Журнальный мир

На литературном пути я встречала писателей разных по душевности, творческому потенциалу. Встреч было много: в редакциях районных газет и московских журналов, в Литературном институте, в Большом Болдине, на совещаниях… Федор Григорьевич Сухов (1922–1992) отличался от всех. Он видел свое предназначение только в поэзии и всегда был готов протянуть дружескую руку собрату. Он не был тихим лириком, отражающим мир лишь в розовом цвете. Человек слова и дела, непримиримый защитник всех и всего, борец против несправедливости и Учитель, Наставник с большой буквы. На встречах с читателями высокий накал его лирики, его публицистического слова неизменно находил отклик.

Судьба подарила мне радость общения с этим удивительным, замечательным человеком и писателем Федором Григорьевичем Суховым.

Памятны наши беседы в часы путешествий в окрестностях его родного села Красного Оселка. Тропинка то круто взбирается в гору, то убегает вниз. Сквозь кроны могучих осокорей сияют блюдца озер, вдалеке пароходными гудками напоминает о себе величавая Волга. Неосторожный шаг – и тяжелый ком глины летит с обрыва. Как сейчас вижу впереди его сухощавую легкую фигуру, сучковатый посох в руке – он словно поводырь ведет в распахнутый навстречу мир природы. И в своем движении в постижении словесных таинств он был всегда неутомимым путником, впереди, и, кажется, никогда не уставал. Беседы продолжались в его небольшом деревенском доме, окруженном яблоневым садом. Каждый саженец выбирал сам в районном плодопитомнике, о сортах, о местных садах мог рассказывать целые истории.

Сетовал, что погибают сады, которые его односельчане, вооружась лишь мотыгами, упорно поднимали по глинистой горе, и она не осыпалась, сдержанная корнями. Пагубно сказалось колхозное обобществление, разрушение единоличных владений. Поначалу деревня еще держалась на семейных традициях, на вере, потом и в семьи вселилась разруха.

Федор Григорьевич с душевным трепетом рассказывал о прошлом, о деде и бабушке старообрядцах, об отце – великом труженике – колхозном кузнеце и басливой маме Марии, которая никогда не сидела без дела. Вспоминал поименно ровесников-односельчан, с которыми уходил на войну. В 70-е годы в нашей писательской организации было много фронтовиков, их объединяло одно – они оставались раненными войной и превыше всего ценили саму жизнь, а не ее блага.

В те годы я – журналистка областной молодежной газеты, поездки, встречи с людьми – это моя работа, еще я занималась поэтическим творчеством. Поэтому беседа с писателем – всегда для меня было (тогда и сейчас) чем-то особенным – и сгусток жизни, и урок. Стала записывать высказывания Федора Григорьевича о жизни, литературе, писателях, к счастью, мой собеседник на эти записи внимания не обращал, чувствовалось, что ему хотелось выговориться.

К середине 1980-х он – известный, почитаемый, широко публикуемый поэт, автор многих сборников стихов, повествования о войне, романа о коллективизации, его проза только начинает печататься, в том числе и в Нижнем Новгороде. Кропотливо работает над драматическим повествованием о легендарном протопопе Аввакуме «Красная палата» и исторической хронике о патриархе Никоне «Великий государь». Он не афишировал свою известность, не упоминал, что мелькающие на телеэкране писатели и редакторы – его однокурсники по Литинституту, что он победил в конкурсе произведений о войне и награжден всесоюзной литературной премией.

В молодые годы, окончив институт с красным дипломом, уехал работать в Волгоград рядовым газетчиком. Потом руководил литературным объединением и каждое лето вместе с детьми – в Красный Оселок. Последние 10 лет жил в родном селе, редко куда-то выезжая, несколько лет перед кончиной жил в Нижнем Новгороде в семье дочери.

В годы фронтовой и студенческой молодости он, говорят, выпивал спиртное, потом пить бросил. Пьяным его я никогда не видела. Из своего села иногда приезжал в райцентр Лысково по делам, мог выпить кружку пива, да вот беда – пьянел быстро. Он перенес сложную операцию, был ослаблен, силы возвращались медленно. Как-то в райцентре произошло непредвиденное событие, он попал в вытрезвитель. Такое однажды случилось и в Нижнем – присел на скамью и, не помня себя, отключился, уснул. А тогда в Лыскове не узнал в нем милицейский патруль постоянного автора районной газеты, не поверили признанию, что он после операции, это случайность, что он – писатель, фронтовик, имеет боевые награды.

