Журнальный мир

СИНЬЯЗ

Только роскошные черные, волнистые волосы на мгновение задерживали внимание, а потом, встретив стеклянные, бешеные глаза, которые, казалось, прожгли, до предела натянутую на череп, пергаментную кожу, – желание продолжать разглядывать немедленно и бесповоротно улетучивалось, взгляд позорно бежал в сторону, в сторону, чтобы к лицу этому вновь без крайней необходимости не возвращаться.

₁

Ее звали Линдой (она свое имя ненавидела люто!), но большинство знакомых, учитывая ее дальние азиатские корни, сохранившиеся в разрезе глаз, высоких скулах и цвете волос, называли ее – за спиною, конечно, – Синьяз, что значило «синяя язва».

Ей было уже двадцать шесть! А у нее никогда никого еще не было. Никогда. Никого. Она знала, что непривлекательна… Да ладно – уродка! Но это ничего не меняло, совершенно ничего не меняло. Ведь никогда, никого!..

А тут вдруг за нею стали ухаживать… Красивый… В театр ее пригласил. Потом, через несколько дней – в кафе. Потом… по телефону несколько раз разговаривали. Потом он вдруг позвонил и сказал, что есть две путевки в горы: можно пожить на Яворнике в приюте – избушке в горах, покататься на лыжах…

₂

Они долго взбирались по ледяной тропе вместе с группой; он тащил ее – оскальзывающуюся, неловкую – за руку, балагурил, знаки внимания проявлял…

Когда добрались до приюта, оказалось, что нужных вещей почти ни у кого с собой нет. Инструктор выбросил на середину огромной приютской комнаты кучу разноцветной одежды, и она, точно птица, налетала на цветной этот ворох, выхватывая каждый раз что-нибудь новое, необыкновенное, яркое. Яркое-яркое!.. Она даже похорошела немного… кажется…

Потом был вечер. Такой, такой! вечер!..

А потом! А потом! А потом! А потом у него… не вышло.

И он орал на нее, как бешеный.

И ударил.

₃

В кафе было довольно темно: огоньки цветомузыки бежали по стенам, свечи горели на столиках – вот и все освещение. Линда сидела за дальним столиком, крошечными глоточками пила красное вино, курила и плакала. Нет, никакие бабские слезы она не лила – так не было никогда. В жизни не было! Просто она в состоянии таком находилась, когда слезы не льются потому, что это табу, а внутри все жжет совершенно невыносимо…

Она понять не могла, как этот рыжий сопляк оказался напротив. Он просто вдруг проявился перед глазами – как дух.

«Что, места другого нету?» – рявкнула она так, что он аж с места подскочил от неожиданности, но тут же и отошла, ей даже вдруг стало немного смешно, и она, ухмыльнувшись, милостиво разрешила: «Ладно, сиди пока», – и замолчала, уставившись на огонь свечи, мгновенно забыв о том, что он существует.

Уже посетители стали понемногу расходиться перед закрытием, когда она снова вынырнула на поверхность, обнаружила, что рыжий все еще здесь, и без всякого повода расхохоталась – зло и пренебрежительно, уставившись ему прямо в глаза. Парень пожал плечами, нагло присвистнул и вдруг предложил: «Слышь, чудная, давай пошляемся?» Линда зашлась аж от бешенства, но до желторотого донести его не успела, затормозилась и внезапно, ни с того ни с сего согласилась: «А давай!»

