба Лесопосадкина.

Ну!.. – разочарованно отпустил пуговицу Выдова Лева Сидоров.

А вот такая! – скрылась за своей дверью Антонина.

Зря вы испугались! За такие поэмы голов не снимают, щелбаны разве что дают, – прошмыгнул за свою дверь Лева.

Ить! – замахнулся вслед Леве шоферским кулаком Выдов.

Тихоня! – возмутились личной жизнью Антонины Люба и Люся.

Все трое сели в лифт и тут же сговорились скоротать Валентинов день за игрой в дурачка под сладкую вишневую настойку у Соньки Ивановой в библиотечном закутке между стеллажами.

 

Глава третья

И в пульсации вен

Перемен!

 

24 февраля

 

Накануне в мужской праздник Советской армии и Военно-морского флота Антонина подарила Мазаеву танк. У танка была похожая на картошку башня, из башни торчала длинной макарониной пушка и пуляла пузатыми, красными, как помидоры, снарядами, на башне стоял огромный пулемет «Максим» и стрелял желтыми кривыми очередями. Гусеницы у танка отсутствовали, но зато было множество колес разных диаметров. На танке красовалась надпись из печатных букв: «Дяде Косте от Радика и Тони».

Это тебе! – Антонина протянула Мазаеву ватман с Люсиной стенгазетой с одной стороны и танком с другой. – Весь день с Радиком рисовали!

Мазаев искренне умилился танку, погладил по голове Радика и поцеловал в щечку Антонину. Радик взбрыкнул, Антонина радостно хихикнула.

А это вам! – Мазаев протянул Антонине завернутый в свежую, еще пахнущую типографской краской «Вечернюю Уфу» торт, – мой любимый «Степка-растрепка», мама пекла!

Дай! – потребовал Радик.

Пока борщ не поешь, не получишь! – осадила защитника Отечества мать.

Дай! – упорствовал защитник и пытался вырвать клок печатного слова из «Вечерней Уфы».

На! – сказал Радику Мазаев и вынул из внутреннего кармана красный пластмассовый пистолет.

Радик обомлел от счастья.

 

***

 

А двадцать четвертого февраля утром к Антонине зашел Лева, в это же время в далеком Таллине к Марью Лауристин зашел Эдгар Сависаар.

Какой вкусный «Наполеон»! – доел остатки вчерашнего торта Лева.

Марью, народ требует акции! – сказал один руководитель Народного фронта другому.

Это не «Наполеон», это «Степка-растрепка», он еще вкуснее! – поправила Леву Антонина.

Что ж, Эдгар, я готова! Против чего надо подписать письмо? – достала из сумочки шариковую ручку Марью.

Ну какой еще Степка! Ты еще Наполеона Васькой назови! Что я торт «Наполеон» не знаю?! Каждый раз у дяди Гриши его ем, когда на чай зовут, конечно, – снисходительно растолковал Лева.

Нет, Марью, бери выше! Будем на «Длинном Германе» флаг менять! Это раньше, подписал письмо против подлого проникновения русских слов в эстонский язык – и слава правозащитника на весь свободный демократичный мир! Сегодня поступок нужен! – Эдгар поднял вверх длинный худой палец.

А Костя говорит, что его мама этот торт «Степкой» называет, может, он поэтому вкуснее вашего «Наполеона»! – Антонина не сдавала позицию.

Русский, красный, сорвем, а наш, сине-черно-белый, водрузим?! – одновременно от ужаса и восторга у Марью перехватило дыхание.

Ну знаешь! – от возмущения у Левы перехватило дыхание. – Накормить несвежим тортом, непонятно кем приготовленным и неизвестно из чего, – это верх гостеприимства!

Радик прицелился в Леву из красного пистолета и выстрелил, маленькая стрелка с присоской, не долетев до лба Левы, упала в его чашку с чаем.

Бандита растишь! – вскочил Лева, – а стране, дядя Гриша говорил, скоро нужны будут совсем другие люди!

Какие-такие совсем другие?! – обиделась за сына Антонина.

Интеллектуалы! Юристы, адвокаты, менеджеры, банкиры, брокеры, трейдеры и, быть может, даже мерчендайзеры! – пошел к выходу Лева.

Кошмар какой! – испугалась Антонина. – А я Радьку хотела на фельдшера выучить!

Лева хлопнул дверью.

Флаг независимой Эстонии, подхваченный холодным балтийским ветром, затрепетал над башней «Длинный Герман».

Михаил Сергеевич вздохнул: «Ну, наверное, право имеют, они же республика в добровольном составе, так сказать. Пусть самовыражаются через атрибуты, потому как для чего они тогда еще нужны, эти атрибуты?..»

Антонина переключилась на другую волну. «Завтра ожидается пурга, а местами метель с возможным налипанием снега на проводах», – грустно продолжил Михаил Сергеевич.

 

2 марта

 

Как хорошо было вечером! Над продолжением «Рабыни Изауры» всплакнула, заодно все белье перегладила, Радика почти без усилий спать уложила, Михсергеича в радиоприемнике послушала, сыночка, сладко сопящего подвинула, рядом прилегла и удовлетворенно заснула. А ранним утром началось! В дверь Антонины тихо постучала сухоньким кулачком соседка с пятого этажа тетя Рая и сказала, что она свой телефон, единственный на весь подъезд, заслужила тяжелым передовым трудом, а теперь ей, заслуженному ветерану троллейбусного движения, приходится как простой почтальонке ходить по всем этажам и передавать молодухам, у которых телефонов нет, потому что они работать не хотят, всякие новости от их мамаш!

Мама звонила?! – испугалась Антонина. – Случилось чего?!

Проходить не буду! – недовольно буркнула тетя Рая, тут же шагнула через порог и огляделась: – Коридор малюсенький, у меня побольше будет.

А мы спим еще, мне во вторую, – затеребила лямочки на вороте ночнушки Антонина.

Я и говорю, сейчас никто работать не хочет! А мы раньше по две смены пахали! Я и сейчас во дворце Машиностроителей за порядком слежу! – тетя Рая заглянула из коридорчика на кухню: – Малюсенькая, у меня побольше будет.

У меня ребенок, – Антонина завязала лямочки на вороте бантиком, – одна воспитываю.

Где? – тетя Рая заглянула из коридора в темную комнатку: – Малюсенькая, у меня побольше будет. А муж куда делся или просто так нагуляла?

Просто так! – потеряла терпение Антонина. – Что с мамой?!

Тетя Рая открыла кладовку и просунула туда голову:

А что это у тебя кладовка больше моей?! Не приедет твоя мамаша сегодня! Передала через вашу иглинскую телефонистку Таньку, что Ильдуска у нее заболел – на тракторе перевернулся, сам целый, а трактор вдребезги, ты, кстати, мой ВЭФ-202 тоже небось разбила?!

Так дядя Ильдус целый или заболел? – Антонина сделала вид, что реплика о доставшемся ей в наследство радиоприемнике, пустяковая и ничего не значащая.

Какая разница?! Все равно в тюрьму посадят за порчу народного имущества! – тетя Рая открыла входную дверь. – Пашешь, пашешь передовиком производства, а квартиры с большими кладовками потом тунеядцам за разврат дают!

 

***

 

Как же я буду сидеть с твоим Радиком?! – удивилась Люся Кренделькова. – Я же для того и попросила тебя подменить меня во вторую смену, потому что у меня планы были! Ашот, представляешь, в кафе «Цыплята табака» позвал!

Антонина шмыгнула носом:

Зачем?

Ну это!.. Цыплят закажем, после, наверное, покурим… А ты Соньку Иванову попроси! – вдруг осенило Люсю. – Она давно потренироваться хотела! А то, говорит, вдруг чего-нибудь образуется от общения с Санькой Антоновым, а она неподготовленная!

И Сонька согласилась.

 

***

 

А где Кренделькова?! – рявкнул завгар Кильмаматов.

Я за нее! – крикнула из кабинки трамвая Антонина и звякнула предупреждающим сигналом.

Вылазь! – Кильмаматов махнул рукой так, словно дал какому-то невидимому мальчику лет десяти-двенадцати подзатыльник. – Тебе не положено во вторую смену!

Всегда было положено, а сейчас не положено! – возмутилась Антонина.

Вылазь, сказал! – Кильмаматов опять дал невидимому мальчику подзатыльник. – Кто на Шарунаса в минтруд жаловался, будто мы в нашем депо детородных комсомолок обижаем?!

Это не я, это Ольга Львовна за несчастных и обездоленных заступалась! – вдруг расстроилась Антонина.

Ничего не сказал завгар Кильмаматов, только дал очередной подзатыльник невидимому мальчику.

«Что же вы его, Раис Абдрахманович, все бьете?!» – гневно спросил завгара Генеральный секретарь ЦК КПСС и одновременно Председатель Президиума Верховного Совета.

А?!. – растерянно переспросил Кильмаматов.

Между прочим, – почувствовав поддержку, перешла в наступление Антонина, – Михсергеич говорил, что у нас первая и вторая модель хозрасчета, а не волюнтаризм с субъективизмом! Права не имеете меня лишать работы!

А?.. – совсем растерялся Кильмаматов, одной рукой погладил по голове невидимого мальчика, а другой слабо махнул, выпуская Антонину в рейс.

