Журнальный мир

(Окончание IV части)

Глава восьмая

Пепел Улу-Теляка…

4 июня

Члены Политбюро ЦК Коммунистической партии Китая ждали молча, Дэн Сяопин погрузился в думу. Дэн в легком смущении приподнял левую бровь, на лицах членов Политбюро не дрогнул ни один мышц. Дэн слегка дернул правой щекой, выказав необычайное волнение, члены Политбюро не шелохнулись. Неслышной тенью проскользнул референт, поклонился под углом в 15 градусов, положил перед Сяопином сложенный вдвое лист рисовой бумаги, поклонился под углом в 20 градусов и растворился. Дэн развернул лист бумаги:

– Сто тысяч… Многовато даже для главной площади Китая…

В голосе Дэна звучало неожиданное для Политбюро недоумение, члены Политбюро, оставаясь неподвижными, переглянулись одними глазами. Вдруг Дэн всех оглядел, остановил взгляд на министре обороны Цине Цзивэе и слабым манием руки решил судьбу «пятой модернизации»:

– Двигайте на Тяньаньмэнь танковые полки.

Министр обороны Цинь Цзивэй побледнел и чуть слышно выдавил:

– Можно обдумать операцию?..

– Конечно, – ответил Дэн Сяопин, – думайте, до четырех утра уйма времени!

«Сразу снимать не буду, – решил судьбу министра обороны Дэн Сяопин, – постепенно смещу в какое-нибудь собрание народных представителей, в какие-нибудь декоративные замы».

«В ноябре у Цинь Цзивэя 75-летний юбилей, – задумались члены Политбюро ЦК КПК, – надо будет на это время запланировать длительный зарубежный визит по обмену опытом или инспекционную поездку по самым отдаленным провинциям».

***

Федор Буданов попал в «окно», последняя электричка только что ушла, следующая была лишь под утро. Федя сел напротив пригородных касс на скользкую желтую скамейку из гнутой фанеры и стал ждать. Несмотря на вечер, в зале было жарко и душно. Федя отстегнул зеленый солдатский галстук, галстук сполз с воротника на грудь и повис на дембельской стальной заколке между третьей и четвертой пуговицами. Военный патруль равнодушно прошел мимо Феди, им тоже было жарко и душно, их галстуки тоже висели на заколках между третьей и четвертой пуговицами. Вдруг Федя увидел бывшую классную руководительницу своей старшей сестры.

– Александра Павловна! – Федя почему-то обрадовался и вскочил со скамейки навстречу тете Шуре.

Тетя Шура от неожиданности чуть не выронила старый чемодан с железными уголками, набитый дефицитными брикетами дрожжей:

– Вы мне, товарищ сержант?!

– Не узнаете?! Это ж я – Федька! Младший брат Таньки! Танька Буданова – ваш последний выпуск! В дневнике у нее чингачгуков рисовал, а вы ей потом двойки за это ставили – била меня этим дневником по голове, но я все равно рисовал, ну и вы тоже двойки все равно ставили! Вот дембельнулся, домой еду, да в «окно» попал – электричка уже ушла! – скалился Федя во весь ряд своих больших, наезжающих друг на друга белых зубов.

Тетя Шура, в отличие от Феди, не особо обрадовалась младшему брату Таньки, она при встрече и Таньке не очень бы обрадовалась, поэтому извиняюще улыбнулась:

– Ой, Федь, как рада, как рада! До утра бы с тобой иглинскую жизнь вспоминала, школьные годы веселые! Но надо спешить, сейчас двести двенадцатый пассажирский подойдет, он ждать не будет! Я на нем до Аши, в Аше сахарку на базе возьму – и домой в Тавтиманово.

Федя еще больше обрадовался:

– Так ведь я тоже могу сначала до Аши доехать! У меня там кореш Фаниль живет, сын дяди Радика, знаете их, наверное, их вся Аша знает!

Тетя Шура скисла:

– В Аше каждый второй – Фаниль и через одного – сын дяди Радика.

– У них мотоцикл «Иж», белый такой, с коляской! Фаня меня на нем до Иглино довезет, после того, конечно, как мы мой дембель хорошенько обмоем! – Федю продолжало распирать от радости.

Тетя Шура вдруг приободрилась:

– Встреча старых друзей – дело хорошее! Друзья познаются в э… И не может ли твой Фаниль в коляске своего Ижа пару мешков сахара до Тавтиманово довезти? А то наш Урал столько бензину жрет! Я вам после помогу с недорогим, но высококачественным алкоголем, у меня для пенсионеров, дембелей и беременных скидка!

Поезд Адлер – Новосибирск опоздал. Как объяснила тете Шуре и Феде проводница, на каком-то богом забытом полустанке пришлось срочно высаживать роженицу.

– Не повезло тетеньке! – Федя закурил в открытое окно вагона. – Могла бы до челябинского роддома дотерпеть!

– Что-то сигареты у тебя какие-то странные, у нас в Тавтиманово газовая станция так воняет! – отгоняла от себя табачный дым тетя Шура.

– Это не сигареты, это паровоз на газе работает! – разъяснял Федя и затягивался.

– А-а! – понимающе соглашалась тетя Шура, но все равно морщилась и отгоняла дым.

– Хотя нет, паровоз же электрический – вон провода висят! – сам себе возражал Федя, показывал сигаретой на провода и опять затягивался: – Во! Смотрите, Александра Павловна, встречный поезд Новосибирск – Адлер! Наш с моря, а ихний – на море! Хорошо люди живут!

– Улу-Теляк проехали, скоро Аша, – предупредила Федю и тетю Шуру проводница, – одиннадцать километров осталось, в Аше стоянка – одна минута!

– Сначала к Фанилю, потом на его Иже к вам, Александра Павловна, у вас сахар из коляски выгрузим, бутылками с самогоном доверху набьем – и по одноклассникам! – Федя глубоко затянулся и щелчком выстрелил бычок в открытое окно. Маленький бычок взлетел красной точкой в черное ночное небо, его тут же подхватил и понес к звездам огромный желтый шар.

***

– Сколько, Николай Иванович? – в сотый раз спрашивал Генеральный секретарь ЦК КПСС председателя Совета министров СССР.

– Пятьсот семьдесят пять, Михаил Сергеевич, – в сотый раз отвечал Рыжков, прилетевший в Уфу вместе с Горбачевым, – сто восемьдесят детей, девять хоккеистов из «Трактора», есть неидентифицированные, одного демобилизованного солдатика только по галстучной заколке сослуживцы опознали, говорят, что он ее сам из высоколегированной стали выточил, потом все сто дней до приказа шлифовал, с ним рядом еще останки нашли с железными уголками от чемодана, но командиры уверяют, что второй не из их части, – один домой возвращался.

***

Китайский танк «88В» расплющил гусеницами велосипед, на руле которого болталась картонка с иероглифом «Гласность»; лежащий рядом велосипед с картонкой «Перестройка» уже был расплющен другим танком «88В».

– Сколько, товарищ Цинь? – Дэн Сяопин задал вопрос министру обороны Цинь Цзивэю.

– Три тысячи, товарищ Дэн! – ответил Цинь Цзивэй.

– Что у военных? – задал второй вопрос Дэн Сяопин.

– У военных в основном колото-резаные, – ответил Цинь Цзивэй.

6 июня

– Что ж вы, Михсергеич, в Уфе были, а к нам в депо не заехали?! – обиделась Антонина, – я понимаю, очередное горе всенародное – не до водителей электрического транспорта! Но так хотелось с вами поближе познакомиться, руку, которая нами водит, пожать, одеколон ваш понюхать…

Глава государства ничего не ответил, лишь задумчиво зашипел на ультракороткой волне. Антонина поставила ВЭФ 202 на подоконник открытого окна, облокотилась на правую руку и покрутила ручку настройки левой:

– А у нас Васька Загогуйло из тюрьмы вышел, весь в наколках и говорит, что теперь он, наверное, вор в законе, потому что вел себя с пацанами нормально, а они ему за это кличку дали авторитетную – теперь его в суровом, но справедливом уголовном мире Троллейбусом зовут!

Глава государства запикал. Антонина вдохнула полной грудью пряный ночной воздух и продолжила:

– Но пацаны на «химии» в день его освобождения чуть не передрались, потому что месхетинский нормальный пацан Ахмет узнал, что узбеки в Ферганской долине вырезали пятьдесят два турка. Ахмет пошел к узбекскому нормальному пацану Махмуту и предъявил ему нехорошие слова. Махмут с другими узбекскими пацанами схватились за арматуру, Ахмет с турецкими пацанами вытащили заточки. Лишь когда потомственный вор Лаврик из Батуми сказал, что турки-месхетинцы тоже вырезали в Ферганской долине тридцать шесть узбеков, все успокоились и пошли пить чифирь.

– И для чего ты мне, Загубина, все это рассказываешь?! – вдруг внятно спросил руководитель державы на волне 346. – Я тут к встрече с Гельмутом готовлюсь в Бонне, а ты мне про Ваську! Мы, если хочешь знать, решили всем народам, которые под Советским Союзом страдали, самим позволить выбрать свой путь в светлое будущее! Так и пропишем в меморандуме 12 июня!

– Поубивают ведь друг дружку… – всплакнула Антонина.

– Эй ты, полоумная! – крикнула с пятого этажа в свое открытое окно тетя Рая. – Долго будешь со звездами разговаривать и радиоволны в головной мозг спящего пролетариата пускать?! Рабочему классу завтра с утра, между прочим, на работу!

22 июня

– Накаркала! – ругался в газете «Правда» Генеральный секретарь ЦК КПСС. – Только мы с Гельмутом консенсус нашли для народов соцлагеря, как казахи в Новом Узене братьев с Кавказа громить стали! Пришлось срочно первого секретаря Колбина из Алма-Аты отзывать и временно Нурсултана Назарбаева на руководство ставить, думаю, через неделю-другую подберем подходящую кандидатуру.

– Загубина! – грозно постучал по полированному столу карандашом Шишкин. – Не спать на политинформации! Горячо участвовать и задавать животрепещущие вопросы!

– А Гельмут, он кто по должности, ровня ли нашему Михсергеичу? – животрепещуще спросила Антонина.

– Ну кто-кто! Понятно кто! – Шишкин оглядел присутствующих и показал карандашом на старшего контролера Саныча.

– Гельмут – это Коля ихней! Он у немцев канцлер, секретарь по-нашему, так что не беспокойся, Загубина, одного полета птицы! – разъяснил Саныч.

– А наш иглинский дядя Коля давно помер, забродившим вареньем отравился, которое в самогон перегнали, – вдруг вспомнила Антонина и загрустила: – И брат его Гена помер от вздутия живота; друг Гены дядя Ильдус, хоть и живой, но на тракторе все время переворачивается, а вот тетя Шура как пропала в Улу-Телякский черный день, когда два поезда и тысяча двести восемьдесят четыре пассажира взорвались от разгильдяйства, так и осталась без вести пропавшей; Валерка, сын ее, у дедушки с бабушкой в Тавтиманово горюет, плакал сначала, а сейчас молчит все время, а от Танькиного братика Федьки Буданова одна дембельская заколка из нержавейки осталась…

Глава девятая

Возвращение домой

30 июня

В особняке Ростовых на Поварской собрался секретариат Союза писателей СССР.

– Вчера Политбюро ЦК КПСС обсуждало проблему Солженицына, – многозначительно встал со своего места главный редактор «Нового мира» Сергей Залыгин.

– И?.. – настороженно спросил секретариат.

– Никакого постановления принято не было, – продолжил Залыгин, – лишь принята к сведению устная информация.

– Что же это значит?! – разволновался секретариат.

– А значит следующее: мы, писатели, должны сами принять соответствующее решение! – Сергей Залыгин сел.

– Сами?! – запаниковал секретариат.

– Ну вам же ясно сказали, – успокоил секретариат присутствующий на собрании председатель Идеологической комиссии ЦК КПСС Медведев, – соответствующее! Открывайте дискуссию, а решение потом примем!

***

В двести четырнадцатой комнате общежития троллейбусного депо № 2 собрались Василий Загогуйла, Серега Шептунов, Денис Выдов, Люба Лесопосадкина, Ричард Ишбулдыевич и Антонина. Голый по пояс Загогуйла показывал наколки на своем теле и рассказывал об их замысловатых значениях.