₄

Они долго и молча гуляли по пустому ночному городу. Рыжий настырно пытался лапать ее, а Линда отталкивала от себя его руки, стараясь это делать не резко, подавляя брезгливость; при этом ухажер ее дергался, бесился, цедил сквозь зубы, чтоб не строила из себя…

Наконец, они вышли на площадь, освещенную яркими прожекторами. В центре площади стояло ландо с откинутым верхом, запряженное огромной пегой горбоносой лошадью, лениво махавшей пушистым хвостом. Лубочный возница – дебелый мужик в вишневой шапке и лазоревом кафтане, подпоясанном красным кушаком, – сидел развалясь на облучке и лениво курил. Что он тут делал в такой поздний час – одному только богу ведомо, может, ждал случайных клиентов из ресторана, открытого допоздна, может, с кем сговорился… Линда не спеша подошла к лошади, потрепала картинно по белой холке, погладила серый, теплый, чистотой искрящийся бок, с удовольствием вдохнула острый лошадиный запах, прислонилась щекой к горячей лошадиной шее – тесно-тесно… и неожиданно поцеловала кобылу в огромные теплые губы. Чуть не давясь от хохота, повернулась к с своему сексуально-удрученному спутнику и резким, ироническим тоном сказала:

– А теперь ты, – и застыла в небрежной, выжидательной позе, растянув тонкогубый рот в презрительнейшей из ухмылок.

Он глянул на нее как на придурочную, покривился, лихорадочно раздумывая, что делать, но додумать до конца не успел, когда следом раздался внезапный приказ:

– Тогда меня!

Колесики чересчур медленно крутились у рыжего в голове, чтобы реагировать адекватно на такие скачки чужих настроений, а выражение отвращения и брезгливости оставалось у него на лице еще от переваривания прошлой мысли, но Линда поняла, должно быть, что-то свое, такое, что заставило ее сорваться с места и с бешеной скоростью ринуться через площадь…

₅

Точно сомнамбула ходила она и ходила по темной пустой квартире, ударяясь о мебельные углы и почти не чувствуя боли от этих ударов; какое-то время сидела перед зеркалом и курила, пристально вглядываясь в серебристо-черную глубину, где был только чей-то смутный, неразличимый абрис вокруг ослепительной красной точки; она вглядывалась до тех пор в зазеркалье, пока мир не стал стремительно и неумолимо сжиматься вокруг головы, не стиснул голову непереносимой, непередаваемой болью…

В ванной комнате, почти машинально, Линда достала из аптечки упаковку с барбиталом, аккуратно высыпала на ладонь горсть таблеток и, глубоко запрокинув голову, в каком-то экстатическом трансе, не спеша стала тонкой струйкой высыпать их в широко распахнутый рот… Поперхнулась, зашлась хриплым, лающим кашлем, согнувшем ее в три погибели, отчего таблетки градом посыпались изо рта на кафель…

₆

На ней было узкое черное платье и изящные черные туфельки на каблуках, и в этом наряде Линда казалась совсем невесомой, почти бесплотной…

Она вся пылала! Ровным и звонким жаром горело все изнутри, и от этого и извне все тоже горело: горело все тело… горели руки, лицо и шея… горели глаза, излучая неистовый, нестерпимый свет… даже губы горели, потому что яркая, бешеная улыбка не гасла ни на секунду…

Она угадала! Рыжий сидел за столиком вместе с какой-то общипанной цыпой. Плевать! Линда бесцеремонно протиснулась сквозь танцующих к его столику, уперлась руками в столешницу, вся выгнулась гибким змеиным телом и, от ужасного внутреннего напряжения перейдя на низкий, чуть хрипловатый шепот, с самой развязной интонацией, на какую была только способна, осведомилась: «Слышь, чудной, с лошадью целоваться пойдем?!»

ПЕРЕПИСКА

Посвящается Танечке Эйснер, которой принадлежит идея рассказа

₁

Привет. Ты как, жив-здоров?

Привет. Да нормально всё. А как у тебя?

Со мной тоже вроде нормально. Ты сегодня когда будешь дома?

Очень много работы. Не знаю. Увидимся. Пиши обязательно, не исчезай!

Привет. Вчера мы совсем чуть-чуть разминулись. Котлета была еще теплой. Очень вкусно. Спасибо.