 

***

 

Уйду я от них, – пожаловалась вечером Антонина приехавшей из Иглино матери.

Твоя Соня так обрадовалась, когда я за Радиком пришла, – не слушала дочь Валентина Петровна.

Это ты хорошо, про первую и вторую модель хозрасчета ввернула, – хвалил Антонину в телевизоре глава государства, – но мы на этом не остановимся, сначала индивидуально-трудовая деятельность, потом кооперативы, а потом, вообще, совместные предприятия с капиталистами по всей стране организуем!

Холодные они какие-то и звонкие, не то что троллейбусы – теплые и мягкие! – Антонина приняла из рук матери Радика. Она хотела рассказать ей и Михсергеичу, что встретила сегодня после работы Шишкина и тот позвал ее опять работать водителем троллейбуса, но не во второе депо, из которого он гордо ушел, хлопнув дверьми в кабинете Калмыкова, в кабинете парткома, в кабинете профкома, а в депо номер один, куда его тут же взяли с распростертыми объятиями. Но Антонину никто не слушал.

Я твоей Соньке говорю, что ничего, мол, страшного с Ильдусом не случилось, шишка только на лбу выскочила, а она мне в ответ визгом кричит: забирайте скорее вашего Радика, сил моих больше нет, не хочу я детей ни от Сережки Антонова, ни от Валерия Леонтьева, ни даже от группы «На-на» в полном составе! Хочу, говорит, помереть в библиотеке между стеллажами старой девой! – смеялась Валентина Петровна, прихлебывая чай с привезенным малиновым вареньем.

А еще я принял совместное постановление ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР о возвращении городу Андропову Ярославской области исторического наименования Рыбинск! – многозначительно посмотрел на Антонину Горбачев.

Антонина взгляд не отвела и прошептала:

Как же так, Михсергеич, ведь вы же ему всем… по гроб жизни… если б не он…

А я знал, что ты перечить будешь! – усмехнулся Михаил Сергеевич, – но отвечу тебе так: иногда лучше неблагодарным прослыть, чем всю жизнь этот шелест слышать: «всем обязан», «по гроб жизни», «если бы не он»!

Доча, что с тобой опять? – всплеснула руками Валентина Петровна. – Не пугай меня!

Радик захныкал, Антонина с матерью загугукали и засюсюкали.

Утю-тю! – поддержал обеих Михсергеич, а диктор Игорь Кириллов так тот, вообще, смешную козу Радику сделал!

 

***

 

К Тоньке? – остановил Костю Мазаева Лева Сидоров.

Мазаев отдернул палец от кнопки звонка:

Нет, да, тут, в общем… А что?

Ничего, – Лева пожал плечами, – звонок не работает, стучать надо. Раньше Шишкин звонок налаживал, а Загогуйла его опять ломал. Сейчас Загогуйла на химии срок мотает, но и Шишкин что-то не захаживает.

Понятно, – Мазаев сжал пальцы так, чтобы постучать костяшками фаланг.

Слышал про город Андропов? – опять остановил Мазаева Лева.

Многочисленные свидетели видели НЛО?! – встрепенулся Костя и разжал пальцы.

Нет, пока еще только обратно в Рыбинск переименовали, – ответил Лева, – скоро, думаю, Ленинград святым Петербургом станет!

Появятся! – уверенно сказал Костя. – Они всегда в таких местах появляются!

Кто?! – удивился Лева.

Ну как кто?! – снисходительно улыбнулся Костя. – Понятно, кто – внеземной разум! Ведь там везде энергетические узлы! А для внеземного разума это, как для нас с вами, – «Булочная», «Чебуречная», «Пирожковая», а то и «Рюмочная»!

Еще можно Киров назад в Вятку переименовать, Свердловск в… – неуверенно продолжил Лева.

Я вам больше скажу, – загорелся Костя, – по секрету, конечно! Мы тут с энтузиастами собираемся в экспедицию! У нас на Урале, вы не поверите, тоже есть узлы, ведь, как им не быть?! Ведь любому школьнику известно, что решетка Хартмана она везде! Но если наложить на решетку Хартмана сетку Витмана-Швейцера, а на нее узлы Стальчинского, то что получим?!

Может, ну эту Вятку… – Лева чуть заметно переместился к своей двери.

Ничего не получим! – радостно шагнул следом за Левой Костя Мазаев. – Потому что мы забыли про зодиакальную сетку инженера Шульги! А вот когда мы ее совместим со всеми узлами, то тогда уж выньте да положьте нам в соседнем Пермском крае аномальную зону с выходом в астрал!

Может, и со Свердловском я погорячился… – Лева никак не мог попасть ключом в замочную скважину.

Нисколько не погорячились! Обязательно этот «пикник у обочины» по красивому назовем! А знаете что?! – Мазаев задорно ткнул Леву в правый бок.

Даже боюсь предположить! – Лева попал ключом в замок.

Вижу, вы человек тоже увлеченный, я энтузиастов, как геопатогенные зоны, нутром чувствую! Поедемте с нами в экспедицию! – Мазаев задорно ткнул Леву в левый бок.

Не могу!! – Лева поспешно открыл ключом дверь своей квартиры. – Рад бы на благо науки, но никак! У меня работа – кариес, пародонтоз, зубной камень! Невесты опять же, одну Катей зовут, другую Матильдой. И не надо ничего переименовывать, чем Екатерина Алексеевна лучше Якова Михайловича?!

Лева скрылся в своей квартире, Костя постучал в гулкую дверь Антонины.

 

Глава четвертая

Космос как предчувствие

 

12 марта

 

Собирайте всех наших! – кричала Валерия Ильинична в телефонную трубку. – Голодать будем!

Наши недоумевали:

Да мы и так на одних макаронах!

Что за!.. – ругалась Валерия Ильинична. – За правду будем голодать, за торжество свободомыслия и священность самовыражения! Гэбня в Ленинграде нашего товарища – Валерия Терехова арестовала! Прямо у Казанского собора скрутили демсоюзовца! Макароны не едим, пьем только воду! Воду перед употреблением кипятим – от гэбни все можно ожидать!

 

***

 

Шарунас с легкостью подписал заявление Антонины об увольнении с переводом:

Что могу сказать, Загубина! Раз наши трудовые отношения в трамвайном депо имени Степана Зорина были без радостей, то твой переход в первое троллейбусное депо на улице выдающегося русского адмирала Макарова будет без печали!

Как вы, Юзефас Адомайтисович, красиво по-русски стали говорить! – удивилась Антонина.

Эх! – Шарунас вставил карандаш в точилку, привернутую к столу, и очинил грифель карандаша до игольного состояния. – Сочинение по Лермонтову для дочки, для Лаймочки, для цветочка нашего ненаглядного, всей семьей пишем, мозги уже дымятся от этих стихотворений! А еще есть химия – Цэ два Аш пять О Аш, блин! А еще, представляешь, пи радиан равно 180 градусам! Поубивал бы! Или: алгебра и начала анализа! Ты мне скажи, Загубина, зачем детям анализ, даже если он в самом начале?!

Антонина задумалась:

Может, чтобы умными стали, коммунизм, наконец, построили…

Словно лампадки на сквозняке затрепетали электрические лампочки в кабинете Шарунаса. Затрепетали и погасли, а висящий на стене сетевой радиоприемник, наоборот, включился.

Ну что за синекдоха, дактиль им в печень! – Шарунас сломал карандаш в точилке. – Опять Кренделькова заземление с фазой перепутала! Строители коммунизма, блин!

Вместе с Шарунасом из радиоприемника ругнулась Валерия Ильинична:

Тьфу! Вашу Малашу! Плюрализм на всю голову! Коммунизм – это ж прощай смысл жизни! С кем бороться, чего хотеть?! Ни драйву, ни кайфу в вашем бесклассовом обществе по жирным потребностям и ленивым возможностям! Скука! Это что же, нашему пламенному борцу Валерию Терехову опять в вагон-ресторан возвращаться, подавать обкомовским работникам сосиски с зеленым горошком, а их женам в баре ананасовую воду?!

Зря ты, Загубина!.. – кашлянул в крепкий комбайнерский кулак глава государства. – Зря, говорю, про эту политическую формацию вспомнила! Нехорошо это!.. Никиту Хрущева тоже в свое время никто за язык не тянул, а он взял да брякнул про светлое будущее в 1980 году! И что вышло? Олимпийский мишка, подвешенный к воздушному шарику?! Так ведь и его золотой миллиард человечества забойкотировал, хорошо, что угнетенные африканцы с кубинцами приехали! В общем, давай аккуратнее, нам бы сейчас страну хоть во что-нибудь перестроить, чтобы потомки крепкое пролетарское спасибо сказали!

Только бы не убило кого! – забеспокоился Шарунас. – Загубина! Ты чего в ступоре?! Тебя током не ударило, случайно?! Бывает так, шарахнет в одном месте, а потом шаровая молния из электрической розетки выплывет в другом и в голову! Как помнишь, друга Ломоносова Рихмана Георга Вильгельмовича прямо в сократовский лоб ударила? Хороший был человек – из наших, из прибалтов – мы с Лаймочкой в детской энциклопедии читали!