– Ну Загогуйла, ты прямо якудза! – восторгался Серега Шептунов.

– Следи за базаром! – кривил рот Васька. – Мы, пацаны, без узды живем!

– Они теперь у тебя на всю жизнь, до самой старости будут? И ничем их не смоешь?! – Синие наколки Загогуйлы тревожили Антонину, а простые слова, которым Васька придавал какой-то особый таинственный смысл, пугали.

Васька хохотнул:

– Следи за базаром! Наколка – не ваша бабья штукатурка, чтобы ее смывать! Как говорил Лаврик Батумский после чифиря, она наполнена глубоким внутренним содержанием!

– А отчего ты троллейбус не нарисовал, я на дембель уходил из туркестанского погранотряда, мне кореша пограничника с овчаркой на плечо накололи! – разглядывал воробья в клетке на левой груди Загогуйлы Ричард Ишбулдыевич.

– Следи за базаром! Овчарку ему накололи! – Васька медленно, с достоинством выпил полстакана водки и демонстративно сморщился: – Бычий кайф!

– Бычий?! – поразился Денис Выдов и посмотрел на свет через свои полстакана. – Нормальная человечья водка! Если не ее, тогда чего пить рабочему классу и творческой интеллигенции?!

– Есть кое-что повеселее! – снисходительно хлопнул по плечу Выдова Загогуйла. – Попадешь на зону, столько среди настоящих людей всего узнаешь, о чем вы, мужики, и не подозреваете! В темноте живете!

– Вась! А как вы там без женщин обходитесь? – хихикнула Люба Лесопосадкина.

– Следи за базаром! – Васька снял загорелую ладонь с плеча Выдова, положил на белое колено Лесопосадкиной и осклабился.

Антонина подумала, что ей абсолютно все равно, но вдруг проворно поднялась со стула, привстала на цыпочки и стянула со шкафа гитару:

– Сыграй, Василий, сто лет твоих задушевных песен не слушали!

– Следи за базаром! Сто лет – это пожизненно! – Загогуйла снял ладонь с колена Лесопосадкиной и погладил изгиб гитары желтой, потом подергал струны, покрутил колышки настройки, взял несколько аккордов и хрипло запел мимо нот песню про молодого вора, которого злые менты везут на расстрел.

Всхлипнула Антонина, всхлипнула Люба, разлил остатки водки Ричард Ишбулдыевич, задумался над странной рифмой Выдов, а Серега Шептунов весело предположил:

– Наверное, было за что, раз на расстрел везли!

– Следи за базаром! – пьяно просипел Загогуйла и обвел всех осоловелым взглядом.

***

Дебаты на Поварской шли второй час.

– «Ленин в Цюрихе» Солженицына – это пасквиль на Ленина, – мрачно поднималось со своих мест коммунистическое крыло секретариата Союза писателей СССР.

– Солженицын измывается над жертвами сталинского террора 30-х годов, мол, вы создали Советскую власть, вы же стали ее жертвами! – звонко протестовали сплоченные либералы секретариата.

– «Великий мыслитель» оправдывает предателей, бравших во время Великой отечественной войны из рук фашистов оружие и воевавших против Советского Союза, – гудели в бороды писатели-патриоты.

– Солженицына пытаются представить чуть ли не совестью человечества! А ведь выступает он против советской идеологии не с общечеловеческой позиции, а с позиции антисоциализма! – взял завершающее слово член ЦК КПСС Медведев. – Но раз Солженицына не вычеркнешь из современной политической обстановки, предлагаю журналу «Новый мир» начать публикацию тенденциозного «Архипелага ГУЛАГа», исключение его из Союза писателей признать ошибочным и обратиться в Верховный Совет СССР с просьбой вернуть ему гражданство.

Андрей Вознесенский поднял руку, подняли руки Алесь Адамович, Сергей Залыгин, Владимир Крупин, Сергей Михалков. Медведев посмотрел в глаза Янису Петерсу, поднял руку Янис Петерс, подняли и все остальные.

– Единогласно! – объявил первый секретарь правления Союза писателей СССР Владимир Карпов.

***

– Нет, Вася! – отбивалась от Загогуйлы Антонина.

– Что значит «нет»? – упорствовал Васька, прижав Антонину к стене в конце коридора около пожарного щита с конусными ведрами и длинными крюками.

– У меня жених есть, Костей зовут, Мазаевым! – Антонина из последних сил вырывалась из настойчивых объятий Загогуйлы.

– Не убудет! – Васька пытался затащить Антонину в распахнутую дверь Красного уголка. – Я тоже, блин, жених!

Вдруг дверь двести четырнадцатой комнаты распахнулась, и пробкой из-под шампанского выскочил Денис Выдов:

– Все баловством занимаетесь, словно дети малые! А Горбачев только что Солженицына восстановил!

– Солженицына?! По амнистии или по УДО? – выпустил из рук Антонину Васька. – Это который авторитет или который в законе?

– По телевизору сказали, что он теперь снова в Союзе, гражданстве и в «Новом мире», журнал который! Авторитет, наверное, – возбужденно размахивал руками Выдов, – со следующего месяца все советские люди с его «ГУЛАГом» ознакомятся!

– ГУЛАГом? – задумался Загогуйла. – Нет, не авторитет! Вор в законе!

– Дурак уголовный! – крикнула Антонина Ваське уже с улицы. – Скажу своему Костику, он тебе устроит геопатогенную зону, все твои загогуйлины отсохнут!

Васька прислушался, потом, нахмурившись, спросил Выдова:

– У Тоньки хахаль не из прокурорских? Чего это она меня зоной пугает?

Глава десятая

Ласковый май в июле

5 июля

– Дядя Ильдус! – упрашивала Антонина. – Переночуйте с мамой у меня на кухне!

– Не могу, – не поддавался Ильдус, – дел в Иглине много! Надо и то, и это! А трактор?! Как он там без меня?!

– Мама! – продолжала упрашивать Антонина. – Переночуйте с дядей Ильдусом у меня на кухне!

– Да на что тебе этот концерт дался?! – изумлялась Валентина Петровна. – Ты же не пигалица какая, чтобы по концертам бегать, у тебя Радик растет, он скоро сам на концерты ходить будет! И бабулю будет с собой на концерты брать! Ведь так, мой сладенький?!

Радик прицелился в бабулю из пистолета и стрельнул в нее стрелкой с присоской. Стрелка пролетела мимо Валентины Петровны и упала перед Ильдусом в вазочку с земляничным вареньем. Валентина Петровна вынула стрелку из вазочки, вымыла под краном горячей водой, вытерла насухо тряпочкой и опять зарядила пистолет Радика:

– Будешь бабулю на концерты водить? Ух ты, мой солдат-милиционер!

– Мама, это же «Ласковый май», это ж Юра Шатунов! – Антонина включила радиоприемник. – Может быть, ихние «Белые розы» на какой-нибудь волне народ радуют?..

Радик нажал спусковой крючок, влепил самому себе присоску в лоб и тут же серебряным голоском Юры Шатунова взял верхнее до.

– Беззащитны цветы!.. – подпела Антонина сыну.

Валентина Петровна схватила Радика и понесла в ванную комнату смочить лобик мокрым полотенчиком, чтобы шишки не было. Антонина решила воспользоваться ситуацией:

– Дядя Ильдус! Вот никак не пойму, лежит у меня бутылка «Плиски» в зимнем сапоге фирмы «Скороход» и кажется мне, будто пробка у этой «Плиски» не герметичная, а может быть, даже весь коньяк поддельный!

– Вопрос серьезный! – живо отреагировал Ильдус. – Сейчас столько отравленного алкоголя развелось, что на тот свет отправиться вслед за Колькой-баянистом раз плюнуть! Неси скорее!

Антонина мигом сбегала в спальню и принесла бутылку.

– Ну, конечно, негерметичная! – открутил пробку Ильдус.

– Не побоитесь? – поставила на стол рюмку Антонина.

– Я за себя не боюсь, я за вас переживаю! – замахнул рюмку Ильдус.

– Тонька! – крикнула из ванной Валентина Петровна. – Зеленку тащи, у Радика, кажется, рассечение кожи!

«На счет болгарского коньяка «Плиска» не знаю, – вдруг заговорил Михаил Сергеевич в радиоприемник, – но руководитель «Ласкового мая» Андрей Разин никакой мне не племянник! Всего лишь односельчанин! Я в Привольном ордена на комбайне зарабатывал, а он…»

– Ну, Михсергеич!.. – расстроилась Антонина. – Кто же от «Ласкового мая» добровольно отказывается!

***

Дворец спорта был забит до отказа.

– Смотри, – Лайма Шарунас дернула за рукав долговязого Ромку и показала пальчиком на Антонину с Мазаевым, Люсю с Ашотом, Любу с Выдовым, растерянно топтавшихся на одном месте, – даже старики на «Ласковый май» пришли.

Ромке показалось, что он уже где-то видел этих дяденек и тетенек.

– Вон тот, в очках, на маминого начальника похож, – близоруко сощурился Ромка, – мама ругалась, у него скоро юбилей – тридцать лет.

– Тридцать лет! – прыснула Лайма. – Совсем рехнулись пенсионеры!

– Мама злится: опять на подарок скидываться, – бубнил Ромка, – а премию за перепись населения только один раз дали, еще я плохо учусь – дерется!

Незаметно протиснувшийся сквозь толпу к Ромке Лешка Квакин зло прошипел ему в затылок:

– Слышь ты, маменькин сыночек! Ты еще не знаешь, как дерутся! Узнаешь, когда я тебе морду бить буду, салабон!

Ромка вздрогнул, испуганно обернулся и в растерянности посмотрел сверху вниз на маленького, но такого же свирепого, как мать, Лешку Квакина.

Лайма Шарунас сделал вид, что ничего не услышала и, вообще, сделала вид, что не заметила Лешку Квакина, она повернула голову к сцене и, сжав кулачки, завизжала. Вместе с Лаймой завизжал весь Дворец спорта, потому что на сцену выскочил Андрей Разин, а вслед за ним дублирующий состав «Ласкового мая». Андрей Разин запрыгал и тонко запел голосом Юры Шатунова: «Что с вами сделали снег и морозы…».

11 июля

– Привет, – грустно поздоровался Лева Сидоров.

– Здравствуй, – вздохнула Антонина.

– Вниз? – кивнул Лева на дверь лифта.

– А куда же еще?! – Антонина нажала на потухшую кнопку вызова. – Мы же на последнем этаже живем! Ты чего, сосед?

– Сосед? – обиделся Лева. – Раньше ты меня так не называла!

– Так вы же, Лев Борисович, с Катькой и ее мамой Ольгой Львовной заявление в загс подали! – возмутилась Антонина.

– Лев Борисович еще хуже, чем сосед! – Лева шагнул в лифт. – Я, может быть, вообще на Мотьке Крамаровой женюсь!

– Мог бы и даму сначала пропустить! – вспыхнула Антонина. – Женись на ком хочешь, мы с Мазаевым берем отпуск и едем в экспедицию, будем в Пермском краю потусторонних инопланетян искать!

– Тебе одного инопланетянина мало, бандитом растет, пистолет свой с присосками из рук не выпускает! – вдруг взвился Лева и зло добавил: – А в лифт всегда первым мужчина входит, вдруг там нет кабинки, улетишь в шахту, никакая летающая тарелка не спасет!

– Может быть, мой Радик военным будет, на полковника выучится! – Антонина заступилась за сына и резко перешла к ситуации в стране: – А в шахту, Михсергеич жаловался, даже шахтеры не хотят спускаться!

– Кому жаловался? – усмехнулся Лева. – Папе Римскому?

– С Папой Михсергеич в конце года встречается, а жаловался народу! – разошлась Антонина. – Игорь Кириллов в программе «Время» зачитывал, чего эти шахтеры хотят. Михсергеич им дал твердые гарантии в устной форме, а они, словно им уголь в огонь подбросили, только пуще взбунтовались, еще больше требовать стали! Кузбасс, Донбасс, Караганда и Печора объединились между собой и по всей стране бастовать стали, дороги перекрывают!

– Да знаю! – поморщился Лева. – Чего ты мне телевизор пересказываешь!

