Сны бабочки
Сны бабочки
* * *
Вечереет. Роняют подсолнухи головы,
Будто в них темноты наливается олово.
Или золото. Не разберу.
Но подсолнечник будто кого-то сторонится,
Из-под шляпы своей никому не поклонится,
Не колыхнется на ветру.
А к нему подлетают
Варвары и Сенечки
Воровато полузгать незрелые семечки,
Покачаться в закатных лучах.
И пока не сомкнулся туман над пенатами,
Здесь пирует незваная банда пернатая,
У подсолнухов лица луща.
* * *
Холодно папе к восьмидесяти трем годам.
Раньше-то было жарко.
Теплую шкуру свою отдам —
Мне для него не жалко
Шкуры. А может, и целых двух,
Чтобы он мог согреться.
Папа легонький стал, как пух.
И золотой, как детство.
* * *
Когда я бабочкой была,
Легка, крылата и мила,
Невзгоды и печали
Меня не замечали.
Они летают тяжелей,
Они как вязкое желе.
Но ласковы к летунье
Ромашки и петуньи.
И жизнь была длиною в миг.
А ты, двуногий мой двойник,
Ждешь смерти как поблажки.
И где, скажи, ромашки?
* * *
Зависнешь на обшарпанном вокзале,
Где женщины с горящими глазами
С авоськами, с мужьями и т. п.,
Превратности дороги претерпев,
Ругаются у кассы, точно чайки.
Но царственный кассир не отвечает,
Не шевелит надменною губой,
Как будто бы он шарик голубой.
Похоже, не выходит он из транса
И зрит миры, куда не ходит транспорт,
Билетов нет, не надобен транзит.
И вечностью из форточки разит.
* * *
Положишь девочку в огонь,
А ей не больно.
Положишь девочку нагой,
А ей забава.
Такое время вспомянет, такие войны,
Такие песни пропоет про бой кровавый,
Что будет корчиться земля
В родильных схватках,
Что может кончиться земля,
Начаться воздух.
Ах, сколько девочек горит,
Красивых, сладких,
В чернильной ночи ноября,
И меркнут звезды.
* * *
Трудно круглому быть квадратным.
Проще котиком, птичкой, заей.
Мама, как я хочу обратно!
Мама знает.
В силовое поле войду пшеницы,
Как во внеземное пространство,
Звуковой волной, корпускулою, зегзицей,
Катериной, Ольгой, Настасьей.
* * *
Лес прибрежный охрой тронут.
Облака в заливе тонут.
И по самые бока
Входит стадо в облака.
Вьются оводы и слепни.
Рябь воды блестит и слепит,
Все на свой инача лад.
И жара идет на спад.
Сны бабочки
Сны бабочки наполнены мельканием:
Стрекозами, жуками, мотыльками.
Она во сне порхает над цветами,
Где разнотравье запахи сплетает.
Там с жеребенком рыжая лошадка,
И горестно, и радостно, и сладко.
Там, (г)розового облака помимо,
Все трепетно, изменчиво, ранимо,
И на растеньях — капли перламутра.
Сны бабочки сбываются наутро,
Сливаются в единую картину,
Где смерти нет. И жизнь неотвратима.
Август
А то, что Август-дурачок
И пары слов не свяжет,
Зато целует горячо
Да нежится на пляже.
С котом затеет чехарду,
Вопя на всю округу.
Он знает: я его найду,
Поставлю в пятый угол.
Блаженный этот Августин
То плачет, то — напротив.
Вот потому и мы грустим
При каше и компоте,
При огородных чудесах,
При плачущем ребенке,
Покуда бронзовки в часах
Вращают шестеренки.
* * *
Обнимите каменного льва!
У него усталые глаза.
У него седая голова.
Он совсем не против и не за.
Вот и ходят разных мест насельцы
В праздники и солнечные дни.
У него же каменное сердце —
Ничего не чует, извини.
* * *
Все, что раньше мне мешало,
Стало легким, точно шалость:
Умещается в горсти,
Уменьшается в «прости».
Будто вовсе и не бремя.
Будто август льнет и греет.
Лижет влажным языком,
Притворяется щенком.
Будто это только выбор —
Из колоды взять и выпасть
В пожелтевшую листву
Под хозяйскую метлу.
Неизбежное
Улиты тело нежное
В коробке костяной
Почует неизбежное
Спиральною спиной.
Тугие втянет усики,
Хоть взгляд беспечно пуст.
Ах, платьице, ах, бусики,
Ах, виноградный куст.
Неспящие в Торонто
Все мы, неспящие в Торонто,
В зудящей звуковой воронке:
Жучки, цикады и т. п.,
Цветочной музыки вертеп.
Она булавкою английской
Вонзилась где-то к сердцу близко
Сквозь лакированный хитин,
И вдруг — летим!
Пускай нас били и ломали,
Чтоб каждый с виду был нормален,
Мы запирали в сундучок:
Ты — скрипочку, а я — смычок.
Но если вытащить иголку,
То будет тихо и не больно.
Такая будет благодать,
Что можно скрипочку продать.