 

13 марта

 

Костя Мазаев расстегнул пиджак, немного вытянул заправленную в брюки рубашку и, прихватив ее двумя пальцами, тщательно протер свои очки, после чего сунул очки во внутренний карман пиджака, щелкнул замочками худенького, истертого почти до дыр портфеля и достал из него две рамки, сделанные из жесткой стальной проволоки.

Что это? – испугалась Антонина.

Сейчас узнаешь, – пообещал Мазаев, выставил перед собой рамки и мелким шажками засеменил вдоль плинтусов по периметру двенадцатиметровой комнаты.

Проволочки в руках Мазаева качнулись друг к другу. «Нашел!» – зловеще прошептал он.

Что там?! – совсем трухнула Антонина и тут же запаниковала: – Это же кроватка Радика!

Болеет? – с надеждой спросил Мазаев.

Нет, вроде… – Антонина не сводила глаз со страшных проволочных рамок.

Странно!.. – недовольно нахмурился Мазаев. – Что, даже не кашляет?

Бывает, когда простудится… – стала вспоминать упавшим голосом Антонина, – вчера чихал и сегодня утром один раз чихнул!

Вот! – удовлетворенно опустил рамки Мазаев. – Передвигай срочно кроватку ребенка из этой аномальной зоны!

Куда?! – оглядела свою комнатку Антонина.

Тумбочку с радиоприемником поставь в зону отрицательной энергии, а кроватку на место тумбочки в зону положительной энергии! – сразу нашел решение Мазаев.

Антонина в нерешительности замерла, потом подошла к тумбочке, погладила ВЭФ-202 и щелкнула выключателем:

А Михсергеич не обидится?!

Да не обижусь! – ответил глава державы. – Ты же можешь меня, радиоприемник то есть, в руки взять, к груди прижать или поставить на подоконник!

Какой Михсергеич?! – Мазаев поднял рамки и настороженно навел их на Антонину.

Рамки не шелохнулись. Антонина вспыхнула:

Ты это чего, берендей очкастый, на меня свои пистолеты наставляешь?!

Радик тут же отреагировал на слова матери, достал из-за пояса штанишек свой пластмассовый пистолет и, незаметно подкравшись к Мазаеву, прицелился. Но выстрелить в берендея Радик не успел, потому что громко чихнул, шмыгнул носом и еще чихнул, прослезился и еще раз от души чихнул.

Ой! – ужаснулась Антонина, подбегая к сыну с носовым платочком. – И вправду заболел!

Радик вытер рукавом нос и видимо от крайней досады произнес взрослое матерное слово.

Геопатогенная! – безошибочно классифицировал аномальную зону Константин Мазаев.

Антонина сунула в руки Мазаеву радиоприемник и схватилась за спинку кроватки. Мазаев выронил звонкие стальные рамки и чуть удержал транзисторный ВЭФ, в неловком перехватывании вывернув регулятор громкости на полную мощность.

Сегодня, без объявления войны, – зарокотал голосом Левитана Михаил Сергеевич, – на Канаду и северную часть США обрушилась геомагнитная буря! Шесть миллионов человек!..

Мама! – вскричала Антонина.

Мама! – заревел Радик.

Мама! – прошептал Мазаев и поспешно убавил громкость.

Михаил Сергеевич продолжил трескучим бабьим голоском:

– …в течение 9 часов оставались без электричества. Полярное сияние наблюдали даже в штате Техас.

Это там, где рабыню Изауру плантатор Леонсио мучил? – стала успокаиваться Антонина.

Нет, это где дядя Том в хижине жил, – возразил Мазаев и тут же озадачился: – Наверное, НАСА сигнал послали!

Кому? – опять встревожилась Антонина.

Да понятно кому! Разуму! Космическому, конечно, – Мазаев задумчиво поднял с пола стальные рамки и легонько стукнул ими друг о друга. Рамки, словно серебряные колокольчики, тоненько зазвенели.

Богу?! – догадалась Антонина и поднесла ладошку ко рту.

А почему нет?! Ведь мы для разума, словно груши для Мичурина, словно муравьи для энтомолога! – Мазаев сосредоточенно свел брови к переносице, щелкнул замочками пустого портфеля и аккуратно сложил в него свой инструмент.

Антонина вдруг всхлипнула, задрожала всем телом и шагнула к Мазаеву.

Мне страшно, Костя! – прижалась она к нему. – Боюсь я всего внеземного! И муравьев тоже боюсь! Покарауль нас с Радиком, пожалуйста, я тебе на кухне раскладушку поставлю.

 

***

 

Раскладушка скрипела, стонала, трещала и даже повизгивала.

Ну сколько ж можно! – вскипел Михаил Сергеевич. – Ни мне, ни ребенку спать не даете! Неужели не понятно, что советская дюралюминиевая раскладушка не рассчитана на двоих! Она и на одного плохо рассчитана! Снимите с нее матрац, да положите его на пол – мы в общаге МГУ всегда так делали! А раскладушку сложите и аккуратно, чтобы не разбить банки с соленьями Валентины Петровны, поставьте в свою большую кладовку!

Ой, Костя, – вздохнула Антонина, – давай я лучше на полу постелю, а ты пока сложи раскладушку и поставь в кладовку около банок с соленьями – не разбей смотри! Пусть на этой раскладной койке мама с дядей Ильдусом валетом спят, когда опять начнут за ужином с Михсергеичем спорить и опоздают на последнюю электричку.

 

22 марта

 

Антонина отработала смену и теперь не спеша везла в троллейбусный парк № 1 Люсю Кренделькову, старшего контролера Саныча и задремавшего на последнем сиденье девятиклассника Лешу Квакина. Люся вздыхала в кабинке Антонины:

Скучаю по троллейбусу, по парку, по мальчишкам.

Так возвращайся, Лесопосадкина же вернулась! – Антонина вывернула руль, чуть притормозила, чтобы дуги не слетели с проводов, и зашуршала шинами по Трамвайной.

Не могу – гордая я! – опять вздохнула Люся. – А Любка вроде как опять хочет уйти от троллейбусников, только теперь на парикмахершу решила выучиться! У тебя-то как на новом месте?

Хорошо! – Антонина посигналила зазевавшемуся на пешеходном переходе поэту Айдамолодцову. – Мне даже показалось вначале, будто я в нашем старом депо. Но нет, – тут все по-другому! Во-первых, собрания трудового коллектива два раза в неделю, а политинформация каждый день!

За мир во всем мире переживаете! – Люся уважительно кивнула головой.

Да не! Перед самым моим приходом Алию Азгаровну – начальница наша – депутатом горсовета выбрали! Вот она с головой в политику и окунулась, а Шишкина своим замом сделала, чтобы рабочей лошадкой работал. Он мне в своем новом кабинете жаловался, – Антонина недовольно нахмурилась, увидев, как в зеркале заднего вида поэт Айдамолодцов машет ей кулаком и что-то, явно нелицеприятное, декламирует.

В новом кабинете? – криво усмехнулась Люся.

Пытался за старое взяться, – не стала отпираться Антонина, – опять початую «Плиску» из несгораемого шкафчика доставал, но сразу сдрейфил, когда я ему про своего Костю рассказала! – Антонина довольно улыбнулась и удовлетворенно хмыкнула, увидев в зеркало, как около поэта Айдамолодцова притормозил милицейский бобик. – Встречу назначил. Еще бы! Не всякому посчастливится живого экстрасенса увидеть!

А во-вторых? – зевнула Люся.

Чего во-вторых? – не поняла Антонина.

Ну ты же начала перечислять: во-первых, – Люся опять зевнула.

Я уже не помню… – озадачилась Антонина и даже немного расстроилась.

Ну и ладно! – Люся зевнула так, что у нее из глаз потекли слезы.

 

Старший контролер Саныч в ночь с субботы на воскресенье гнал самогон и теперь делил в уме две двадцатилитровые бутыли на пол-литровые «чебурашки» и умножал их сначала на пять рублей, потом на шесть, потом на семь, потом на восемь, потом, закатывая глаза, на девять пятьдесят.

А почему, собственно, не магазинные десять рублей?! – неожиданно для себя громко произнес Саныч и смертельно испугался.

Леша Квакин протер глаза и тоже испугался, увидев вместо снившейся ему голой Лаймы Шарунас из параллельного 9 «А», тщательно выбритые складки мужского затылка:

У меня проездной!

Кто тут?! – пинг-понговым шариком вскочил Саныч.

Где я?! – ткнулся в окно Леша Квакин, с ужасом наблюдая, как троллейбус сворачивает с проезжей части и въезжает через железные ворота за трехметровый бетонный забор троллейбусного депо.

 

***

 

Иди вверх по Руставели, – Антонина неуверенно ткнула коротеньким указательным пальцем в висящую под плафоном освещения салона схему движения общественного транспорта города Уфы, – нигде не останавливайся, до самого проспекта Октября. Как дойдешь, поверни налево и двигайся вдоль проспекта навстречу автомобильному движению, пока не упрешься в остановку «Бульвар славы». Там встань и жди!

Чего ждать? – тревожно вглядывался в сумерки за окном троллейбуса Леша Квакин.

Ну, оказию, конечно! – подсказал развалившийся в кресле для инвалидов Саныч.

Чего?! – не понял Квакин и уставился на коленку закинувшей ногу на ногу Люси.