Но Антонина вошла в раж:

– До чего додумались: конституцию отменить, Михсергеича тайными голосами переизбрать, министра Щадова уволить, а вот с Валерием Леонтьевым не поняла: разве он сможет Советский Союз из экономического кризиса вывести, и зачем его приглашать из-за границы, если он в Москве живет и по всей стране ездит да во Дворцах спорта задушевные песни поет?!

– Ну какой Валерий, Тоня?! Какие песни задушевные?! – Лева закатил глаза. – Экономиста Василия Васильевича они хотели, Нобелевского лауреата! Тоже глупость, конечно! Щас он все бросит и из Америки приедет наши социалистические пятилетки в капиталистическую бесконечность переделывать! Выходи из лифта, вот из лифта положено первой женщину выпускать, потому что из лифта выходить не страшно!

Антонина шагнула в темноту лестничной площадки и тут же ткнулась головой в костлявую грудь Загогуйлы.

– Мама! – вскрикнула Антонина.

– Не ори! – прохрипел Васька. – Дай рубль до получки!

– Откуда у тебя может быть получка, если ты после тюрьмы ни дня не работал?! – Антонина вытащила из кармана монетку. – Держи двадцать копеек, больше не дам!

– А жених? – повернулся Загогуйла к Леве.

– Я не ее жених! Ее жених зеленых человечков ловит! – Лева высыпал в ладонь Васьки мелочь. – И, вообще, надо валить из этой страны!

– Обознался! – равнодушно ответил Василий и пересчитал монетки: – Сорок четыре копейки… Литр жигулевского пива… Ты не боись, Загубина, работа не волк, поэтому от нее кони дохнут! Новая жизнь началась, новые дела мутить будим!

– Вся твоя муть на дне стакана, и старая и новая! – Антонина пошла к выходу.

Загогуйла презрительно махнул ей вслед рукой и повернулся к Леве.

– Куда ты собрался валить, Лева?! – Васька снисходительно приобнял Леву Сидорова. – Здесь же Клондайк! Горбачев тебе деньги под ноги бросает – подбирай! Мы тут с пацанами решили кооператив по охране порядка организовать, будем цеховиков и барыг трясти на законных основаниях. Давай пристраивайся, бросай свою стоматологию – на бухгалтера тебя выучим! Нам, которые без матерных слов разговаривают, до зарезу нужны!

Глава одиннадцатая

Первоначальное накопление капитала

1 августа

Хоть и располагался спортивный магазин «Старт» на улице Богдана Хмельницкого в необычно длинной хрущевке, длинных очередей в нем не было. Редкие покупатели ходили по полупустым помещениям и бесцельно трогали спортинвентарь, продавцы брезгливо скучали. Антонина, взвесив на ладони оранжевый баскетбольный мяч, положила его рядом с раскрашенным в шахматную клетку футбольным и потянулась к бадминтонной ракетке. Костя Мазаев оторвал от пола двухпудовую гирю и, побагровев, подтянул ее к животу.

– Энергию, Константин, все забываю ваше отчество, попросту тратите? – расплылся в улыбке вынырнувший из отдела «Отдых на воде и под водой» Шишкин.

– Да ну вот как-то так… – смутился Костя, но совладал с собой: – Отпуск у нас с Тоней, а рюкзака нет!

– И у меня отпуск! – обрадовался Шишкин. – На море всей семьей едем! Жене купил трубку с маской, теще – трубку с маской, детям – по трубке с маской, себе – сланцы вьетнамские!

– Кость, может, и мы тоже на море? – завистливо посмотрела на резиновые сланцы Антонина.

– Тонюся! Мы же обсуждали! – мгновенно надулся Мазаев. – Мы же в списке, мы же зарезервированные! Такие экспедиции раз в жизни бывают! Знаешь, сколько туда желающих! Из Прибалтики люди просятся!

– Ладно, ладно! – Антонина повернулась к прилавку и спросила боком стоящую продавщицу: – Девушка, у вас рюкзаки есть?

– Вам для картошки, детский или декоративный? – продавщица не шелохнулась и продолжала стоять в профиль.

– Ой, не знаю… – растерялась Антонина.

– Как узнаете, гражданочка, так приходите! – продавщица вытянула пальцы и стала пристально вглядываться в свои длинные, выкрашенные в нежно-розовый цвет ногти.

– У меня в машине как раз лежит временно ненужный рюкзак из-под картошки! – обрадованно пришел на помощь Шишкин.

– Ой, не надо, Павел Семенович… – еще больше растерялась Антонина.

– Самый подходящий для экспедиции! – не отступал Шишкин. – Константин! Для экспедиции самое то! И раз уж зашел разговор о картошке, вам не нужно два-три мешка с прошлого урожая? А то мы с женой и тещей в 1988 году голод ждали – заготовили, теперь новую пора выкапывать, а куда старую девать?!

– Два мешка, наверное, возьмем… – поддался напору Мазаев.

– Ты чего?! – зашептала Антонина. – У мамы в Иглино этой картошки девать некуда, они тоже с дядей Ильдусом голод ждали!

– Неудобно, – зашептал в ответ Мазаев, – человек от всей души старается, рюкзак вон предлагает.

– Сам привезу, помогу до самого лифта донести! – Шишкин открыл багажник своей «Таврии», достал старый большой рюкзак, вытряхнул из него на газон засохшие комья земли, дырявую калошу, два кривых ржавых гвоздя и протянул Антонине: – Постираешь, высушишь, как новый будет!

Антонина взяла рюкзак за лямки и поняла, что, помимо стирки, придется еще подшивать надорванный клапан и где-то искать недостающие веревочки.

– За картошку рассчитаетесь потом, не к спеху! – радостно трещал Шишкин. – Садитесь в машину, я вас подвезу! Кстати, про «рассчитаетесь»: слышали, что в Польше творится? Они там у себя государственное регулирование продуктов отменили, на пятьсот процентов цены выросли и, заметьте, в том числе на картошку! Сейчас найдем на каком-нибудь канале новости!

Шишкин включил автомагнитолу и защелкал переключателем каналов.

«У нас такое в принципе невозможно! – успокоил Антонину глава Советского государства. – Они же генерала Ярузельского выбрали президентом с перевесом всего в один голос, у него власти фактической никакой, вот кабинет министров и воротит оглобли экономики, куда электрик Валенса пальцем покажет!»

– Я понимаю, – кивнула головой Антонина.

«Только представь! – развеселился председатель Верховного совета СССР. – Что у нас хлеб и водка подорожали в пятьсот раз! Соль, сахар, спички! Спички – пять рублей коробок! Можешь себе представить, Загубина?!»

– Не могу, Михсергеич… – прошептала одними губами Антонина.

15 августа

На просторной парковке перед дачей Рустика Кайбышева стало так тесно, что два жигуленка пришлось поставить на обочине за забором.

– И последний, девятнадцатый вопрос, – ласково улыбнулся собравшимся Рустик Кайбышев, – необходимо придумать название нашему кооперативу. Какие будут предложения?

– Учитывая всеохватность уставной деятельности, предлагаю назвать Вавилонской башней! – поднялся из плетеного кресла Идрисов.

Ольга Львовна вздохнула и буркнула в сторону:

– Свою башню починил бы сначала, взяли психбольного в долю!..

– Масгут Мударисович, плохо в Вавилоне все кончилось, – авторитетно поведала Соня Иванова, – участники проекта на разных языках говорить стали, я, когда в библиотеке работала, в журнале «Наука и религия» читала!

На минуту воцарилось молчание.

– А что, если Новый Иерусалим? Мы недавно были под Москвой, – Соня посмотрела на Сашу Антонова, Антонов слегка нахмурился, Соня поправилась: – Я недавно была под Москвой, заезжала в этот монастырь – такая там красотища! Есть, так сказать, к чему стремиться!

– Высоко поставленная цель всегда оправдывает затраченные средства! – поддержала соратницу Ольга Львовна.

– Началось заседание профкома троллейбусного депо номер два! – хмыкнула Верка-буфетчица.

– Действительно, товарищи, – призвал всех Рустик Кайбышев, – давайте без пафоса! Зачем нам третий Иерусалим? Придумывайте чего попроще! И оперативнее, пожалуйста! У Славика, между прочим, шашлык уже почти готов.

Саша Антонов подмигнул Соне Ивановой и попытался разрядить обстановку:

– А если по-простому Соней назвать?

Соня покраснела.

– Можно Соней, – поддержал шутку комсомольского друга Рустик, – но в Соне как-то энергии маловато, Саня, к примеру, бодрей будет! – Рустик непроизвольно зевнул и переключился на Лампасова с Загогуйлой: – А что скажет наша служба внешней разведки и внутренней безопасности?

– Щит и меч! – встал с плетеного кресла капитан Лампасов и одернул рубашку.

– Железный кулак! – крикнул куривший около мангала Загогуйла.

– Узко, товарищи, узко, – Рустик начал расстраиваться, – у нас же не РОВД и не э… Шире надо, шире! В нашем поле деятельности будет и детское питание, и книги для школ, и алкоголь для трудящихся, и лекарства для пенсионеров!

Опять воцарилось молчание. Верка, заскучав, потянулась к глянцевому журналу на плетеном столике.

– Товарищи! – строго остановил Верку Кайбышев. – Не отвлекаемся!

Верка бросила журнал обратно на стол. Лощеный журнал тут же соскользнул со стола в аккуратно постриженную траву, и тут же Софи Лорен распахнула на полный разворот свое шикарное декольте.

– Софи, – завистливо произнесла Верка.

– Софи? – не понял Идрисов.

– Софи… – замечтался Загогуйла и бросил окурок Славику в мангал.

– Софи! – еле оторвал взгляд от декольте Софи Лорен Антонов и через силу подмигнул Соне Ивановой.

– Ну, не знаю! Уместно ли?! – помрачнела Соня.

– Кстати, когда я была в Софии, – начала Ольга Львовна.

– Мы тоже были в Болгарии! – остановил ее Кайбышев. – Почти все!

– В Карловых Варах! – подтвердил Загогуйла.

– Ничего против Софи не имею! – одернул рубашку Лампасов и сел в плетеное кресло.

– А почему бы и нет? – согласился Кайбышев. – Софи так Софи!

– Рустем Эльбрусович! – раздался голос Славика. – Шашлык готов, и мне бы на работу…

– Как я люблю, когда все вовремя, когда все тютелька в тютельку! – обрадовался Кайбышев. – Товарищи! Все на шашлыки! Не будем задерживать Славика, у него сегодня еще одно обслуживание – в Гриль-баре идеологический отдел гуляет.

***

Не успел бывший механик СУ-122 треста «Мосспецмонтаж» Рома Абрамович устроиться в кооператив по производству женских заколок, как его уже спустили с крыльца.

– А что не так с этим парнем, Александр Федорович? – спросил приятеля бизнесмен Тюрин, глядя из окна кабинета бывшего завода «Кировец» на подрагивающие плечи Абрамовича.

– Да задолбал своей активностью, Владимир Романович! Сил нет от его советов! – кипел Александр Федорович. – Слушай! Ты же только что кооператив по производству резиновых игрушек купил, возьми его к себе, пусть реализацией занимается!

– Роман, говоришь, зовут? – оценил немногословность Абрамовича Тюрин. – Как моего отца. Ну что, пойдешь в мой «Уют» резиновыми слониками торговать?

– На ставку нет, только на процент от выручки, – погладил щетинистую бородку Рома.

– Хм! – усмехнулся Тюрин, – двадцать процентов от реализации и можешь приступать.

– Хорошо, – почесал щетину под подбородком Рома, – но мне необходимы проверенные помощники: Женька Швидлер, Валерка Ойф.

– Ну ты… действительно!.. – забыл от возмущения все слова Тюрин.

– У вас же, Владимир Романович, – Абрамович, напротив, воодушевился, – помимо слоников, еще крокодильчики резиновые, обезьянки, коты в сапогах, Красная Шапочка! Нужна команда единомышленников! Мы организуем точки сбыта по всей стране! Расширим производство, пустим капитал в оборот, перейдем с игрушек на метизы, с метизов на ширпотреб, с ширпотреба на вычислительную технику, а там и до нефти рукой подать!

– Может быть, мне тебя сразу председателем кооператива «Уют» поставить?.. – озадачился Тюрин.

***

Бывший заместитель секретаря Фрунзенского райкома ВЛКСМ города Москвы Михаил Ходорковский скучал. Его Центр научно-технического творчества молодежи работал как часы, доход рос с каждым движением секундной стрелки, но матрешки, ложки, джинсы-варенки и даже компьютеры как-то поднадоели!