Пришлось окунуться в горькую реальность бытия – и возмущению его не было предела. Его не слышали. Обиду выразил в письме в Москву высшему милицейскому руководству. Каково же было удивление, даже испуг литераторов, когда однажды под окнами нижегородского Дома писателей (ул. Минина, 6) остановилась легковая машина с московскими номерами и по скрипучим ступеням поднялись нежданные гости в милицейской форме… Говорят, с тех пор лысковская районная милиция резко пересмотрела свое отношение к людям.

Впечатление от случившегося поэт мастерски отразил в стихах:

* * *

Никакого тут нет удивления,

Так диктует закон страны –

В милицейское отделение

Волокут ветерана войны.

Самых жарких боев участника

Посредь белого дня волокут…

По приказу начальника

В каменный вводят закут.

В арестантскую камеру

За железный кидают запор

На холодный, на каменный,

На истоптанный пол.

И тогда-то всей пройденной,

Давней-давней войной зарыдал:

«Ты прости меня, Родина,

Принимаю и этот удар!

Сознаю свои прегрешения,

Отвечаю за все – головой.

Вышел я из сражения

Не убитый – живой.

Правда, тяжко пораненный,

Но ведь раны – не в счет…

Только мертвому пламенный,

Самый высший почет!

Да еще неизвестного

Прославляют бойца».

Видят горького пьяницу,

Что дневалит в пивной.

Что никак не расстанется

Со своею войной.

Узнав, что на три года пожилой поэт Борис Шумилов попал в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий) и отправлен в село Оранки Богородского района, Федор Григорьевич посчитал своим долгом навестить товарища и по возможности чем-то помочь. Он нашел попутчиков, и вот мы уже едем поездом, идем километров пять пешком лесной дорогой. Перед нами старинный Оранский мужской монастырь, где размещался ЛТП. Журналистские и писательские корочки, ходатайство Союза писателей сделали свое дело – руководство встретило нас тепло, Шумилов растрогался до слез. Пообещали, что его с тяжелой работы переведут, найдут другое место. Вторую половину срока Б. Шумилов работал в библиотеке.

Для меня тогда это и другие подобные события были интересным общением, приключением, и я пропустила мимо ушей тихое, один на один, предупреждение руководителя нашей писательской организации Ивана Ивановича Бережного: «Не надо тебе общаться с Суховым, да, он хороший человек, но зачем. Не надо». К писателю Бережному, человеку сердечному, с легендарной биографией (начальник штаба разведки в партизанском отряде Ковпака) и «волею судеб» ставшему писателем-хроникером партизанских событий, казалось бы, нельзя было не прислушаться. Но нам, молодым литераторам, доброжелательно встреченным писателем Суховым (Фигарев, Тюкаев, Рябов, Уваров…), хотелось постигать тайны мастерства, и мы тянулись к мастеру. Надо сказать, что в доме мастера никогда не появлялись наши известные писатели и руководители писательского союза. От волгоградской литературной молодежи (мы общались на совещаниях) приходилось слышать о том, что ополчились на Сухова за смелые высказывания в адрес руководства и коммунистов Союза писателей. Вызывало зависть, что поэма Сухова «Былина о неизвестном солдате» признана лучшим поэтическим произведением о войне на Всесоюзном конкурсе им. А.А. Фадеева к 25-летию со Дня Победы. Приложили немало усилий, чтобы выжить его из города.

События у меня в газете развивались стремительно. Несколько моих очерков в рубрике «Разумное, доброе, вечное» были высоко оценены. Я занимала рядовую должность, но радовало, что мое журналистское перо обретало весомость, и вдруг… Не знаю, как передать нарастающее давление, выталкивание. Однажды неизвестный мне молодой мужчина в дорогом костюме, с ухоженной прической в редакционном кабинете наедине, начав разговор с приветственной улыбки, настойчиво попросил сообщать ему о разговорах с писателем Суховым, имена тех, кто у него в доме бывает. Не скрою, в какой-то момент холодок пробежал по спине. Беседу я перевела в рассудительный тон – у кого ж учиться, как не у выпускника Литинститута, имеющего огромный опыт в издании книг? И тогда не придала большого значения этому «звоночку». Из редакции меня заставили уйти в никуда. Я, молодой писатель, и мой супруг, неизвестный художник, остались «без куска хлеба». Как я ни взывала, ни сочувствия, ни помощи в устройстве на какую-нибудь работу не оказали ни партийная организация, ни комсомол, ни Союз писателей. Перебивалась платными выступлениями по линии бюро пропаганды художественной литературы, рецензиями, руководила литературным объединением в системе профтехобразования. (Кстати, писатели Бережной, Бринский, Сухов и некоторые другие фронтовики деньги за выступления никогда не брали.) Надо было в это время выстоять и постоянно писать, несмотря на то что рухнули издательства, закрывались журналы.