Ох и молодежь пошла! – криво усмехнулась развалившаяся в кресле для матерей с маленькими детьми Люся и не спеша переменила ноги. – Автобус, троллейбус, трамвай! До твоих Восьмиэтажек любой довезет.

На троллейбусе больше не поеду! – буркнул Квакин, выскочил из ярко-желтого салона и быстро зашагал по темно-синей улице Шота Руставели.

 

На перекрестке с улицей Российской Квакина окликнул поэт Айдамолодцов:

Мальчик, ты не в детскую библиотеку номер тридцать девять на встречу с городскими дарованиями? Я с тобой, проводи меня!

«Не останавливаться или не оглядываться?» – попытался вспомнить слова Антонины Квакин.

Не оглядывайся! – развеял сомнения поэт Выдов, тоже заблудившийся в поисках детской библиотеки. – Это Гог из страны Магог! Оглянешься и, как жена библейского Лота, в соляной столп превратишься! Где тут у вас улица друга Ленина студента Ладыгина, подло лишенного царским правительством в 1888 году высшего образования?

«Останавливаться тоже нельзя!» – понял Леша Квакин и побежал что есть мочи к спасительным огням проспекта Октября.

 

23 марта

 

Астероид 4581 Асклепий беззвучно пересек орбиту Земли. Пролетев в 680 000 километрах от голубой планеты, он опять скрылся в черноте космоса.

И что? – не глядя на собеседников, задал вопрос главнокомандующий.

Председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов и президент Академии наук Марчук переглянулись.

Кхе! – начал Марчук. – 680 000 – это только кажется, что далеко, а в действительности, всего два радиуса лунной орбиты!

Я в курсе, что два больших радиуса равняются одному маленькому диаметру! – отрезал главнокомандующий. – От меня чего хотите?!

Гурий Иванович хотел сказать, – вкрадчиво продолжил Крючков, – что, если бы Асклепий пересек орбиту Земли на шесть часов раньше, то в аккурат попал бы в наш земной шарик!

Так не попал же! А если и попал бы, мало что ли этих метеоритов в районе Подкаменной Тунгуски падает! – стал раздражаться главнокомандующий.

Позвольте мне, – пробасил Язов, – расчетная мощность взрыва, при попадании, равнялась бы шестистам мегатоннам в тротиловом эквиваленте!

Горбачев вопросительно взглянул на Марчука.

Это очень много! – закатил глаза Марчук.

Сорок тысяч Хиросим, Михаил Сергеевич! – пояснил министр обороны.

Сорок тыщ американских Хиросим?! – вскинул голову главнокомандующий. – А в наших бомбах сколько?

Если брать испытанную Хрущевым «Царь бомбу», это «Кузькина мать» которая, – разделил в уме Марчук, – то двенадцать штук получается!

Всего двенадцать!.. – разочарованно скривился главнокомандующий.

Э-э… Наоборот, – тактично поправил председатель КГБ, – «Кузькина мать» настолько мощная, что достаточно всего двенадцати штук, чтобы сравнятся в катаклизме с Асклепием!

Я и говорю: всего двенадцать! Молодцы! Надо наградить изобретателей! – потянулся к ручке с золотым пером главнокомандующий.

Опять награждать?! – удивились Крючков, Язов и Марчук. – Это что же, диссиденту Сахарову четвертого героя?!

Главнокомандующий поморщился:

Нет, четвертого не надо – обидится! Подумает, что мы над ним шутим в извращенной форме! Чего хотите-то?!

Космические войска, чтобы все угрозы можно было разом ликвидировать! – министр Язов разрубил ребром ладони воздух на две половины.

Систему раннего обнаружения внеземных объектов, представляющих для человечества опасность! Нам бы, Михсергеич, обсерватории, зонды, луноходы, марсоходы, рефракторы, рефлекторы и зарплату эмэнэсам повысить – бедствуют! – сыпанул горохом академик Марчук.

Мир, благодаря вашему мудрому руководству, меняется, – тихо зашелестел председатель Крючков, – а наша агентурная сеть в западных НИИ осталась прежней – идейной. Теперь, чтобы создать новую, перестроечную сеть, нужны деньги – идейные без идеи и без денег работать не хотят!

Так! – в очередной раз вскинул голову Генеральный секретарь. – Денег не дам! Нету их! Это вам министр финансов Павлов подтвердит! Войска не то, что космические, земные до ногтя на мизинце сведем! Агентов всех легализуем, хватит исподтишка секреты тырить, в открытую просить станем! А на счет астероида не беспокойся, Гурий Иванович, сейчас Буш в Америке проснется, позвоню ему, с добрым утром поздравлю, о здоровье справлюсь, заодно метеорит твой обсудим, придумаем консенсус какой-нибудь!

 

Глава пятая

О силе общественного сознания, тайне индивидуальной мысли и зимней рыбалки

 

26 марта

 

Шишкин докладывал, троллейбусное депо номер один внимало. «От рыболовецких колхозов один депутат! – зачитывал заместитель начальника. – От рационализаторов пять штук! От любителей книги – один! От дизайнеров – снова пять! От борьбы за трезвость – один! От милосердия и здоровья – снова пять! От друзей кино – один! От культурных связей с соотечественниками за рубежом – снова пять! От филателистов – космонавт Виктор Васильевич Горбатко! Всего в высший орган государственной власти СССР – Съезд народных депутатов избрано 2250 человек!» Алия Азгаровна встала и зааплодировала, вместе с начальницей встало все депо и тоже зааплодировало.

Молодец! – похвалила Шишкина Алия Азгаровна. – 2250 народных избранников – это грандиозно! Молодец Павел Семенович! Можешь, когда захочешь!

Шишкин приосанился, но справедливо возразил:

Это не я, Алия Азгаровна! Это советский народ и чуткие руководители.

С Михсергеичем во главе! – крикнула Антонина из глубины зала, крикнула не очень громко, поэтому ее услышал только Михсергеич и одобрительно зафонил в микрофон.

Алия Азгаровна тоже не стала слушать оправдания Шишкина, она воодушевленно повернулась к рабочему коллективу и словно дирижер взмахнула помадой в одной руке и шариковой ручкой в другой:

А теперь за работу, товарищи!

Депо зашумело, встало со своих мест, затолкалось, Алия Азгаровна бросила сидящему на отдельном стульчике позади стола президиума водителю Бровкину: «В горсовет!», – и стремительно пошла к выходу.

 

***

 

Актовый зал быстро опустел. Антонина осталась одна в большом неуютном помещении. Она сидела и переживала. Накануне ей два часа пришлось уговаривать Мазаева сходить к Павлу Семеновичу и поговорить с ним по-мужски. Теперь, после собрания Костя должен был перехватить Шишкина и сказать тому все мужские слова, которые скопил за свою не очень длинную, но многообещающую жизнь. Костя так и сделал:

Костя, – представился он и протянул руку, – я… меня… тут… Антонина…

Шишкин смерил Мазаева взглядом, смял рукописный текст своего доклада в бумажный комок и бросил его в урну:

Павел Семенович! – грозно пробасил он. – Чего надо?!

Бумажный комок ударился о край урны и отлетел в сторону.

Костя отвел повисшую в воздухе руку в сторону урны и сделал круговое движение ладонью:

Все ясно!

Что такое? – насторожился Шишкин.

Про коварный астероид Асклепий слышали? – кивнул на лежащий под пепельницей «Блокнот агитатора» Мазаев.

Нет еще, – Шишкин стал напрягаться, – к докладу готовился, Алия Азгаровна велели, велела… дала, дали поручение!

С Асклепием та же история! – Костя понял, что начинает контролировать ситуацию. – Медиумы нашей планеты собрали микролептонную энергию в единый экстрасенсорный кулак, сдвинули траекторию астероида и он пролетел мимо.

Такая же история, как и с этим?.. – Шишкин показал дрогнувшим пальцем на бумажный комок около урны.

Энергия дружеского рукопожатия не дошла до адресата, произошел легкий пространственно-временной сдвиг, – как само собой разумеющееся объяснил Мазаев, – результат на полу!

Легкий?! – Шишкин вдруг вспомнил слова Антонины о магических способностях Кости, тут же схватил его ладонь двумя руками и сильно затряс.

Ну, конечно, легкий! – снисходительно усмехнулся Мазаев. – Мы по пустякам энергию не тратим!

Не тратьте, Константин! Э-э… не расслышал, как вас по батюшке, не тратьте! – Шишкин еще раз встряхнул ладонь Мазаева. – Кстати, про пустяки: у меня в правом боку по утрам давит, потом ноет, потом опять давит, в туалет, простите, стал по сто раз на дню бегать, у жены, не поверите, головные боли неделями! А то и месяцами! Не подскажите, отчего напасти такие?

Не мой профиль! – осадил Шишкина Мазаев. – Это к Чумаку или Кашпировскому, а лучше по месту жительства! Если по глобальному спасению в локальных масштабах – тогда пожалуйста, тогда ко мне!

Ой! – вдруг смутился Шишкин. – Мне нужно срочно по неотложным делам! Я же говорил – по сто раз на дню!