«Пора использовать Лешку Голубовича, – решил Михаил, – иначе на кой он нужен в нашем центре творческой молодежи!»

– Алексей! – Михаил взял паузу и посмотрел на Голубовича своим знаменитым, ничего не выражающим взглядом.

– Да? – заерзал на стуле Голубович.

– Надо расти, Алексей, двигаться по экспоненте вверх, – продолжил Михаил своим не менее знаменитым тихим, ровным голосом, – наш Центр НТТМ выработал свой ресурс, нам нужны финансовые институты, сначала банк, а потом международное финансовое объединение создадим, название я уже за вас придумал – «МЕНАТЕП». В общем, Алексей, выходи на своих родственников в Госбанке СССР, будем создавать Коммерческий инновационный банк научно-технического прогресса!

***

Ильдус специальным приспособлением выдавливал из яблок серединку с семечками, Антонина резала их на дольки и складывала в кастрюлю, Валентина Петровна варила на плите в большом медном тазу яблочное варенье, Радик играл во дворике с резиновой Красной Шапочкой.

– Столько яблок уродилось! – радовалась Валентина Петровна и тут же тревожилась: – Тонька! За ребенком следи! Ильдус, ты забор починил? В дырку Радик не пролезет, на дорогу не выскочит, у нас в Иглино трактористы, как мотоциклисты по улицам гоняют!

– Да кто гоняет! – обиделся Ильдус. – Один раз в кювет трактор свезло, всю жизнь вспоминать будет! Включи, Тоня, телевизор, а то твоя мамаша все кудри своим воспитанием изведет!

– Здравствуй, Загубина! – обрадовался Антонине Игорь Кириллов.

– Здравствуйте, Игорь Леонидович! – помахала в ответ рукой Антонина.

– И чего ты все время с ними разговариваешь, как с живыми? – покачал головой Ильдус.

– А с кем еще разговаривать! – задорно ответила Антонина. – Они советы, как правильно жить, дают!

– Пусть разговаривает, тебе жалко, что ли! – оторвалась от плиты Валентина Петровна. – Хоть в телевизоре с умными пообщается! За Радиком следите, чего он там на дворе делает?!

– Не волнуйтесь, телезрители Загубины и примкнувший к вам Ильдус! – улыбнулся Игорь Кириллов. – Сейчас я вам зачитаю официальные новости.

«В целях создания эффективной и надежной системы обеспечения народного хозяйства и населения газом, – стал читать Кириллов, – Совет Министров СССР постановляет:

1. Образовать Государственный газовый концерн «Газпром».

2. Включить в состав Газпрома: Укргазпром, Оренбурггазпром, Средазгазпром, Туркменгазпром, Астраханьгазпром, Севергазпром, Кубаньгазпром, Уренгойгазпром, Сургутгазпром, Надымгазпром, Тюментрансгаз, Мострансгаз, Томсктрансгаз, Лентрансгаз, Западтрансгаз, Кавказтрансгаз, Уралтрансгаз, Волготрансгаз, Югтрансгаз, Азтрансгаз, Армгазпром, Грузтрансгаз…»

– О народе Михсергиеч заботится! – оценила постановление Антонина.

Игорь Кириллов согласно кивнул Антонине и продолжил: «…Зарубежгаз, Союзгазкомплект, Союзгазавтоматика, Союзгазтехнология, Союзгазификация, Запсибгазпромстрой, Союзэлектрогаз, Союзспецгазремстрой, Союзцентргаз, Союзпромгаз, Союзтурбогаз, Тюменгазтехнология, Южниигипрогаз, ВНИПИгаздобыча, ВНИПИтрансгаз, Союзгазпроект, Гипрогазцентр…»

– Да! – поддержал реструктуризацию отрасли Ильдус, – силища какая! Целое министерство газовой промышленности Советского Союза в один карман затолкали! Вот бы к ним трактористом устроиться, у них зарплаты, наверное, не чета нашим Иглинским!

– Не чета, товарищ Ильдус, ни вашим тракторным, ни нашим телевизионным не чета! – закатил глаза вверх Игорь Кириллов и взял со стола следующий лист бумаги.

«…ВНИИЭгазпром, Союзгазмашаппарат, Союзгазстройдеталь, Союзбургаз, Союзоргэнегрогаз, Союзгазавтотранс, Союзгаз, Норильскгазпром, Якутгазпром…»

– Ну, погоди! – ткнул пальцем в появившегося на экране председателя Газпрома Виктора Черномырдина забежавший с улицы Радик.

– Найдите ребенку мультфильм «Ну, погоди!», хватит ерунду смотреть! – оторвалась от яблочного варенья Валентина Петровна и с большой ложкой наперевес пошла к внуку: – Хочешь пенок сладеньких, мой сладенький?

«Никогда такого не было, и вот опять!» – начал с афоризма Черномырдин…

Глава двенадцатая

Пятое измерение

24 августа

Жители деревни Молебка были ошарашены, столько городских вместе они сроду не видели. В ярких курточках, в белых кроссовках городские гомонящим выводком ходили по дворам и задавали вопросы непонятными словами.

– Не! Зон у нас отродясь не было, это вам в Соликамск ехать надо, там у нас зоны, – качали головами деревенские, – да и уголовников, кроме Силантия, один раз в вокзальном изоляторе Перми переночевавшего, считай, и нет.

– Аномальные?! – чесали затылки мужички. – Не слыхали про такие, это надо Силантия спросить, может, ему чего в Пермском изоляторе рассказали.

Но скурив все городское куриво, молебкинцы смекнули, чего хотят люди с фотоаппаратами, диктофонами, изогнутыми под прямым углом стальными проволоками.

– Есть шары! – отвечали бабы уфологам. – И большие, и малые! Светятся таким красным, желтым и зеленым светом. А в лес мы с измальства боимся ходить – нечисть там! Как стемнеет, бросаем грибы-ягоды и домой, не разбирая дороги! До заката не успеешь из чащобы выбраться – пропадешь! У Силантия спросите, он как-то до темноты не успел из стога на опушке вылезти, так пришел утром к сельмагу весь заколдованный, рубаха разодрана, борода всклочена, волосы в соломе!

Городские посмотрели на солнце, стремительно ползущее к горизонту, тут же сложили в рюкзаки свои телефоны, диктофоны, фотоаппараты, изогнутые проволочки и помчались в жутко шелестящий листвой лес.

– Костя, а мы долго их ждать будем? – толкнула в бок Мазаева Антонина, проснувшись посреди ночи.

Мазаев зачмокал губами, что-то промычал и засопел опять.

– Вступил! – вдруг раздался крик за палаткой. – Вступил! В контакт вступил!

Весь лагерь мгновенно проснулся, кто в чем был повыскакивали из своих спальников.

– Пошел воды набрать, – махал пустым ведром корреспондент рижской газеты «Советская молодежь» Паша, – а они непонятно откуда, со всех сторон, размером с апельсин, нет, с футбольный мяч, светятся белым светом, а переливаются внутри фиолетовым!

– Это приглашение к обмену информацией! – сразу поняли уфологи. – Разбиваемся на группы и идем от лагеря в разных направлениях! Постоянно фотографируем! Потом на пленке будем непонятные тени и силуэты искать!

Антонина шла, держась за полу штормовки Мазаева. Со всех сторон раздавались крики: «Вижу!», «Вон они!». Антонина вглядывалась в темноту, Мазаев озирался.

– У нас такое воодушевление было, когда люди за руки взялись, – фотографировал темноту корреспондент Паша, – два миллиона человек соединили Латвию, Литву, Эстонию ко дню пакта Риббентропа-Молотова! Шестьсот километров! Мировой рекорд поставили!

– Вижу! – крикнул кто-то совсем рядом.

Мазаев не выдержал и тоже крикнул:

– Вижу!

– Где, Костя? – прижалась к Мазаеву Антонина.

– Вон там… – неуверенно направил в темноту луч фонарика Костя, – шар голубой… между елочками…

– Внимание! На фоне инопланетян! – крикнул Паша. – Фотографию!

Антонина обернулась, Паша нажал спуск, вспыхнула вспышка и на время ослепила Антонину.

Через час все вернулись в лагерь. Несмотря на возбуждение, старались не шуметь, потому что самые авторитетные уфологи с самыми неординарными экстрасенсорными способностями сели в круг, взялись за руки, чтобы собрать свою энергию в пучок и выпустить ее в направлении внеземной цивилизации. В сторонке Паша допрашивал Антонину и тут же записывал на диктофон:

– И что было потом?

– На миг я как бы ослепла… – вспоминала Антонина.

– А мысли неожиданные? Голоса в голове? – записывал Паша.

– Нет, Михсергеича не слышала, испугалась только на мгновение, что вдруг так все и останется, – морщила лоб Антонина, – так и буду ходить ослепленной!

– Понятно, инопланетяне очень обеспокоены за нашу страну и хотят донести до главы государства Горбачева, что очень боятся, вдруг он остановится на полпути, и все останется прежним, – надиктовал сам себе Паша и опять спросил: – А дальше?!

– Потом предметы различать стала, Костю различила, вас различила, елочки… – напрягалась Антонина.

– А шары, шары видела?! – напирал Паша.

– Да… Казалось, что прямо перед глазами белое пятно, – кивала Антонина.

– Может, это был вход в астрал, в который вы испугались войти, потому что моральный закон внутри вас не соответствовал звездному небу над головой?! – продолжал диктовать себе Паша.

– Я уже говорила, что испугалась… – устало сказала Антонина и предложила: – Давайте завтра, спать хочу, три часа ночи!

– Только физические возможности земного человека помешали контакту с высшим разумом, – продиктовал себе Паша, – но мы знаем, что известный уфимский космоантрополог Антонина стояла на пороге неведомого! Научный подвиг чуть не стоил ей жизни, но, открыв через трое суток глаза, она сказала своему научному руководителю Константину: «Жизнь прожита не зря, Константин!»

Наутро пошел дождь. Костер не горел, только едко дымил. Невыспавшиеся члены экспедиции хмуро ходили по поляне в неясном ожидании то ли снега, то ли медведя из лесу. Ожидание вылилось в общее решение – идти!

– Необходимо прочесать всю местность, ограниченную вот этой ЛЭП, этим оврагом и этой речушкой! – чертили на тетрадном листе карту местности самые авторитетные уфологи.

– Так это же равносторонний треугольник! – воскликнул Паша. – Как назовем?

– Координаты аномальной зоны надо держать в секрете! – мрачно постановил уфолог с сединою на висках. – А то понабегут туристы с гитарами, начнут свое «Солнышко лесное» до утра петь! Зона тишины требует! Деревня Молебка в информации для широкой публики звучать не должна никак!

– Тогда… – ненадолго задумался Паша, – М-ский треугольник! У них Бермудский, у нас – Эмский!

Дождь лил как из ведра. Группа, в которой шли Антонина с Мазаевым, медленно передвигалась по просеке вдоль ЛЭП. Антонина вымокла насквозь.

– Я больше не могу! – прошептала она Мазаеву.

Уфолог с сединою на висках достал из своего рюкзака полиэтилен, укутал им Антонину и показал Мазаеву направление:

– Срезайте расстояние через лес, выходите к речке, там все и встретимся.

В лесу к дождевым каплям прибавилась вода, скопившаяся на листьях деревьев. Мазаев тоже вымок до нитки.

– Костя, давай и ты под мой полиэтилен залезешь, так и пойдем, вместе укрывшись? – предложила Антонина.

Через полчаса Антонина с Мазаевым, укутанные одним куском полиэтилена, вышли к речке и тут же встали как вкопанные. К ним сквозь стену падающей с неба воды шли инопланетяне. Капли дождя отскакивали от их прозрачных скафандров, разлетаясь на множество мелких брызг. Было красиво и страшно, сердце то замирало, то стучало, как капли по полиэтилену. Инопланетяне остановились, от них отделился один и сделал несколько неуверенных шагов в сторону Антонины и Мазаева:

– Мы земляне! – сказал инопланетянин, прижал левую руку к груди, а правой направил на Антонину с Мазаевым согнутую пополам стальную проволоку.

– Нет, это мы земляне! – направил на инопланетянина свою проволоку Мазаев.