Привет. На здоровье. Во вторник сделаю винегрет. Купи к винегрету селедку, пожалуйста. И вообще загляни в холодильник. В доме шаром покати.

Разумеется, все куплю. Только во вторник и среду никак не успею. А в четверг обязательно. Хочешь бургундское?

Нет, купи лучше кьянти Руфина. Я его больше люблю, ты же знаешь.

Договорились. Исполню все в точности. Но только в четверг.

Привет. Я вчера по дороге домой обнял женщину недалеко от подъезда, чуть-чуть не поцеловал. Оказалось, я ее с тобой перепутал. Фигура в сумерках была очень похожа. Смешно, правда? А тебя, к сожалению, не застал. Ты где пропадала?

Очень смешно. Обхохочешься! А я с Викой Перовой и ее обожателем нынешним в театр ходила.

Надеюсь, пьеса была интересной? Ну ладно, не важно, как-нибудь в другой раз обтолкуем. Извини, совсем времени нет. Пока, пока. Зашиваюсь!

Ты только не обижайся, я решила: нам нужно расстаться. Во вторник подаю документы. Повестку, я договорилась, пришлют тебе на работу.

И с чего это вдруг ты надумала?

У меня молодой человек появился. А врать и юлить не хочу!

Как?! Нормальный взаправдашний воздыхатель?

Да нет, конечно, пока только по переписке. Но мы с ним обязательно очень скоро увидимся.

₂

Привет. Как дела? Я, знаешь, так странно, соскучился.

Привет и прощай. Мой новый ужасно ревнует. Сказал, что он больше никаких отношений с тобой не потерпит. А я не хочу неприятностей, особенно в самом начале. Надеюсь, ты понимаешь.

Привет. Я все это время по тебе очень сильно скучаю! Ты как?

Привет. Я тебя тоже никак забыть не могу. А так у нас все хорошо. Иногда замечательно просто! Мы даже ребенка хотим.

Извини, конечно, что спрашиваю. А как у вас с этим делом, что вы о ребенке…

Да пока точно так же, как и с тобой.

Но вы виделись?

Ну конечно! Как бы нас расписали иначе?

И что, ты надеешься, что у вас все равно будут дети?

Да нет, надеюсь, что, как и с тобой, их не будет. Кто их будет растить и воспитывать? Да и ухаживать по переписке за ними вряд ли удастся. А иначе что-либо делать я, наверно, уже не сумею.

Привет. Ты как поживаешь?

Привет. Да, как и всегда, всё нормально. Очень много работы. А как у тебя, что ты вдруг ни с того ни с сего объявилась?

Я в последние дни стала вдруг сильно скучать. Как сажусь за компьютер, о тебе вспоминаю.

А я, кажется, начал от тебя отвыкать понемногу. А твой новый-то что? Как его африканские страсти?

Да не знаю я! Где-то он пропадает все время. На меня никакого внимания. Даже писать забывает. Мне кажется, что он, кроме меня, еще с кем-то… Ну, ты понимаешь. Возвращайся. Мне без тебя совсем плохо.

А твой новый на это как, по-твоему, отреагирует? Возьмет, да в припадке ревности отрежет мне голову. А потом до тебя доберется.

Забавно. Только клавиатура, сам знаешь, тупая. И вообще, да ну его на фиг, зануду! Завтра же напишу, что все кончено. Возвращайся, пожалуйста. Я котлеты тебе приготовлю и картошку пожарю…

₃

Привет. Ты как поживаешь?

Привет. Пока жив-здоров. Всё нормально. А как у тебя?

Да вроде бы более-менее. Ты сегодня когда будешь дома? Я сильно хочу тебя видеть. Каждый день вспоминаю, как ты меня в загсе обнял!

Извини, очень много работы. Не знаю. Только не обижайся, пожалуйста. Обязательно скоро увидимся. Вечером напишу что бы ни было. И ты тоже пиши, непременно, не пропадай. Я, честное слово, скучаю!