 

***

 

Антонина не заметила, как задремала. Приснилось ей, будто досрочно освободили Ваську Загогуйлу и привез он ей со стройки народного хозяйства целый рюкзак красных кирпичей. «Неужто опять будешь иглинским трактористам по три рубля за штуку продавать?» – спросила Антонина Загогуйлу. «Нет, – ответил Василий и стал бить тяжелые кирпичи на корявые обломки, после чего кидать в большое оцинкованное ведро, – это Косте твоему, чтобы знал, как настоящие мужские фразы должны выглядеть!» Ведро в очередной раз звякнуло, что-то противно-мокрое заскользило по ногам Антонины.

Проснулась?! – над Антониной нависала уборщица Флюра. – Вот, сначала на собраниях спите, а потом в жизни ничего добиться не можете!

Антонина возмущенно посмотрела на швабру и поднялась с места:

Мне Михсергеич разрешил! Лично!

Флюра громыхнула ведром:

Куда пошла по мытому?! Кто будет грязные подошвы о тряпку вытирать?!

Михаил Сергеевич надел на голову оранжевую строительную каску, сунул белые руки в брезентовые рабочие рукавицы и строго сказал письменными словами: «Уважай, Антонина, труд уборщицы Флюры!» Антонина кивнула прикрепленному к стене канцелярскими кнопками плакату и тщательно вытерла ноги.

Но главное! – крикнул вдогонку Генеральный секретарь. – Под стрелой работающего крана не стой!

 

5 апреля

 

Шишкин смотрел на телефон, не отрываясь, жена Леля хмурилась, теща Серафима не могла взять в толк, почему они не могут в субботу поехать в родной садово-огородный кооператив «Белочка»:

Леля, доченька! Мы же с тобой еще в четверг приняли решение! Столько дел в саду-огороде! Надо с председателем кооператива о жизни переговорить, с бухгалтером расчетную книжку перепроверить, сторожа по каждому дню нашего отсутствия расспросить, домик после зимы внимательно проинспектировать! Вдруг, как в 87-м году, бандиты окно выставили, в грязных сапогах залезли, три литра вишневой наливки выпили, весь запас консервов «Завтрак туриста» в только что выстиранный пододеяльник свалили и унесли?!

Подожди, мама! – раздраженно отмахивалась Леля.

Чего это твой Пашка удумал?! – не сдавалась теща Серафима. – Кто стеклянные банки для солений на дачу повезет? Для чего машину ему купили?! Крышки к банкам пусть не забудет! Еще железные бочки пустые стоят, пока весь снег не стаял, надо его в них накидать! Талая вода для первого полива рассады самая полезная!

Мама! – отмахивалась Леля и переключалась на мужа: – Ну?!

Молчит, – кивал на телефон Шишкин.

 

На последнем заседании в управлении электротранспорта города Уфы зам по общим вопросам Сиразетдинов строго спросил Шишкина: «А почему это, Павел Семенович, на оперативке руководителей управления отсутствует первое лицо вашего депо?» Шишкин медленно, но торжественно поднял взгляд к потолку: «Алия Азгаровна в обкоме партии делает доклад от имени депутатского комитета по борьбе с домашними насекомыми». Начальник управления Казыханов поднял взгляд вместе с Шишкиным, потом строго опустил на Сиразетдинова и проникновенно произнес: «Очень злободневная проблема! Развелось этих тараканов – хоть домой не ходи!» Секретарша Леночка чуть слышно вздохнула: «И не ходил бы!» А Сиразетдинов тут же сориентировался: «Вы бы, Павел Семенович, садились поближе к нам, вон около Шарунаса с Калмыковым место свободное».

После совещания начальник трамвайного депо № 1 Шарунас шепнул начальнику троллейбусного депо № 2 Калмыкову:

Говорят, Семеныч рыбак заядлый, может быть, позвать его на озера пока лед не сошел?

Калмыков, оценив, как Казыханов, прощаясь, по-отечески похлопал Шишкина по плечу, сразу же согласился с Шарунасом:

Да что говорят! Я это, туды-растуды, доподлинно знаю! Помню, когда он завгаром у меня работал, чуть какой выходной или праздник – все! Бросает дом, семью, детей и на рыбалку! А снасть у него, растуды ее, до чего уловистая! Меньше картофельного мешка карасей не привозит! Такого в артельные товарищи сам бог велел! Туды его растуды!

И сговорились начальники позвать замначальника на рыбалку.

 

А еще кто, кроме Юзефаса Адомайтисовича и Алексея Кузьмича, будет? – продолжала хмуриться Леля.

Ну кто! Из управления, наверное… Может быть, Сиразетдинов, а может, и сам Казыханов! – чесал затылок Шишкин.

Да!.. – Леля нервно дергала телефонную вилку. – Это выход на другой уровень, шанс упускать нельзя!

Твоему Пашке шансы, что козе баян, свинье бисер, корове седло! – проскрипела теща Серафима. – Сколько Пашке козырей не сдавай, все равно в дурачках останется!

Леля с остервенением выдернула телефонную вилку и опять воткнула:

Дяде Сереже я позвонила, обещал к вечеру привезти бахилы, ватные штаны, две зимние удочки, леску, мармышки, ледобур, ящик и живого мотыля.

Живого?! Он же шевелиться будет! – побледнел Шишкин.

Живого! Рыба на мертвого не клюет! Покажет, как на крючок насаживать, – Леля опять потянулась к телефонной вилке, но резко отдернула руку, услышав звонок.

«Как жизнь? – спросил Калмыков. – Как дети, растуды их? Жена с тещей, растуды обеих? Футбол смотрел вчера, растуды его? Не, ну какой там мог быть пенальти, растуды этого судью?! Азгаровна твоя, растуды ее, говорят, в Москву метит? Шарунас, туды его растуды, жаловался, ты у него молодых девок, растуды их всех, сманиваешь, Тоньку Загубину за собой таскаешь, туды тебя растуды? Ну ладно, бывай!»

И?! – в тревоге спросила жена Леля.

Шишкин недоуменно протянул ей горячую трубку и пожал плечами:

Матерится…

Как?.. – растерялась Леля, вытерла белой тряпочкой трубку и положила на телефон.

Я ж говорю, пусть банки с балкона забирает, крышки из кладовки берет и в машину тащит! На дачу едем! – пихнула кулачком Шишкину в спину теща Серафима.

Вновь зазвонил телефон. Все вздрогнули и замолчали. Шишкин вытянул из рук жены Лели белую тряпочку, положил на трубку и после этого поднял ее.

«Совсем забыл, растуды мою плешь! – рявкнул Калмыков. – Ты, растуды, туды и еще раз туды, на рыбалку-то собираешься? Тогда, чтобы около моего подъезда в пять часов, как штык, туды его!»

 

Глава шестая

Глоток воздуха, глоток свободы

 

7 апреля

 

«Комсомолец» затонул, товарищ главнокомандующий! – доложил министр обороны, – 685-й проект под кодовым названием «Плавник», боекомплект из двадцать двух «Гранатов» и «Шквалов», еще торпеды САЭТ-60М!

Горбачев налил полный стакан «Боржоми» и залпом выпил:

Единственная в мире! Из титановых листов варили!

Абсолютный рекорд погружения среди подлодок – 1027 метров! – согласно кивал генерал армии Язов. – С 800-метровой глубины торпеды запускали!

Деньжищ сколько стоила! – выпил еще полстакана главнокомандующий. – Кто спасся?

Капитаны Грегулев, Коляда, Заяц, мичманы Анисимов, Копейка, а мичман Слюсаренко с полуторакилометровой глубины в спасательной камере всплыл… всего двадцать семь человек. Сорок два члена экипажа погибли, начиная с матроса Бухникашвили еще при возгорании под водой, заканчивая командиром Ваниным, тоже на дне остался, – мрачно перечислил министр.

Больше этих лодок на верфях не закладывать! Закрываю проект! – разлил остатки «Боржоми» глава государства и показал на пустую бутылку. – Будешь?

Язов помотал головой:

Я потом, в обед или за ужином.

 

***

 

Антонина печально вздыхала и время от времени смахивала слезу, Генеральный секретарь ЦК КПСС говорил в телевизоре уже почти час. Высокая миловидная девушка принесла генсеку горячий чай в белоснежной паре, аккуратно поставила на кружевную салфетку и забрала в такой же белоснежной паре остывший чай. Антонина решила тоже подбодрить Михаила Сергеевича:

У вас, Михсергеич, в Морфлоте беда, и у нас в троллейбусном депо парторг Шишкин на зимней рыбалке по пояс в полынью провалился, весь рыболовный алкоголь, в складчину купленный, утопил! На работу с синяком под глазом пришел, но, говорит, Калмыков с Шаруносом не причем, это он сам поскользнулся на мокром льду и об рыболовный ящик два раза головой ударился.

 

9 апреля

 

Антонина толкнула плечом тугую дверь подъезда, выпустила Радика, потом выскочила сама, стальная пружина, взвизгнув, впечатала дверь в косяки, дверь привычно охнула. Антонина поймала за руку Радика, огляделась и вдалеке на углу соседнего дома увидела Костю Мазаева. Антонина радостно помахала Косте. Радик вырвал руку и тоже помахал Мазаеву, потом помахал дяде в измазанной солидолом кепке, меняющему пробитое колесо автомобиля, потом тетям, рассказывающим друг другу о болезнях и талантах своих детей, помахал детям, с воплями бегающим вокруг матерей, махнул дерущимся воробьям, а так же синей луже и плавающему в этой луже перышку. Костя Мазаев близоруко сощурился и не стал никому махать, лишь повернулся к кому-то навстречу. Антонина видела, как к Мазаеву подошла маленькая свирепая женщина с рослым мальчиком в синей школьной форме и тут же дала рослому мальчику подзатыльник. Антонина испуганно приостановилась. Костю Мазаева еще кто-то окликнул, и он обернулся. Из подворотни выбежал Лева Сидоров и стал бурно жестикулировать. Антонина поморщилась и решила спрятаться за ржавый «Москвич», повисший в воздухе на домкрате, но ее заметили и замахали, приглашая в компанию.