– Вы чего, мужики, кино снимаете?! – вдоль реки шел Силантий и тащил упирающуюся корову за привязанную к рогам веревку.

Антонина с Мазаевым вылезли из-под пленки.

– Ну что за астролябия! – откинул с головы целлулоидный капюшон Паша. – Такой контакт испортили!

– Сам такой! – зло ответила измотанная Антонина.

– Да вашу бабаньку, мужики, хоть отжимай! – поразился Силантий. – Она ж дрожит вся! Захворает ведь! Пошли скорее ко мне, я как раз баньку стопил, и лекарство нужное припасено! Мой дом тут недалеко, на пригорке, – Малебку всю видать, и лес рядом. Буренка только, зараза, все сбежать норовит, по два дня ее ищу!

– Наверное, пришельцы ее заманивают, чтобы эксперименты ставить… – предположил Мазаев.

– Не говори, очкарик! Как заманят в заросли полыни, как поставят свой эксперимент зловредный, так потом молоко без самогона пить невозможно – горечь одна!

Распаренная после бани Антонина лежала на печи под огромным пахучим тулупом и, проваливаясь в сон, слушала громкие голоса за столом. Силантий и те из уфологов, что не храпели на полу в своих спальных мешках, вели долгую принципиальную беседу: «Эти межгалактические каналы называются кротовыми норами… Так я и говорю! Житья от этих кротов нет! Весь огород перерыли!.. Черные дыры – это врата вселенной… И я про то же! Кругом дыры! До сортира не дойдешь, чтобы в черную дыру не угодить!.. Микролептонные облака окутывают все живое и неживое… Да что облака, тучи свинцовые висят! Как зарядили дожди с июля, так и не прекращаются!.. Биоэнергетика… Только попроси! У меня этого навоза!.. Флуктуация… А вот в глаз я и сам могу!.. Сингулярность… Не боись, город! С деревней не пропадешь! У меня в сенях двухведерная бутыль стоит!.. Нет, Силантий, больше твой самогон пить не будем, наш коньяк «Плиску» пить начнем!..»

– Опять «Плиска!.. – бормотала сквозь сон Антонина.

– Близко, близко, – отзывался из-за стола Паша, – завтра-послезавтра вступим мы с тобой в полноценный контакт!

– А че не сегодня? – снизив голос, спрашивал Пашу Силантий, кивая в сторону печки: – Дни, что ли, неподходящие? Девка-то хорошая, сразу видно, работящая! Ты ее попросту по лесу не гоняй, если со скотиной и огородом управилась, придумай дело какое-нибудь домашнее, пусть носки штопает, варежки вяжет, половики из тряпочек плетет…

5 сентября

Запущенная с Земли в 1977 году космическая станция «Вояджер-2» приблизилась к планете Нептун, аппаратура станции засняла Великое Темное Пятно, несущееся над поверхностью Нептуна со скоростью шестьсот километров в час и имеющее размер равный планете Земля.

***

После серии статей «М-ский треугольник, или Чужие здесь не ходят» корреспондента Паши тираж латвийской газеты «Советская молодежь» вырос почти до миллиона.

***

Космонавты Александр Викторенко и Александр Серебров успешно пристыковали к орбитальному комплексу «Мир» космический корабль «Союз ТМ-8».

21 сентября

Дверь в квартиру Антонины была распахнута, с кухни доносились новости: «Указ Президиума Верховного Совета СССР об отмене указа Президиума Верховного Совета СССР».

– Чего там? – кряхтел Шишкин, вытаскивая с Мазаевым из лифта мешки с картошкой.

– Да Горбачев у мертвых генсеков награды отбирает! – наблюдал за работой с порога своей квартиры Лева Сидоров.

– И правильно! – вытирал пот со лба Шишкин, – тут я нашего руководителя всецело поддерживаю! Нечего Брежневу орден «Победы» носить, пяти звезд героя хватит!

Антонина с ужасом смотрела, как огромные мешки занимают все место в ее крохотном коридорчике, и качала головой:

– Разве можно умерших обижать!

– Какая разница: живой – мертвый! – усмехался Лева. – Кончилось твоя власть, будь добр, сдай машину, дачу, секретаршу и ордена с медалями! А при этой жизни или при той – значения не имеет!

– Так ведь и с Михсергеичем могут поступить таким же образом! – встревожилась Антонина.

«Ты, Загубина, обо мне не беспокойся! – крикнул из кухонного сетевого приемника глава государства. – Меня свободный западный мир в обиду не даст! А картошку вы у Шишкина купили наполовину гнилую!»

– Что-то ваша картошка немного того, – подтвердил слова генсека Лева, – гнильцой попахивает.

– Да где попахивает! – возмутился Шишкин. – Ты бы, носатый, вообще, дверь закрыл с обратной стороны! Стоит, наблюдает! Народный контролер, ё-моё!

Антонина повела носом и тоже почувствовала отчетливый запах гнили. Слезы обиды навернулись на ее глаза.

– Да за такую цену другой не найдешь! – хорохорился Шишкин. – Промоешь картошку в ванной, самую плохую выбросишь, остальную на газеты выложишь, просушишь – всю зиму благодарить будете!

Антонина перебрала один мешок и принялась за второй. Гнилую картошку она бросала в железное ведро, негнилую – в пластмассовое. Когда железное ведро наполнялось, Мазаев брал его и нес к мусоропроводу. Когда наполнялось пластмассовое, опрокидывал его в полотняный чистый мешок, садился рядом с Антониной на маленький стульчик и говорил:

– Зато рюкзак оставил, не нужно говорит – дарю…

Через два часа в дверь Антонины позвонили, и в дверях появилась Валентина Петровна:

– Ой как хорошо, что Костик здесь! Скорее, Тонька! Машина внизу грузовая ждет! Мы с Ильдусом вам картошки привезли! Пять мешков! Переберешь, просушишь – всю зиму благодарить будете!

Глава тринадцатая

«СПИД-инфо», Кашпировский, спички, мыло, соль и энурез

28 сентября

Киоск «Союзпечать» и ларек «Пиво» стояли недалеко друг от друга, к обоим змеились одинаковые очереди. Очереди переговаривались:

– Эй, очкарики, чего нового пишут?! – посмеивалась пивная.

– Про стиральный порошок пишут, как его в скисшее пиво добавляют, чтобы оно пенилось, словно свежее! – скалилась в ответ газетная.

Антонина с Радиком медленно и равнодушно шли мимо. Антонина скользнула взглядом по обеим очередям и от неожиданности встала как вкопанная. Радик, шагая по инерции, ткнулся в материнское бедро лбом и тоже повернул голову к заталкивающей в маленькую сумочку толстую газету Люсе Крендельковой.

– Ты чего, Люська! – Антонина схватила за рукав ничего не видящую, бегущую мимо подругу. – Как Левка Сидоров, союзпечать стала читать?!

– Ой, Тонька! Не до тебя! – отмахнулась Люся. – Тороплюсь, девчонки ждут! Если хочешь, приходи к Любке Лесопосадкиной в комнату, будем новую газету конспектировать, «СПИД-инфо» называется! Там, – понизила голос Люся, – такое, о чем мы раньше даже в школьном туалете не шептались! Вся правда про жизнь! Половую!

– Неужто вы с Любкой чего не знаете?! – удивилась Антонина. – У обеих по полсотни абортов!

– А ты, мамаша многодетная, много знаешь?! – возмутилась Люся. – Про куннилингус, к примеру, слышала?!

– Я однодетная… И это, наверное, больно?.. – предположила Антонина и покраснела, как сваренная для селедки «под шубой» свекла.

– Э… точно не знаю… – задумалась Люся, – мы с Любкой эту статью не успели прочесть, у нас Луизка с Аленкой газетку украли и в Красном уголке до дыр зачитали, вот пришлось еще одну покупать!

Люся в досаде махнула рукой, нахмурилась и сосредоточено засеменила в сторону общежития второго троллейбусного депо. Не успела Люся скрыться в подворотне, как появился Лева.

– Люди! – крикнул он пивной очереди. – Товарищи! – вознес руки к газетной. – Только что было совершенно подлое покушение на нашего всенародного лидера!

– Горбачева убили! – пунцовость Антонины в мгновение сошла на нет, побледнели даже ее пухлые губы.

– Мама! – заревел Радик, пытаясь удержать обмякшую, теряющую равновесие Антонину.

«Война началась!» – решила выходящая из продовольственного магазина ветеран труда тетя Рая и тут же вернулась назад к прилавку, чтобы купить десять килограммовых пачек поваренной соли и двадцать кусков хозяйственного мыла. Стоящая в очереди за тетей Раей теща Шишкина Серафима купила пятнадцать килограммовых пачек поваренной соли и тридцать кусков хозяйственного мыла.

– Бориса нашего, Николаевича! – кричал Лева. – Коммунисты средь бела дня чуть вероломно не утопили в омуте реки Москва!

***

– Собирайте всех наших! – кричала Валерия Ильинична в телефонную трубку. – Голодать будем!

Наши вздыхали:

– Опять?..

– Что за!.. – ругалась Валерия Ильинична. – За Ельцина голодать будем! Гэбня на митинге в Раменках подмешала ему в минералку самогон и с помощью своего агента Леночки заманила в Успенское на правительственную дачу к Башиловым, по дороге накинула ему на голову мешок и сбросила с моста вместе с букетом роз в бурлящие воды Москвы-реки! Хорошо, что Борис Николаевич волейболом занимался! Задержав дыхание, сорвал под водой мешок с головы и вынырнул в трехстах метрах вниз по течению!

– Как же он не разбился?! – удивлялись наши. – Там Москва-река по колено, а успенский мост метров десять высотой?!

– Что за!.. – ругалась Валерия Ильинична. – Вы что, Ельцину не верите?! Тогда объявляю сухую голодовку! Макароны не едим! Воду тоже не пьем! В солидарность с Борисом Николаевичем! Он, бедненький, этой воды, наверное, столько нахлебался!

***

Радик перевернул маленькое нарядное ведерко, Антонина аккуратно приподняла ведерко за дно, и на загляденье другим мамашам и их чадам в песочнице появился еще один очень симпатичный кулич.

– Купила?! – подбежала к песочнице взмыленная Валентина Петровна.

– Мама! – обомлела Антонина. – Ты тоже за газетой «СПИД-инфо» приехала?!

– В Иглино соль и мыло пропали! – потащила в продовольственный магазин дочь и внука Валентина Петровна.

Из продмага вышли Люба Лесопосадкина и Люся Кренделькова. В руках у Любы был кусок хозяйственного мыла, а у Люси – пачка соли.

– Все! Нам последние достались! – пояснили они семье Загубиных.

– Пойдем, доча, хоть спичек купим! – потянула в магазин Антонину Валентина Петровна.

***

– Ситуацию, – ласково улыбнулся Советскому Союзу телеведущий Кириллов, – прокомментирует Председатель Совета министров СССР.

– Товарищи! – незаметно смахнул набухшую на ресницах слезу Николай Рыжков. – В стране огромное количество соли, предостаточно мыла и в изобилии спичек, не создавайте, пожалуйста, ажиотажа, у нас в правительстве ажиотажи и так по сто штук на дню!

– Надо было еще мыла прикупить! – понимающе кивнула телевизору ветеран труда тетя Рая.

– В сельпо должны спички остаться! – вдруг хлопнула себя по лбу теща Шишкина Серафима и забарабанила в дверь туалета: – Леля! Пашка с работы придет, пусть не ужинает – сразу же едет в Чишминский район скупать спички в деревенских магазинах!

– Мама, зачем тебе спички?! – отозвалась из-за двери Леля. – У нас же электрическая плита в квартире, и на даче тоже элетроплитка! Хочешь, чтобы Павел разбил на проселочных дорогах нашу «Таврию»?! Так он ее уже почти разбил! Додумался картошку перевозить! Сейчас ремонт ходовой в миллион спичечных коробков встанет!

– Ну и живите своим умом! – обиделась Серафима, – когда побираться будете, ко мне не обращайтесь! – и пошла смотреть по телевизору изобильную колхозную жизнь в задорном фильме «Кубанские казаки».

***

– Михсергеич! – тихо включила радиоприемник Антонина, когда зачмокал Радик и засопел на раскладушке Мазаев. – Посоветоваться решила: консервированную морскую капусту стоит про запас брать или не стоит?