В 1991 году в еженедельнике «Литературная Россия» Федор Григорьевич выступил в защиту русского языка, развернулась дискуссия. Он поднял вопросы ответственности перед словом писателя, журналиста, актера, диктора. Не уставая бил тревогу: «Литература призвана охранять язык, это экологическая проблема».

В беседах с поэтом Суховым, нечасто приезжавшим в город, активно участвовала пишущая молодежь в литературных студиях. Умел поэт задеть за живое. Не раз я сопровождала его на эти встречи. Вспоминаю, как он напутствовал молодых:

«Владимир Даль, его толковый словарь русского языка, должен быть на столе каждого литератора. Название моей книги “Лешева дудка” услышано в детстве. У Даля лешева дудка – одно из колен соловьиного свиста, а этих колен и коленец десятки. В его словаре приводится восемь колен, я их знаю больше десяти. Название книги – это объемный образ. Одна из моих книг стихов называется “Сладкая полынь”, другая – “Земляника на снегу”. В стихах надо серьезно думать над каждым словом и относиться к языку ответственно».

Свою веру в родной язык он передает стихами:

* * *

Верую, вовек не оскудеет

Та рука, что раннею весной

Освещает пасмурные дебри

Ландышевой, влажной белизной.

Возвышает зябликовый голос,

К солнечным возносит небесам.

Соловьиное дарует горло

Всем обезголосевшим лесам.

«Соловьиное горло» – точнее и не скажешь о самом поэте Сухове. «Верую» – молитвенно, коленопреклоненно признается он в своей преданности Отечеству, селу, родной природе.

В ПОИСКЕ ПАПОРОТНИКОВОГО ЦВЕТА

В 1975 году я была участницей VI Всесоюзного совещания молодых литераторов в Москве. Такие совещания ЦК комсомола вместе с союзом писателей проводили один раз в пять лет, и участниками V от г. Горького были Ю. Адрианов и А. Цирульников. Обсуждения в нашем семинаре (их всего было 6 по 20 человек плюс 3 руководителя) проходили довольно скрупулезно и жестко. Среди руководителей: Е. Евтушенко, Е. Винокуров, К. Кулиев, В. Федоров и другие. С напутственным словом выступал Л. Леонов. Среди участников я встретила своих ровесников: Т. Батурину из Волгограда, Инару Роя из Риги, Василя Романчука из Минска… Мы были знакомы по фестивалям поэзии, которые комсомол проводил ежегодно в столицах союзных республик.

Совещание рекомендовало к изданию мою первую книгу (всего было выдвинуто 8 сборников участников). Тогда же в издательстве «Современник» редактор Леонид Вьюнник сказал, что мне очень повезло, он завидует – работу с рукописью моей первой книги издательство поручило поэту Сухову, тогда поселившемуся в г. Горьком (Нижнем Новгороде). В Горьковском союзе писателей мне дали адрес поэта Сухова, которого я знала лишь по недавно купленному сборнику стихов «Дождь сквозь солнце».

Работа с таким наставником, скажу я вам, великая наука, не обретешь ни в каких университетах. Мои подборки стихов не раз обсуждались на семинарах, давали добрые советы и напутствия. Выработать свой голос. Как это? Что есть главное в стихах? В то время я не умела выстроить сборник, выделить главное, не придавала значения богатой рифме… Это «главное» Федор Григорьевич уловил, что можно понять по его небольшим лирическим эссе. Ко второму моему сборнику стихов («Улей», Горький, Волго-Вятское кн. изд-во, 1982) по просьбе издательства он написал вступительное слово «На пороге лета», а мне подарил черновой вариант этого вступления, который представляю вашему вниманию.

«Папоротниковый цвет» – лирическое эссе Ф.Г. Сухова, публикуется впервые.

НА ПОРОГЕ ЛЕТА

Первая книга Людмилы Калининой («Теплый Стан», Москва: «Современник», 1976) была хорошо встречена читателями и критикой. Л. Калинина принята в Союз писателей СССР по одной этой книге. Такое бывает не так уж часто.

Говорят: первая ласточка весну не делает, и все же первая ласточка приносит на своих крыльях тепло, радость, а без тепла, без радости не представима никакая весна.