Лева Сидоров первым поздоровался с Антониной:

Слушала радио «Свобода»?! Каков твой Горбачев! Демократом прикидывался! Шестьдесят тысяч свободолюбивых грузинских студентов порубал саперными лопатками!

Шофер в измазанной солидолом кепке опустил домкрат и прибавил громкость в автомагнитоле.

«Чего этот Сидоров молотит! – возмутился Горбачев. – Нашел Семена Буденного, понимаешь! Да, перестарались внутренние войска, виновных накажем, но шестнадцать погибших – это не шестьдесят тысяч! А обстановка на национальных окраинах, прямо скажем, напряженная! Тут еще подводная лодка до берега не доплыла, цены на нефть падают, производительность труда не растет, с образованием надо что-то делать!»

Ох, надо! – согласилась с главой государства маленькая свирепая женщина. – Что-то надо делать с нашим образованием! Представляете, мы с Ромкой снова получили четверку с минусом! – маленькая свирепая женщина опять дала подзатыльник сыну.

Михсергеич не герой Гражданской войны, чтобы людей рубать! – возразила Антонина Леве. – Он из-за утонувшей подлодки расстроился и поэтому не уследил за внутренними солдатами и вспыльчивыми милиционерами!

Мазаев наклонился к Антонине и доверительно шепнул:

Есть информация, что подлодка «Комсомолец» вовсе не утонула, а захвачена аннунаками с планеты Нибиру, чтобы протестировать развитие наших военных технологий и оценить, насколько мы можем быть опасны для других гуманоидов Млечного пути.

И что будет, если решат, что опасны? – усмехнулся Лева.

Ну как что? – усмехнулся в ответ Костя. – Аннигилируют.

Ой! – одновременно испугались маленькая свирепая женщина и Антонина, а сын свирепой женщины Ромка вдруг встрепенулся: – Как красноармейский маршал Буденый белогвардейского барона Врангеля в Крыму?!

Мужики! – подошел шофер в измазанной солидолом кепке. – Будьте людьми, толконите «Москвичонок», а то аккумулятор, падла, сдох, совсем аннигилировал, паскуда.

 

21 апреля

 

Как не хотела Антонина ехать к маме в Иглино в эти выходные, а пришлось. После тяжелого рабочего пятничного дня пришли к ней Люся Кренделькова, Люба Лесопосадкина, Соня Иванова и прямо с порога:

Как это не поедешь?! А кто вербу в сельской местности надерет?! Чего мы в светлое воскресенье в трехлитровые банки из-под томатного сока поставим?! Прикажешь идти в подшефный кружок «Умелые руки» и выпрашивать у детдомовцев ромашки из папиросной бумаги?!

Антонина устало вздохнула и стала собирать Радика в дорогу. Она хотела спросить Михсергеича, зачем Христу эти прутики с пушистыми почками, но глава государства, как ему и положено, был занят государственными делами: «Так и скажи, Загубина, своему Леве Сидорову, что не только у нас грузинские студенты без спроса на площади выходят, но и китайские хулиганы на своей площади Тяньаньмэнь безобразничают! Ху Яобан, видишь ли, у них помер, решили, что теперь все дозволено! Но заметь, Загубина, и Леве своему скажи, у нас кроме саперных лопаток только солдатские ремни с латунными пряжками были, а у китайских товарищей бронетехника стоит наготове!»

Подруги Антонины тоже нахмурились: зачем Христу ивовые ветки?

Ну чего тут не понятного?! – нашла ответ Люся Кренделькова. – Ива же плакучая, вот все скорбят и сочувствуют его мучениям нечеловеческим и взваленным на себя грехам человеческим!

Не! – возразила Люба Лесопосадкина. – Леша, отец Алексей, то есть, говорил, что в вербное все радуются, весь Земной шар ликует, потому что Господь на ослике в Иерусалим въехал!

Есть Соломоново решение! – радостно объявила Соня Иванова. – Прямо в воскресение пойдем к Леше, отстоим службу, а потом подробно расспросим!

Соломоново?.. – озадачились Люся с Любой, но тут же разгладили вредные для здоровья морщинки на лбу: – Езжай, Тонька, в свое Иглино и без вербы не возвращайся! Еще деревенской сметаны привези, яиц от домашних несушек и копченого сала с мясными прослойками!

 

9 мая

 

«День Победы, – оторвал лист календаря младший лейтенант Могильный, – пора бежать!»

И убежал.

 

Не знаешь, чего это, вдруг, Могильный, словно он не хоккеист, а балерон Нуреев, за кордон удрал?! – остановил Антонину у проходной троллейбусного депо Шишкин.

За кордон?! Замогильный?! – испугалась Антонина и стала вслух всех пересчитывать: – Радик в детском саду меня дожидается, мамин Ильдус трактор чинит, Левка Сидоров дома газеты про Сталина читает, Васька Загогуйло на днях из тюрьмы выходит, Мазаев хоть и собирался в астрал, но пока прирост населения за истекшую пятилетку высчитывает…

Нашел, Павел Семенович, кого спрашивать! – усмехнулся персональный шофер Алии Азгаровны Бровкин.

Не так все просто!.. – многозначительно ответил Бровкину Шишкин и, понизив голос, опять навис над Антониной: – Может, твой Мазаев по своим энергетическим каналам узнал чего, о чем мы, в темечко не поцелованные, не догадываемся?! Зачем надо было лучшему хоккеисту Советского Союза, купающемуся в любви болельщиков, репортеров, доверчивых женщин и лично старшего тренера ЦСКА товарища Тихонова, сбегать к Джорджу Бушу? Горбачев у нас тоже не сегодня завтра капитализм построит!

Я вам так скажу, товарищи! – возразил руководитель державы через репродуктор на столбе, – однозначности в нынешней многополярности нет, чего строить никто не знает, а строить надо, потому что вопросов много и они все сложные, а ответы есть, но они все простые, поэтому, если у нас и будет частная собственность на средства производства, то с человеческим лицом, подчеркиваю, с человеческим!

Главнокомандующий говорил и говорил:

– …а младший лейтенант Могильный, он же понарошку в Советской армии служил, поэтому разве можно его осуждать?! Кто из современной прогрессивной молодежи не поступил бы так же? Пусть бросит в меня шайбу!

Ты чего остолбенела? – щелкнул пальцами перед носом Антонины Шишкин.

Михсергеича заслушалась, – показала на столб с репродуктором Антонина и добавила: – Про хоккей и правда не знаю, я фигурное катание люблю, оно такое плавное и под музыку все время, а Костика, конечно, спрошу, аннунаки с планеты Нибиру не только подлодки, но и хоккеистов, наверное, воруют!

 

«Если у человека нет свободы – это не жизнь, – читала секретарша Джеймса Бейкера прошение заслуженного мастера спорта СССР Александра Могильного, – это все равно, что жить в клетке. Для меня это все равно, что быть мертвым!»

Государственный секретарь США смахнул слезу и высморкался в полосатый батистовый платочек:

Ускорьте процесс по выдаче политического убежища, пожалуйста.

 

Его сейчас наши агенты КГБ в Америке найдут, – усмехнулся персональный шофер Бровкин, – и зонтиком с цианистым калием ткнут в ягодицу! Он ведь офицером в ЦСКА служил, а значит дезертир! Таких только зонтиком!

Бровкин! В горсовет! – вышла из проходной Алия Азгаровна. – Шишкин! Ветеранов встреть, поздравь, продуктовые наборы раздай и концертом силами самодеятельности в актовом зале порадуй! Загубина! Песни поешь? Стихи читаешь? Яблочко пляшешь? Ладно, цветочки в целлофане дарить будешь!

 

«Уезжал нищим, – рассказывал журналистам хоккеист Могильный, – я был олимпийским чемпионом, чемпионом мира, при этом не имел ничего! Кому нужна такая жизнь? И эти грамоты с медалями?»

«А какова ваша мечта свободы?» – спрашивали журналисты.

«Роллс Ройс хочу! – смущенно улыбался Могильный. – И дом за полмиллиона долларов».

 

Глава седьмая

Русский с китайцем – братья навек

Плечи расправил простой человек

 

15 мая

 

Велосипедисты на площади Тяньаньмэнь сновали туда-сюда. Ли Бо два раза звякнул звоночком и затормозил, около него тут же остановился Мо Янь.

Хань Юй говорит, русский медведь прилетел, – сразу выдал Ли Бо.

Слышал, – усмехнулся Мо Янь, – но Бо Цзюйи считает, что это хитрый трюк Сяопина, не тот медведь – двойник!

А иероглиф на лбу? – недовольно возразил Ли Бо.

Это самое простое! – рассмеялся Мо Янь. – Давай я тебе кисточкой такой же нарисую!