– Ты чего, Загубина, хочешь, чтобы и на эту дрянь распределительные талоны ввели?! – раздраженно ответил главнокомандующий. – У меня тут Ельцин под боком безобразничает, еще ты со своими спонтанными дефицитами! Будет вам и мыло, и… небо в алмазах! А вот поведение Ельцина мы в самое ближайшее время обсудим на Верховном Совете, пусть не воображает, что пьяные ночные похождения руководителя Комитета по строительству – частное дело руководителя Комитета по строительству! Это же политическая дискредитация всего Верховного Совета! Коммунистической партии Советского Союза! Самого Союза Советских Социалистических…

Антонина, чтобы Михсергеич не обиделся, радиоприемник выключать не стала, но громкость убавила до нуля.

9 октября

– Я шел к вам двадцать семь лет! – психотерапевт Анатолий Кашпировский пронзил взглядом Антонину, кормящую манной кашей Радика.

– Долго!.. – покачала головой Антонина.

– Долго! – согласился с мамой Радик и сплюнул кашу на слюнявчик.

– Пробивался, продирался, падал, но неизменно вставал, – Кашпировский просверлил взглядом Василия Загогуйлу, отсчитывающего Жоржику Кукину задаток на покупку праворульной десятилетней «Тойоты».

– А мы что, не пробивались и не продирались?! – ухмыльнувшись, качнул головой Загогуйла.

– Падали, но всегда вставали! – поддержал Василия Жоржик, тоже качнув головой.

– Миллионы смотрели мне в глаза, но и я смотрел в глаза миллионов! – психотерапевт пробурил взглядом Ильдуса и присевшую рядом с ним на диван Валентину Петровну.

– Миллионы! – в восхищении покачал головой Ильдус.

– Миллионы! – крутанула головой Валентина Петровна, после чего прибавила громкость телевизора.

– Наш организм представляет сложнейшую фармацевтическую систему, которая может вырабатывать любые лекарства! – Кашпировский придавил взглядом Шишкина, его жену Лелю и тещу Серафиму.

– Я так и думал! – кивнул головой Шишкин.

– Думал он! – презрительно повела головой теща. – Телевизор бы убавил! Денег много – на громкость электричество тратить?!

– Зачем же мы аспирин пьем да к врачам ходим?! – жена Леля в недоумении мотнула головой.

Кашпировский выпустил на сцену излеченных пасторским словом пациентов. Вышли обретший слух глухой, прозревший слепой и гвоздь телевизионного лечения – похудевшая на сто килограммов без всяких диет и изнурительных гимнастик женщина.

– Вот это, я понимаю, наука! – надкусила бутерброд с толстым ломтем докторской колбасы Люся Кренделькова, тут же закивав головой, словно китайский болванчик.

– И не говори! – запрокинула голову, чтобы вытрясти из двухсотграммового стакана остатки сметаны, Люба Лесопосадкина. – Настоящий профессор!

***

– Жоржик, я тебе деньги отдал?! – перестал мотать головой Загогуйла.

– Не! – отрицательно покачал головой Жоржик. – Не отдавал!

– Да вон же они у тебя из кармана торчат! – Загогуйла дал оплеуху Жоржику, выключил телевизор и налил себе стакан портвейна: – До чего додумались, падлы!

– Энурез!.. – ошеломленно повторил за Кашпировским Радик, наблюдая за тем, как Антонина его чайной ложкой из его миски с желтым цыпленком на дне доедает его манную кашу и не отрывает взгляд от страшного дяди в телевизоре.

– Ильдус! Ильдус! Просыпайся! – Валентина Петровна толкнула сожителя в бок.

– А?! – очнулся Ильдус.

– У меня седина, кажется, пропадать стала! – вырвала из темени рыжий волос Валентина Петровна и посмотрела на свет.

– Не знаю, я дальтоник! – не стал отвлекаться на пустяки Ильдус и задрал на животе белую майку: – Вот у меня шрам от аппендицита рассосался!

– В жировых складках затерялся, ищи лучше! – обиделась Валентина Петровна.

– Мама! – крикнула Леля. – Хватит ходить по комнате туда-сюда! Сеанс давно закончился, это Горбачев в телевизоре, а не Кашпировский!

– Может, в Дом престарелых?.. – робко предложил Шишкин.

– Вот, значит, как! – тут же пришла в себя теща и побежала в свою комнату перепрятывать сберкнижку.

– Люська! Ты завтра во вторую? – разрабатывала план действий на ближайший день Люба Лесопосадкина.

– Во вторую… – насторожилась Кренделькова.

– К зубному пойдем! – хлопнула по столу пухлой ладошкой Люба.

– Ой, нет! – замахала Люся. – Не хочу, они сверлить начнут!

– Дура! – Люба опять хлопнула по столу. – Тебе чего профессор сказал?! Он тебе профессорским языком сказал: тот, кто завтра пойдет к зубному, тому будет не больно! Хоть все зубы повыдергивай – даже не пикнешь!

– Я не хочу все! – прикрыла ладошкой рот Люся.

***

– Вам бы тоже, Михсергеич, полечиться у телевизора! – увидела в новостях главу государства Антонина. – Лоб у вас вон какой замечательный! Нужно, чтобы родимое пятно его красоте не мешало, а то мама говорит, что про вас даже в Библии написано – Михаил Меченый!

– Да не помогает мне психотерапевт, Загубина! – вздохнул председатель Верховного Совета. – Экстрасенса хочу попробовать! На днях запустим по телевизору, будет молчанием воду в трехлитровых банках заряжать!

– Поздравляем вас, Аллан Владимирович! – представитель Комитета по делам изобретений и открытий СССР пожал Чумаку руку. – Вам вручается государственный патент на изобретение в области экстрасенсорики – «Перенос биоактивной информации на влагосодержащие субстанции»! Продолжайте и впредь приносить людям пользу!

18 октября

С американской авиабазы «Эдвардс» стартовал челнок «Атлантис», с которого был запущен по хитроумной траектории через Венеру к Юпитеру космический аппарат «Галилео». Ученые НАСА вздохнули с облегчением – после взрыва «Челленджера» в январе 1986-го, исследовательская программа почти четыре года висела на волоске.

Глава пятнадцатая

«В общем-то, всё это были лишь кирпичи в стене»

7 ноября

Холодный ветер гонял по проспекту Октября поземку, демонстранты города Уфы шли к горсовету, где на трибуне им махали ладошками первый секретарь Башкирского обкома КПСС Равмер Хабибуллин, председатель исполкома Уфимского горсовета Михаил Зайцев и другие официальные лица. Из-за широких спин официальных лиц выглядывали официальные лица помельче. Начальник троллейбусного депо № 1 время от времени вставала на цыпочки и всматривалась в марширующий мимо народ.

– Смотрите, Павел Семенович! – Антонина повернула портрет Генерального секретаря ЦК КПСС в сторону трибуны. – Алия Азгаровна в просвете между пыжиковыми шапками!

– Где?! – засуетился Шишкин. – Надо ей помахать, чтобы заметила!

– Молодой человек! – осадил Шишкина корреспондент газеты «Трезвость – норма жизни» Евгений Непроливайко. – Строй не ломайте! И не топчите начищенные с утра ботинки трудящихся!

– Я не специально! – оправдывался Шишкин. – Там Алия Азгаровна!

– Там! – поправляя Шишкина, кивал на трибуну Непроливайко. – Товарищи Хабибуллин и Зайцев, прежде всего!

– Совершенно верно, товарищ! – почтительно соглашался Шишкин.

– А на главной трибуне Советского Союза прежде всего Михсергеич! – поставила на место Непроливайку Антонина.

«Отступать некуда – позади застой!» – с напором выкрикнул Игорь Кириллов стране.

«Ура!» – ответила страна.

«Нет повышению цен!» – с легким сомнениям крикнул Игорь Кириллов.

– Ура! – обрадовалась Антонина.

– Конечно, не на талоны же их повышать! – усмехнулся Непроливайко.

– Какой-то вы неправильный… – покосилась на корреспондента «Трезвости – нормы жизни» Антонина, – Михсергеич сейчас вам ответит.

И руководитель сверхдержавы ответил: «Когда над нами – сейчас скажу очень жестко – Дамоклов меч нерешенных проблем, связанных с продовольствием и состоянием рынка, то что людей беспокоит?! Людей беспокоит то, что жизнь привносит элементы раздражения, а надо не забыть этого главного! Не забыть, что мы двинулись по пути вот этого… Я вот голосую за вон тот короткий лозунг!»

– Хорошо сказал! – махнул флажком Шишкин.

– Смело! – пустил в небо воздушный шарик Непроливайко.

«Долой бюрократию и антиперестройщиков!» – радостно предложил Игорь Кириллов.

«Ура!» – захлопала бюрократия.

– Все-таки военный парад без ракет стратегического назначения как-то не того… – удрученно сказал министр обороны Язов председателю КГБ Крючкову.

– Не парад, а фигулька на пять минут, – кисло усмехнулся Крючков. – Зато неформалов пустили с «Долой тоталитаризмом!»

«Народные депутаты – вы в ответе за страну!» – рокотал Игорь Кириллов.

«Ура!» – отвечали народные депутаты.

«СССР – наш общий дом», – продолжал Игорь Кириллов.

«Ура!» – кричали в ответ национальные республики.

«Рабочий класс – против экстремизма в национальных отношениях!» – не останавливался Кириллов.

– Владимир Александрович, – наклонился к председателю КГБ референт, – в столице Молдавии Кишиневе начались беспорядки.

– После демонстрации доложу, – решил Крючков.

«Решительный бой разгулу преступности!» – в голосе Кириллова появился металл.

– Ура! – чокнулся Василий Загогуйла с Жоржиком. – В общем, забивай стрелку с этими залетными за железкой у Курочкиной горы, мы с пацанами будем их там ждать!

***

– Устала? – спросил Мазаев.

Антонина кивнула головой:

– Замерзла сначала, потом ничего, разогрелась от ходьбы, а когда под новые лозунги стали всем Советским Союзом «ура» кричать, так даже жарко стало! А вы чего делали?

– Как ты и велела, Радика покормил, спать уложил, – Мазаев помог Антонине снять плащ, – Лева заходил.

– Опять спорили? – зевнула Антонина.

– Немного, но обо всем, – подтвердил Мазаев. – Представляешь, в США губернатором чернокожего африканского американца выбрали, Дугласом зовут.

– А у них что, другие бывают? – не поняла Антонина.

– Этот пока первый и единственный, – разъяснил Мазаев. – Вот Лева и не верит, что это политическая эволюция, говорит, случайный сбой в политической системе.

– А ты? – Антонина достала из холодильника кастрюлю борща и поставила на плиту разогревать.

– А я верю! Еще при нашей с тобой жизни угнетенный негр будет американским президентом! – Мазаев порезал хлеб и расставил на столе тарелки. – В кино о будущей жизни давно их показывают, а в кино зря показывать не станут!

– Так, наверное, и женщину когда-нибудь выберут… – Антонина разлила борщ по тарелкам.

– Ну это не знаю! – снисходительно улыбнулся Мазаев. – Это совсем не скоро!

– А Радик всю кашу съел?! – вдруг встревожилась Антонина.

– Половину точно съел, потом баловаться стал, – Мазаев попытался приобнять Антонину: – Вообще-то, Тонь, я о другом хотел…

– Я же просила! – настроение у Антонины вдруг резко испортилось, – чтобы Радик обязательно съел всю сваренную кашу! Ничего поручить нельзя! И на демонстрацию не ходят, и женщины у них люди второго сорта, и ребенка покормить не в состоянии!

– Тонь, ну ты это… – все еще тянул к Антонине руки Мазаев, – в общем, это, того то есть…

– Михсергеича дразнишь?! – совсем рассердилась Антонина.

– Нет, – тихо сказал Мазаев, – просто хотел сказать: давай поженимся…

– Костя!.. – заплакала Антонина и уткнулась в грудь Мазаева.

9 ноября

– Только ничего не трогай! – строго предупредила Антонина Радика. – А то устроишь короткое замыкание, в трамвае начнется пожар, тетю Люсю начальник депо Шарунас и завгар Кильмаматов ругать будут, опять премии лишат!