Нарисуй! – усмехнулся Ли Бо. – Но и жену не забудь нарисовать! Видели ее, вымоталась в дороге, новые туфли-лодочки ноги натерли, все, что думает, за сомкнутыми губами прячет, но русским и не надо говорить, у них все слова на лице написаны, Хань Юй прочел – таким короткими фразами может себе позволить ругаться только жена генсека!

Тогда пора начинать! – достал из-за пазухи картонку с иероглифом «Гласность» Мо Янь и повесил на руль своего велосипеда.

Генеральный секретарь КПК Чжао Цзыян с нами! – согласился Ли Бо и повесил на руль своего велосипеда картонку с иероглифом «Перестройка».

Через час вся площадь Тяньаньмэнь была в велосипедистах с картонками на рулях. Еще через два часа Мо Янь и Ли Бо с трудом протискивались сквозь толпу, молодежь заполонила не только площадь, но и все прилегающие улицы.

 

***

 

Ты не поверишь! – Люся впустила Антонину в кабинку своего трамвая и задвинула дверь.

Ашот? Любка? Шарунас? Туфли-лодочки больше не носят? – попыталась угадать Антонина.

Сонька Иванова из библиотеки уволилась! – Люся двинула один рычаг на себя, другой от себя, рывком тронулась и наклонилась к микрофону: – Граждане пассажиры, своевременно компостируем билеты, на линии работает бригада контролеров, контролеры из разведенок и временно непьющих – упрашивать бесполезно!

Упрашивать бесполезно?.. – повторила за Люсей Антонина.

Да говорили ей: куда ты, дура?! Где ты найдешь место лучше?! Светло, тепло, тяжелее Карла Маркса ничего не поднимаешь! Нет, уперлась, хочу свободного предпринимательства: товар-деньги-товар! Надоело, отвечает, жить на нищенскую зарплату, буду индивидуально-трудовым деятелем или, быть может, даже кооператором!

Так ведь она, кроме выдачи книг, делать ничего не умеет, – озадачилась Антонина, – неужто люди платить станут, чтобы «Муму» прочитать?

Какие книги! В кинематограф решила податься! – хохотнула Люся. – Так и сказала: внешность у меня фотогеничная, Ольга Львовна с нужными людьми сведет, а Санька Антонов в остальном поможет, потому что деваться ему уже некуда!

Неужели?! – всплеснула руками Антонина. – Антонову уже деваться некуда?! Вот молодец Сонька!

Задержка вторую неделю, – Люся хотела еще раз хохотнуть, но вдруг сморщилась и зашмыгала носом.

Люсь, – Антонина погладила подругу по плечу, – ну Люсь…

Люся сбросила руку Антонины:

Чего разлюськалась?! Думаешь, я мечтаю к вам, одиночкам, записаться, чтобы байстрюков растить и крест на себе ставить?!

Антонина вспыхнула:

Ты, между прочим, микрофон забыла выключить!

 

***

 

Неласково встретил Китай руководителя сверхдержавы. Государственная площадь Тяньаньмэнь гудела, как только что отделившийся от основной пчелиной семьи и повисший на ветке осины рой. Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного совета СССР Михаила Сергеевича Горбачева пришлось принимать во внутреннем дворике Всекитайского собрания народных представителей. Почетный караул с трудом вместился в маленькое пространство, вымуштрованные солдаты сбивались с шага и ломали строй. Раиса Максимовна была очень недовольна, к тому же продолжалась китайская пытка туфлями-лодочками. Раздражение естественным путем передалось Михаилу Сергеевичу. Он хмурился и заводился. Потом уже в российском посольстве, в специальной, защищенной от прослушки комнате сказал дипломатам, резидентам и группе сопровождения:

Вот мне здесь некоторые подбрасывают, что нужно изучать китайский опыт, что надо идти по китайскому пути.

Напряглись дипломаты и резиденты. Артисты, художники, литераторы из группы сопровождения перестали бесцеремонно перешептываться и вытянули шеи.

Мы не пойдем по китайскому пути, – Михаил Сергеевич поймал взгляд Раисы Максимовны, Раиса Максимовна согласно опустила ресницы, – иначе мы придем к тому, что у нас на Красной площади будет такое же безобразие, как сейчас на площади Тяньаньмэнь. Поэтому перестаньте мне это подбрасывать, мы пойдем своим путем, у нас есть перестройка, и мы ее будем продолжать!

Артисты, художники, литераторы бурно зааплодировали. Резиденты и дипломаты сдержанно два раза сомкнули ладони. Михаил Сергеевич крепко пожал руки группе сопровождения, холодно кивнул дипломатам с резидентами и поехал на встречу с Дэном Сяопином.

Дэн ласково улыбнулся Горбачеву:

Как вам Китай?

Я так скажу, – заговорил руководитель Советского Союза, – некоторые мне подбрасывают ваш опыт, но у нас есть перестройка!

Горбачев говорил, Сяопин улыбался.

Поэтому мы будем продолжать перестройку, – заключил свою речь главнокомандующий Страны Советов, – а подбрасывать нам не надо!

Дэн еще раз ласково улыбнулся Михаилу Сергеевичу и пригласил отужинать.

 

Понравилась ли северному гостю утка со вкусом свинины и свинина со вкусом утки? – тихо спросил Дэна Сяопина его сын Дэн Жифань после ужина.

Он решил, что утка это и есть свинина, а свинина это есть утка, – устало ответил Сяопин.

Вы хотите сказать отец, что он идиот? – изумился Дэн Жифань.

Да, – вздохнул Сяопин и бросил помощнику: – Собирайте Политбюро ЦК КПК и вызывайте Генерального секретаря Чжао Цзыяна, похоже он заигрался со студентами.

 

20 мая

 

Перед прогнозом погоды Игорь Кириллов вскользь сообщил телезрителям:

В Китайской народной республике введено военное положение, Генеральный секретарь Коммунистической партии Китая Чжао Цзыян снят со всех постов и помещен под домашний арест, нового Генерального секретаря ЦК КПК Дэн Сяопин назначил, простите, конечно же, его выбрала Коммунистическая партия Китая! Новым генсеком выбрали Цзян Цзэминя!

Антонина тревожно оглянулась на телевизор.

Не отвлекайся, Загубина, – мягко улыбнулся ей Игорь Кириллов, – это не у нас, это в Китае, у них всегда все не слава богу!

Вместо нормальной перестройки своим особым путем решили идти! – тоже развеселился Михаил Сергеевич.

Китайский особый путь – это только в каменный век! – усмехнувшись, поддержала мужа Раиса Максимовна и погрузила ноги в специальную ванночку с настоянной на тибетских травах теплой водой.

Антонина решила не отвлекаться. Перед ней стоял Костя Мазаев и, смущаясь, беспрерывно протирал кухонным полотенцем свои очки.

Оно же мокрое! – Антонина забрала у Мазаева полотенце и дала чистую, только что выглаженную майку Радика, – яичницу с гренками будешь?

Буду… – задумчиво произнес Мазаев и попытался засунуть майку Радика во внутренний карман, – тут такое дело…

Опять твои контактерши из общества «Знание» услышали внеземной голос о землетрясении в Уфе и ее окрестностях? – Антонина вытянула из рук Мазаева майку и бросила в стирку. – Ты только Шишкиным больше об этом не говори, они в прошлый раз на дачу из квартиры даже трюмо вывезли, Шишкин отгул взял, три дня твое землетрясение всем семейством ждали.

Космическая связь – штука тонкая, тут по телефону говорят, ничего не поймешь, а во Вселенной кругом черные дыры, красные гиганты, белые карлики и зеленые человечки! Но я не о том… – Мазаев опять снял очки, посмотрел через них на свет, дыхнул на стекла и опять потянулся к мокрому полотенцу, – как бы это сказать…

Другую нашел! – вдруг догадалась Антонина и бросила мокрое полотенце Мазаеву в лицо. – Ну, конечно, нас же много! Как там твоя переписчица, у которой сын двоечник, говорила: в малосемейных квартирах матери-одиночки почти в каждой – выбирай любую!

Да нет! – Мазаев повесил мокрое полотенце на торчащий в стене шуруп, который полтора года назад начал заворачивать Шишкин, пробовал довернуть Загогуйло, трогал указательным пальцем Лева Сидоров, но так и оставшийся торчать между полом и потолком, – наоборот, в смысле, давай в кино сходим, только не в кинотеатр, а во дворец Машиностроителей, там видеосалон открыли и фильм интересный показывают, все, кто смотрел, под большим впечатлением. «Греческая смоковница» называется.

Давай… – удивилась Антонина неожиданному переходу, – только отчего ты так мнешься? Мы ведь с тобой каждую субботу, если не моя смена и не твое дежурство, в кино ходим!

Тут понимаешь, какое дело, мы с тобой государственные фильмы смотрим, а тут подпольное зарубежное кино! На видеокассете! Запрещенное! Как пить дать, запрещенное! И это… – Мазаев вдруг сделался пунцовым, – оно для взрослых!

Так Радик может дома с мамой остаться, – не поняла проблемы Антонина.

 

***

 

«А где?..» – шепотом спрашивали у вахтера с опаской входящие во Дворец машиностроителей люди.

На втором этаже ваше, тьфу, кино, – отвечала тетя Рая, – в Красном уголке за занавесочками.

Люди гуськом поднимались на второй этаж.

А где?.. – шепотом спросил Костя Мазаев.

Надоело вкалывать?! – тетя Рая узнала Антонину, прячущуюся за спиной Мазаева, и тут же добавила в голос побольше децибел: – И тебя, Тонька, на культурный отдых потянуло?! Вы с кавалером за какую занавесочку? Секас будете смотреть или насилие?

Не знаю, – вопросительно повернулась к Мазаеву Антонина, – про любовь, наверное…

Не успели Мазаев с Антониной подняться на второй этаж, как к Антонине на шею бросилась Соня:

Тонька! Как я рада тебя видеть! Стулья, стулья скорее разбирайте, пока конкуренты не расхватали! И к нам налево, я вас поближе к телевизору посажу! Сильвестр Сталлоне такой красавец! «Рембо, первая кровь номер два» – такой фильм! Мы всегда думали, что вьетнамцы хорошие, а они, представляешь, сплошь злодеи, насильники и садисты! Еще жадные, некрасивые, дураки глупые и по пояс не раздетые!

Вот он, оказывается, какой твой кинематограф! Я и не знала, что ты из библиотеки прямо в Голливуд ушла! – Антонина захлопала глазами.

Ой, только не надо на меня таращиться! – брезгливо поморщилась Соня. – На меня мама с папой каждый день таращатся! Вся современная культура здесь в видеосалонах, а не в вашей общаговской библиотеке между стеллажами – как я эти ваши стеллажи ненавижу! К тому же я тут в день зарабатываю столько, сколько вы в вашем депо за месяц! Костюмчик на мне видишь?

Большеват немного… – не могла прийти в себя Антонина.

У Любки Лесопосадкиной, не торгуясь, за двойную цену перекупила! – подбоченилась Соня.

Мы «Греческую смоковницу» хотели, – робко вмешался в разговор Мазаев.

Молодой человек! У вас что, половое созревание?! – вышла из-за занавески Ольга Львовна и кивнула в сторону испуганно жавшихся друг к другу Лаймы Шарунас и Леши Квакина. – Вы что, молочные железы никогда не видели?! Настоящие мужчины смотрят обнаженные бицепсы и трицепсы!

Позвольте! – откинул соседнюю занавеску Идрисов Масгут Мударисович. – Клиент вам же внятно сказал: «Греческую смоковницу» хочу!

Клиент уже стулья в наш видеозал понес! – Соня испепелила Идрисова со всей возможной индивидуально-предпринимательской ненавистью.

Позвольте! – не спеша вышел вслед за Идрисовым участковый Лампасов. – А на основании каких документов вы осуществляете демонстрацию видеопродукции врагов нашего отечества?!

Товарищ капитан! – Ольга Львовна протянула участковому кипу бумаг. – Ну сколько можно проверять наши документы?! Вам же неделю назад в присутствии Кайбышева из обкома комсомола все документы показали, а вы их внимательно прочли и даже сфотографировали своим фотоаппаратом «Смена»! Нам опять звонить Кайбышеву в обком комсомола?

Ни в коем случае! – вскинул ладонь к фуражке Лампасов. – Но порядок есть порядок, вдруг ваши документы на данный момент неожиданно утеряны?

Товарищ капитан, – укоризненно улыбнулась Ольга Львовна, – мы же понимаем, с кем дело имеем, документы храним в сейфе, а у нотариуса заверенную копию!

Позвольте! – вдруг откуда-то вынырнула Верка-буфетчица. – А как же рынок и сопутствующая ему здоровая конкуренция, что говорит наш всенародный лидер Михаил Сергеевич Горбачев по этому поводу?!

Ой, Верочка! Кого ты на понт хочешь взять?! Я ж тебя как облупленную!.. – завелась Ольга Львовна.

Так ведь и я тебя, Ольга Львовна, как облупленную! Кто бесплатными профсоюзными путевками торговал, с очередями на квартиры и машины махинации разводил, из ветеранских продуктовых наборов копченую колбасу тырил? – вскипела в ответ Верка-буфетчица.

Верка все равно хуже Ольги Львовны! – горячо шепнула Антонина Мазаеву на ухо. – Она меня с пельменями обманула, еще с джинсами пыталась! И Михсергеича она всуе употребляет! Не пойдем к Верке за занавеску!

Костя Мазаев вздохнул, взял два стула и понуро понес их вслед за Соней Ивановой. На полпути Костя оглянулся и с сожалением посмотрел на пришпиленную к противоположной занавеске фотографию безрукой Венеры Милосской, на которой кривыми буквами было написано «грек. смак. ц. билета – свободная».

 

25 мая

 

В кабинете Алии Азгаровны было шумно, по телевизору шла трансляция I Съезда Народных депутатов СССР, а сама Алия Азгаровна распекала своего зама Шишкина и водителя троллейбуса Загубину:

Как же так, Павел Семенович?! Когда вся страна в едином порыве избирает Михаила Сергеевича Председателем Верховного Совета, вы распускаете вверенный мной вам коллектив до полного хулиганства!

Дык… – возражал Шишкин и косился на Антонину.

Когда вся страна, Загубина! – стучала кулачком по большому полированному столу Алия Азгаровна. – В едином порыве! Михаила Сергеевича! На тебя приходит жалоба от гражданки Квакиной о том, что ты насильно увезла ее несовершеннолетнего сына Квакина в наше троллейбусное депо и глумилась над ним в компании мужчины и еще одной женщины, это же надо додуматься, детей Гогами-Магогами пугать!

Я тоже в порыве, Алия Азгаровна! – шмыгала носом Антонина. – А мальчика мы не пугали, у меня самой Радик растет! Мы с Люськой и Санычем ему правильный путь указывали!

Алия Азгаровна открыла рот, чтобы продолжить выволочку, но вдруг впала в полное изумление. Телевизор показывал, как совершенно без спроса к трибуне поднимается неизвестный депутат и передает Горбачеву записку.

«Во исполнение наказов моих избирателей выдвигаю свою кандидатуру для выборов на пост Председателя Верховного Совета СССР. Готов выступить с изложением своей программы. Оболенский Александр Митрофанович, народный депутат от Ленинградского сельского национально-территориального округа РСФСР» – дрогнувшим голосом зачитал Генеральный секретарь ЦК КПСС.

Вот тебе и единый порыв! – изумился Шишкин.

Михсергеич, миленький! – заломила руки Антонина. – Сделайте чего-нибудь! Не хочу я с Митрофанычем по радио разговаривать!

Горбачев вытер платочком холодный пот со лба и кивнул Антонине: «Не боись, Загубина! Сделаем! Опыт имеется! Сейчас мы его через сито пропустим!»

Уважаемый съезд! – поднялся сидевший рядом с Горбачевым зам председателя Верховного Совета Лукьянов Анатолий Иванович. – Чтобы включить товарища Оболенского в бюллетень тайного голосования, мы предварительно должны проголосовать открытым голосованием о включении в бюллетень тайного голосования товарища Оболенского и только после этого проголосовать тайным голосованием. Кто за, кто против, воздержался?

Народные депутаты ничего не поняли, но хоть и бестолково, руки взметнули. Анатолий Иванович ласково улыбнулся Оболенскому:

Извини, дорогой Александр Митрофанович, съезд не поддержал твою кандидатуру на включение в бюллетень!

Уф! – отлегло от сердца у Антонины.

Хм!.. – криво усмехнулся Шишкин, но мысль развивать не стал.

Все! – наконец обрела дар речи Алия Азгаровна. – Идите Шишкин и Загубина работать, хватит воздух сотрясать и демагогию разводить! – стукнула кулачком по столу и крикнула в приоткрытую дверь приемной: – Бровкин! В горсовет!

 

***

 

Вечером того же дня, после смены Антонину опять окликнул Михаил Сергеевич.

Что ж, это делается, Загубина! – крикнул он ей из маленького телевизора в бытовке ремонтников. – Только с этим Митрофанычем разобрались, как опять напасть! Ельцин в Национальный Совет пролез! Казалось, по итогам тайного голосования, демократическим путем оставили его без работы на постоянной основе, ан нет! Этот омский юрист Казанник взял и отказался от своего депутатства в его пользу!

А разве так можно?! – встала в дверях бытовки Антонина.

А почему нельзя?! – хохотнули ремонтники.

Горбачев Митрофаныча вокруг пальца обвел, а Ельцин с Казанником Горбачева! – усмехнулся вместе с ремонтниками Шишкин.

Да не слушай ты их, Загубина! – багровел в президиуме Председатель Верховного Совета. – Но этот самоотвод я Казаннику век не забуду!

 

Ну, Алексей Иванович! – в просторной курилке Дворца съездов Ельцин обнял Казанника. – Век не забуду! Ты кто по специальности? Юрист? Быть тебе, Леша, Генеральным прокурором России!

А подошедший чуть позже старший следователь и депутат Гдлян шепнул на ухо Казаннику: «Ну и наворотил ты дел, юрист. Нам, демократам, Ельцин в этом Верховном Совете не нужен! Нам Ельцин на митингах нужен – гонимый и плачущий! У нас народ гонимых и обиженных любит. Да он бы на следующих выборах все голоса собрал!»

 

(Окончание IV части в следующем номере)