Антонина ввела сына в кабинку к Люсе и задвинула за собой дверку. Через пять минут Радик включил и выключил в салоне свет, открыл и закрыл передние двери, вытащил из ящика с инструментами плоскогубцы, прищемил ими себе палец и попытался дотянуться до микрофона и крикнуть в него: «Энурез! Вашу мать!»

Люся не обращала на Радика никакого внимания, она была полностью поглощена беседой с подругой.

– Что?! – возмущалась Люся. – Без цветов?! Вот так просто на кухне у раковины с немытой посудой: давай поженимся? И не вздумай! Выкинь из головы! Если мужик сразу о тебя ноги вытер, считай, всю жизнь вытирать будет! Поверь моему опыту! Платье какое думаешь шить? Шей розовое, чтобы потом можно было и на юбилей какой-нибудь надеть и на Новый год в Доме культуры. Свадьбу где решили справлять? В кафе дорого, у тебя тесно, у Мазаева – мама, делай, как все деревенские, – у родителей на свежем воздухе! Езжай, в общем, в свое Иглино к Валентине Петровне с Ильдусом и договаривайся!

– Костик?! – Ильдус вез на своем тракторе с железнодорожной станции в Иглино Антонину с Радиком. – Так он же кардан от коленвала не отличит! Он же зимой трактор летней соляркой заправит! Начнет соседям огороды вспахивать, так все заборы посшибает!

Радик потянул приглянувшийся ему рычаг на себя, трактор дернулся и чуть не заглох. Ильдус матюкнулся и вернул рычаг в исходное положение:

– Но ты, Тоня, не переживай – обучим, к семейной жизни подготовим!

– А что! – радостно собирала на стол Валентина Петровна. – Странный немного, зато непьющий! В очках опять же! Как мне, которые в очках нравятся! Помню, в молодости у нас в Иглино завклубом в очках и галстуке ходил, зыркнет, бывало, на тебя зайчиками от своих стеклышек – сердце замрет, и идешь на сеновал, как загипнотизированная! Но недолго бедняга очки носил, разбили ему комбайнеры всю интеллигентность на свадьбе твоей классной руководительницы Шуры и школьного фотографа Константина. Теперь уж ни Шуры, ни мужа ейного, да и клуб старый сгорел, а новый Дворец культуры уже не тот – скучный!

Валентина Петровна всплакнула:

– Ильдуска! Хватит телевизор смотреть, книжки лучше почитал бы, потом сходил бы в медпункт, зрение проверил, вдруг Крамарова со Спартаком Ильгизовичем очки выпишут!

– Танюха! – кто-то окликнул на станции Черниковская возвращавшуюся домой Антонину.

Антонина закрутила головой, услышав знакомый голос.

– Садись, подвезу! – распахнул широкую дверцу белой «Тойоты» Загогуйла.

Антонина обомлела, Радик тут же влез внутрь автомобиля и попробовал на зуб желтый кожзаменитель изогнутого кресла.

– Только что из Владивостока! – посигналил высыпавшим из Иглинской электрички пассажирам Загогуйла, – Япония! Ничего не дребезжит! Масло не течет! Салон – кожа! Подвеска – «Мак-Ферсон»! Аудиосистема – «Сони»!

Радик нажал на кнопочку в подлокотнике и опустил стекло.

– Следи за пацаном! А то не расплатитесь! – повернулся к матери с сыном Загогуйла. – Шучу! Не боись! А на счет свадьбы – поможем! Мы недавно кафе-стекляшку «Дуслык» под контроль взяли – устроим! Ладно, Танюха, я тебя на остановке высажу, потому что мне в кооператив «Софи» срочно надо, собрание у нас, Кайбышев какую-то новую схему обналички придумал.

Не успели Антонина и Радик вылезти из автомобиля Загогуйлы, как подъехал Шишкин на «Таврии».

– Видел, как ты с этим бандюгом ехала! Ну как его «Тойота»? Масло течет? Врет! Панель дребезжит? Врет! Амортизаторы стучат? Врет! Ну какая может быть в салоне кожа?! А расход на сто километров? А максимальная скорость? О чем вы, вообще, говорили?!

Радик дернул пластмассовую пипочку на двери и вырвал ее с корнем.

– Что же это такое! То теща ручку выломает, то твой вундеркинд – новенькую пипочку! – возмутился Шишкин, но вернулся к разговору: – Так, говоришь, твой Костик живет в хрущевке с мамой, котом и велосипедом? Значит, к тебе переезжает?

Лева пропустил в лифт Антонину и Радика:

– Что тут скажешь – теперь между нами, можно сказать, стена выросла.

– Какая стена?

Радик нажал на кнопку вызова диспетчера.

– Ну что значит «какая»! – рассуждал Лева, пока лифт покачивался с первого до девятого этажа. – Такая же, как, например, Берлинская!

– Сейчас я вам устрою Берлинскую стену! – грозно сказал диспетчер звонким девичьим голосом. – Мигом в гестапо окажитесь! Хулиганы!

***

В двенадцать часов ночи Антонина и Мазаев открыли глаза.

– Что это, Костя?! – испуганно спросила Антонина.

– Кажется «Пинк Флойд», – ответил Костя, – альбом «Стена».

– Левка Сидоров! – вскочила с кровати Антонина.

– Куда ты?! – всполошился Костя. – Халат набрось!

Лева был нетрезв:

– Победа, Тоня! Только мы с тобой в лифте о стене упомянули, как немцы ее сломали, теперь братаются в Берлине! Ростропович к ним из Парижа прилетел, сидит у пролома в свободный мир и на виолончели Баха играет!

Антонина выдернула вилку проигрывателя из розетки:

– Совсем спятил! Сейчас от твоего грохота стены нашего дома без всяких немцев обвалятся!

– Шампанского?! – осклабился Лева.

– Ну давай, – зашедший следом за Антониной Мазаев подтянул сползающее с худых ягодиц трико.

Шампанское выпили быстро.

«А что, второй бутылки нет, что ли?! – удивился Горбачев, – а по поводу этой стены так скажу: никому она не нужна была!»

– Что значит, Михсергеич, «не нужна была»?! – запротестовала Антонина. – Враги-то теперь в нашу ГДР беспрепятственно проникать будут!

«Еще один кирпич в стене! – подпевал группе Пинк Флойд главнокомандующий. – Я тебе так скажу, Загубина, не надо мне тут подбрасывать! Хоть я и приветствую перемены, но подчеркиваю, объединение Германии на повестке дня не стоит. Вот не стоит на повестке дня объединение Германии, Загубина, и все!»

– Опять?! – спросил Мазаева Лева и поднял иголку звукоснимателя над пластинкой.

– Спросонья, – объяснил Мазаев, приобнял Антонину и повел к выходу, – а тут еще и шампанское! Ничего, сейчас спать ляжем, завтра как огурчик будет!

«Папа, что ты оставил мне после себя? – протяжно тянули вслед Антонине с Мазаевым Михаил Сергеевич с Левой. – Лишь кирпичи в стене!».

***

Председатель партии «Демократический прорыв» Вольфганг Шнур открыл портфель, вытащил из него обломок Берлинской стены и аккуратно положил в шкаф за стеклянными дверцами: «Потомкам!» – и тут же обернулся к Меркель:

– Ангела! Это твой шанс, не все же тебе мониторы протирать да бумагу в принтер подкладывать, собирай молодежь – и в Дрезден! Штаб-квартиру Штази громить! Архивы не забудьте сжечь! Если все удачно пройдет, сделаем тебя референтом, а то и разработку партийных листовок поручим!

– Я справлюсь, герр Шнур! – заверила Ангела.

Ангела с активистами «Демократического прорыва» и местной опившейся пивом молодежью справились. Штази разбежались, как тараканы, штаб-квартиру разгромили, архивы вынесли, канцелярию пожгли.

– Погоди, – Меркель остановила бежавшего с папками личных дел активиста, – у тебя папок на букву «Ш» нет? Дай-ка посмотрю!

Ангела вынула из стопки завербованных агентов папку Вольфганга Шнура и сунула за пояс просторных штанов – «пригодится!».

– А теперь пошли КГБ громить! Их резидентура через забор от Штази! – местная молодежь открыла еще по бутылочке пива.

Активисты настороженно посмотрели на Меркель: «К русским?!»

Ангела сделала большой глоток предложенного пива и воспылала:

– «Демократический прорыв» мы или нет?! – Ангела допила пиво и аккуратно поставила пустую бутылку в урну: – Пошли на Москву!

Толпа ввалилась во двор резидентуры КГБ. Под ногами зловеще зашуршал гравий. Толпа невольно замедлила шаг. Тихо скрипнула дверь служебного входа. Толпа приостановилась. На крыльцо вышел невысокий, худенький блондин с немигающим взглядом. Толпа замерла. Блондин спустился с крыльца и, слегка покачиваясь, медленно подошел к толпе. «Дзюдоист», – решили активисты «Демократического прорыва» и непроизвольно сделали шаг назад. Блондин вынул руки из карманов, в одной оказалась обойма, в другой – пистолет. Задние ряды молодежи заметно поредели.

– Я подполковник КГБ СССР, – сказал блондин и вставил обойму в пистолет: – Это табельное оружие. Один патрон я вынул для себя, остальные – для вас!

Блондин развернулся на каблуках и, слегка покачиваясь, медленно пошел назад к крыльцу.

– Ну его на фиг! – сказали активисты «Демократического прорыва».

– Этим русским только бы на амбразуру лечь! – согласилась с активистами местная молодежь и сунула бутылки с недопитым пивом во внутренние карманы курток.

– Как твое имя, герр подполковник?! – крикнула Ангелина.

– Володей меня зовут, – обернулся подполковник в ярко освещенном проеме двери, а его огромная тень накрыла собой всю толпу.

– Чует мое сердце, Володя, мы еще встретимся с тобой в другом месте и в другое время! – помахала папкой Вольфганга Шнура Меркель и попятилась вместе со всеми со двора.

– О чем ты с ней говорил? – спросила жена подполковника Людмила.

– Да не о чем – так, – задумчиво ответил подполковник.

– Из Москвы чего-нибудь пишут? – Людмила кивнула на портрет, висящий над письменным столом.

– Никто не пишет… – хмуро ответил подполковник.

– Что делать-то будем? – Людмила села рядом с подполковником на диван.

– Домой возвращаться… – еще задумчивее ответил подполковник.

– А там чего? – жена коснулась руки подполковника.

– Поначалу, может быть, таксовать, – подполковник встал, подошел к окну и посмотрел между плотных штор в черное ночное небо Дрездена, – заработанную тут Волгу в Питер перегнал, есть на чем.

– А девочки как же? Катеньке всего три года! – всхлипнула Людмила.

– Не пропадут! Прокормим, обучим, на ноги поставим! – подполковник вдруг развеселился: – Еще первыми невестами нашей страны станут!

Глава шестнадцатая

Ламбада

23 ноября

– Костя, тебе какая ткань больше нравится шифон, атлас или шелк? – Антонина прижалась к Мазаеву.

– Ну не знаю! – задумался Мазаев. – Наверное, бархат – хорошая ткань.

– Какой бархат, Костя! – Антонина почти обиделась. – Кто из бархата свадебное платье шьет?!

– Зато он всем на ощупь приятный, – Мазаев включил телевизор, – не зря чехи со словаками свою капиталистическую революцию бархатной назвали!

– Выключи ты этого Кириллова! – Антонина рассердилась. – Я ему о деле, а он мне про политику! Сколько гостей будем звать? Сколько водки покупать и сколько самогону гнать?!

– Мы же сто раз это обсуждали, – зевнул Мазаев.

– Если тебе не интересно, иди к Левке Сидорову и обсуждай с ним бархатных чехословацких студентов! – Антонина надула губы.

– Мне про свадьбу интереснее! – соврал Мазаев и погладил Антонину по плечу. – Давай опять всех будущих гостей пересчитаем, вдруг забыли кого.

Антонина шмыгнула носом и опять прижалась к Мазаеву:

– Я, между прочим, в первый раз замуж выхожу! Поэтому волнуюсь! А твой бархат на ощупь, может быть, и приятный всем, но, знаешь, сколько пыли собирает!

«Пыли в любой революции хватает, – ласково улыбнулся с экрана телеведущий Кириллов, – но Михаил Сергеевич говорит, что какая бы пыль не была противной, она все равно во сто раз лучше, чем пролитая кровь!»

– Скорее! – вдруг вскрикнула Антонина.

– Что случилось?! – вскочил со стула Мазаев.

– Банки трехлитровые доставай! – заметалась по кухни Антонина. – Сейчас Аллан Чумак воду через телевизор заряжать будет!

«И крема всякие и даже газеты буду, газетами потом можно обертывать все тело – очень полезно для здоровья!» – поправил Антонину Чумак, после чего замолчал и, словно дирижер, стал пассами рук поднимать в трехлитровых банках с водой пузырьки воздуха и шевелить газеты на сквозняке.

***

В семи километрах от осетинского Цхинвала в селе Ередви Звиад Гамсахурдия остановил свою колонну из четырехсот автобусов и сказал вышедшим боевикам: «Скоро, мои соколы, будем в Цхинвали. Мы им свернем шею! Вся Грузия будет с нами, и станет ясно, кто кого победит, чьей крови больше прольется!»

«Ну что вы мне опять подбрасываете! – отмахнулся от Крючкова и Язова главнокомандующий. – Он же писатель, Раиса Максимовна сказала, что у писателей это фигура речи, гиперболой называется!»

2 декабря

– Может, в кино сходим? – предложил Костя Мазаев.

– Опять в кино, – вздохнула Антонина, – надоело! Никакого разнообразия! Бери пример с Михсергеича – не успел с Папой Римским в Ватикане встретиться, как уже на Мальту приехал с американским президентом мериться до полного разъяснения всех недоразумений!

«СССР готов больше не считать США своим противником!» – подтвердил Горбачев.

Джордж Буш удивленно поднял брови. Мазаев опять предложил:

– Ну давай в гости к кому-нибудь сходим…

«Угрозы насильственных действий, недоверие, психологическая и идеологическая война – все это теперь должно кануть в вечность!» – глава Советского Союза вскинул голову.

Джордж Буш переглянулся с помощниками.

Антонина почувствовала неладное: «Михсергеич, миленький, не отдавайте им ничего!»

Мазаев с тревогой посмотрел на Антонину. Переводчик Джоржа Буша вкрадчиво произнес:

«Господин президент Соединенных Штатов интересуется у Генерального секретаря ЦК КПСС: как отнесется СССР к желанию народов ФРГ и ГДР, если такое вдруг возникнет, объединиться?»

Повисла гнетущая пауза. «Только когда НАТО и Варшавский Договор, – референт шепотом напомнил Горбачеву принятую накануне встречи директиву Политбюро ЦК, – будут распущены или объединены по взаимному согласию».

Главнокомандующий Страны Советов отмахнулся:

«Пусть история распорядится, как будет протекать процесс и к чему он приведет в контексте новой Европы и нового мира!»

Делегация Советского Союза побледнела. Делегация Соединенных Штатов расслабленно расстегнула пиджаки, заулыбалась и загомонила:

«Поправку Джексона-Вэника? – вернемся домой, отменим! Вступление в ВТО? – да без проблем! Миллиарды на поднятие экономики? – считайте, что кредиты у вас в кармане!»

– Как же так, Михсергеич! – всплеснула руками Антонина. – Вы же Маргарет Тэтчер обещали!

«Маргарет – это Маргарет! – возразил председатель Верховного Совета. – А Раиса Максимовна – это Раиса Максимовна!»

– Тонь! Давай на лыжах сходим, свежим воздухом подышим, с Курочкиной горы покатаемся! – приобнял Антонину Мазаев.

– Свежим воздухом – это хорошо, – задумчиво согласилась Антонина, – доставай лыжи, они в кладовке под потолком подвешены, хорошо, что их моль не ест. Только банки с мамиными соленьями не разбей!

12 декабря

Библиотека в общежитии троллейбусного депо № 2 была закрыта, Антонина подергала ручку и несколько раз постучала. Проходящая мимо Луизка весело бросила:

– Зря ломишься, тетя Тонь! С тех пор как тетя Соня уволилась, библиотека на замке – нету библиотекарш, все в большую кооперацию ушли деньги делать!

– Я «Муху-цокотуху» с «Мойдодыром» брала для Радика, сдать хотела… – начала объяснять Антонина и вдруг возмутилась: – Какая я тебе тетя!

Луизка хохотнула:

– Кому они нужны, эти книжки! Их теперь только пенсионеры читают! Себе оставь, тетя Тонь!

– Сама ты тетя! Племянница нашлась! – совсем расстроилась Антонина и зачем-то зашла следом за Луизкой в Красный уголок.

В Красном уголке телевизор на полную мощь транслировал II Съезд народных депутатов СССР.

– Здорово, Загубина, – ухмыльнулся комсорг бригады ремонтников Серега Шептунов, – Ваську ищешь?

– Зачем мне ваш Загогуйла?! – удивилась Антонина.

«На основе прочитанного мною доклада предлагаю осудить пакт Риббентропа-Молотова!» – член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев пристально посмотрел поверх очков в глаза народных депутатов съезда.

– Загогуйла – теперь птица высокого полета, гангстером работает, – вставил Ричард Ишбулдыевич.

«Предлагаю также осудить ввод советских войск в Афганистан!» – продолжал Яковлев.

– Да не нужен мне Васька! – Антонина хлопнула «Мойдодыром» по «Мухе-цокотухе».

– Не там ищешь! Он, как «Тойоту» купил, так к нам теперь почти и не заезжает! – скривилась медсестра Аленка Синицына.

«И применение военной силы в Тбилиси 9 апреля этого года!» – Яковлев снял очки, положил в очечник, а очечник сунул во внутренний карман.

– Да мне все равно, заезжает он к вам или не заезжает! Я замуж выхожу, между прочим! – гордо сказала Антонина. – За Костю Мазаева!

Луизка перестала насмешливо улыбаться, помрачнела и Аленка.

«Товарищи! – закаменел лицом Яковлев. – Сегодня после продолжительной болезни от нас ушел видный диссидент-правозащитник академик Андрей Сахаров».

«Предлагаю, – встал в президиуме Михаил Горбачев, – помянуть создателя советской водородной бомбы минутой молчания!»

22 декабря

Сто одиннадцать военных транспортных самолетов США для обеспечения безопасности граждан и интересов США начали десантирование американских войск в государство Панаму. Страна была завоевана за один день. Полковник Майк Снелл показал репортерам пакеты с мукой для мексиканских лепешек и объявил, что в доме командующего вооруженными силами Панамы Мануэля Норьеги найдено пятьдесят фунтов кокаина. Норьегу арестовали и вывезли в Майями. Американский суд приговорил его к сорока годам лишения свободы. Новый президент Панамы прибыл в страну вместе с американскими войсками и принял присягу на военной базе США. Военные силы Панамы были распущены за ненадобностью.

25 декабря

Армейские части Румынии перешли на сторону демонстрантов, президент Николае Чаушеску и его жена Елена были арестованы, в тот же день состоялся суд, приговоривший супругов к расстрелу, приговор привели в исполнение сразу же по окончании суда.

31 декабря

Свадьбу решили справлять в последний день тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, чтобы потом плавно переместиться в новый, девяностый год и оттого стать еще счастливее.

– Представляешь, Костя! – светилась Антонина. – Все кричат сначала: «Горько-горько-горько!», а как двенадцать часов пробьет, начинают добавлять: «Любви, благополучия, здоровья в новой жизни с самого первого января!»

– Хорошо, что в год Змеи успеваем, – согласился Мазаев, – потому что 27 января начнется год железной Лошади, и уже не до свадеб будет! Железная лошадь своими чугунными копытами всех в землю втопчет, катаклизмы начнутся, неурожаи и падеж скота!

– Опять ты меня своей хиромантией пугаешь! – расстроилась Антонина.

***

Валентина Петровна с трудом уговорила начальницу Иглинского загса Люцию Робертовну зарегистрировать 31 декабря дочь Тоньку с уфимской пропиской и ее тоже совсем не местного жениха Костика: «И не проси, Валентина!» – «По гроб жизни буду обязана, Люция Робертовна!» – «Мне и так скоро в гроб, я семь лет на пенсии!» – «Ильдуска мой тебе первой весной огород вспашет!» – «Твой Ильдуска потом сдерет три шкуры!» – «Только за солярку и скромный обед!» – «Ладно, выйду с утра на пять минут, но чтобы ровно к 9:00, опоздаете – пеняйте на себя!».

С половины девятого Антонина и Мазаев топтались на промерзшем крыльце загса, вместе с ними топтались Валентина Петровна и Ильдус. Люси, обещавшей приехать и стать свидетельницей, не было, не было и Левы Сидорова, тоже обещавшего – «о чем разговор! без вопросов! как штык!» – свою подпись.

Пятнадцать минут десятого Люция Робертовна сказала, что ей пора домой лепить пельмени, варить холодец, месить салат оливье, чтобы было с чем «Голубой огонек» в новогоднюю ночь смотреть.

– Сделай чего-нибудь! – стукнула кулачком в грудь Мазаева Антонина.

– Щас! – вместо Мазаева ответил Ильдус и вышел из стылого помещения загса.

– Это тебе, Люция Робертовна! – Валентина Петровна вынула из вместительной хозяйственной сумки душистое копченое сало, завернутое в белую тряпицу.

– Ну погожу еще чуток, – Люция Робертовна прикинула на ладони вес подарка.

Через двадцать минут Люция Робертовна вспомнила, что у нее посуда не мыта, пол не метен, елка не наряжена, а с минуту на минуту приедут дети, внуки и прочие родственники.

– Люция Робертовна, это для прочих родственников! – Валентина Петровна вынула из сумки бутылку портвейна «777».

– По талонам? – начальница загса спрятала бутылку в ящик стола.

– Из старых еще, догорбачевских запасов, – вздохнула Валентина Петровна.

– Понятно, – кивнула Люция Робертовна, – из развитого социализма, значит.

Антонина, услышав в голосах женщин нотки недовольства современным состоянием дел в государстве, собралась вступить с ними в дискуссию, но в это время дверь распахнулась, и в комнату вместе с паром ввалились Ильдус и его двоюродная сестра Флюза:

– Вот вам второй свидетель!

– А где первый? – спросили все хором.

– Ну, Иглино! – хохотнул Ильдус. – Я же только по месту жительства ваш, а по прописки я свой собственный! Значит, имею право быть номером один!

Стол ломился от яств. Антонина и Костик сидели во главе стола и ждали. В 12:00 никто не пришел. К 13:00 Ильдус выпил бутылку первача и пошел спать. Антонина сгрызла корочку хлеба, Костик выпил полтора литра вишневого компота. В 14:00 никто не пришел.

– Может, заблудились? – предположила Валентина Петровна.

Антонина вдруг заревела, Радик оторвался от маленьких красных машинок, подаренных Дедом Морозом, бросился к матери и тоже заревел. Валентина Петровна обняла дочь и затряслась в рыданиях. Костик всхлипнул. Из спальни вышел Ильдус, шмыгнул носом, смахнул слезу и поднял рюмку:

– Совет да любовь! В смысле, горько!

– Всецело поддерживаю! – весело присоединился глава государства. – У меня тоже праздник! Поздравь, Загубина, американцы человеком десятилетия выбрали! Это, я тебе скажу, дорогого стоит, это тебе не пять героев СССР Брежнева, это!.. Ладно, потом, мне еще к поздравлению народа надо готовиться, музыку пока какую-нибудь послушайте!

Зажигательная «Ламбада» полилась из телевизора, девушки в бикини выстроились паровозиком и, упруго подергивая ягодицами, зашагали приставным шагом по белому песочку курортного пляжа где-то на Мальдивах. Девушки шли и шли, потом стали плавно выплывать из кинескопа, тут же надевали на себя шапки-ушанки, толстые свитера, длинные шарфы, влезали в подшитые валенки, к ним присоединялись парни в тулупах, все вместо они продолжали идти паровозиком теперь уже вокруг свадебного стола.

– Люся! – кинулась к подруге Антонина.

– Лева! – обрадовался Мазаев.

– Люба! Соня! Таня! Луизка! Аленка! Ольга Львовна! Алия Азгаровна! Михаил Сергеевич! – Антонина обнимала всех, все обнимали Антонину.

– Серега! Ричард Ишбулдыевич! Фаниль! Спартак Ильгизович! Жоржик! Василий! Денис! Михаил Сергеевич! – крепко жал руки Мазаев, получая в ответ не менее крепкие пожатия.