Где бури пролетают мимо,

Где дума страстная чиста,

И посвященным только – зримо

Цветет весна и красота.

Почему только посвященным «зримо цветет весна и красота»? К сожалению, не всякий замечает красоту, да не у всякого есть время увидеть ту весну, которую М.М. Пришвин назвал весной света. У каждого растения, у каждого дерева есть своя весна, своя пора цветения. Золотыми самородками выходит из-под только что оттаявшего снега мать-и-мачеха, выходит по низинам, по речным поеминам, а вскоре из-под какого-нибудь куста покажется иван-да-марья…

Мать-и-мачеха, иван-да-марья, они на виду, их легко заметить, заметно, зазывно цветут калина, рябина, липа… Но видел ли кто, как цветут береза, ива? Когда зацветает ива, пробуждаются пчелы.

Незаметно, невидно цветет рожь, цветет, когда начинают голубеть васильки – повсюду видные спутники нашей русской скромницы, нашей кормилицы.

Скромно, порой застенчиво-робко выглядят строки Людмилы Калининой, есть в них что-то от цветения ивы, березы, есть что-то и от цветения ржи. А рожь цветет на пороге лета, предвещая радость долгожданного урожая.

22 марта 1981, Федор Сухов

ПАПОРОТНИКОВЫЙ ЦВЕТ

В полночь на Ивана Купалу, по народному преданию, зацветает папоротник. Увидеть, тем более сорвать таинственный, колдовской цвет папоротника дано не всякому. Полночь всегда страшила человеческое воображение, полночь на Ивана Купалу была особенно страшна. Вся нечисть, вся нежить оживала, из воды показывались водяные, по лесу бродили лешие, ведьмы собирались на какой-нибудь Лысой горе.

Естественно, в такую ночь, в такую полночь не могли заснуть и люди. Они зажигали костры, прыгали через них, а те, кто посмелее, шли к мочажинам, шли туда, где земно разлапясь, скрывался в непроглядной темени папоротник. И не шли, тихо-тихо подкрадывались, чувствуя, как за спиной собирается вся нечистая сила. Поначалу она выжидательно молчит, потом устрашающе предупреждает: – Не ходи!.. Не ходи!.. Не ходи!.. Потом протягивает руки, эти руки касаются холодеющей спины, и тот, кто слаб духом, останавливается, оглядывается назад. Пропал папоротниковый цвет. И все-таки есть люди, которые обладают этим цветом. Мало, очень мало таких людей…

Мне думается, что поэзия, вообще искусство тот же папоротниковый цвет, который открывается только – да! – только избранным людям.

Людмила Калинина давно вышла на поиски колдовского папоротникового цвета, хочется верить, что уроженка нижегородского Заволжья не убоится никаких злыдней и обретет этот колдовской цвет, который поможет ей найти заповедный клад большого словесного искусства. Порукой этому предложенный читателю стихотворный сборник.

Федор Сухов

Из писем Федора СУХОВА

_{* * *}

Я сейчас пребываю в Красном Оселке, слушаю соловьев… Эх, если б ты знала, как у нас поют соловьи! Можно всю ночь слушать и не сдвинуться с места, с каждого куста поет Шаляпин или Нежданова. Мне давно уже кажется, что стихи не должны писаться, поэзии нужен такой же голос, как соловью или иволге. Вот у этих особей нужно и учиться искусству поэтического слова.

Сообщи, когда будут проводиться пушкинские дни. Всего тебе доброго. Ф.С.

25.5.76

_{* * *}

Посылаю оставленные тобой стихи. Еще раз посмотрел. Оставляют хорошее впечатление. Заходи на Донецкую.

6 декабря 1976

_{* * *}

Я получил несколько номеров «Ленинской смены» с моими стихами. Мне думается, что это ты позаботилась. Большое спасибо тебе. Передай от моего имени спасибо тем, кто печатал мои строки.

В Оселке дожди, но тепло. Когда бывают просветы, я ухожу в луга, брожу по лугам. Их еще не скосили, они кланяются тебе гвоздиками.

23.07.77

_{* * *}

Я все пребываю в Оселке. Одиноко сижу среди яблок. Они уже нарядились. Скоро спадут, спадут к моим ногам. А мне хочется, чтобы они подольше покрасовались…

Спасибо тебе за письмо. Жду от тебя новых стихов. Посылаю свое, только что сложенное, стихотворение.

Всего тебе доброго.

С приветом Федор С.

21 августа, с. Кр. Оселок

Федор СУХОВ

Человек народился на свет,

Народился – и прослезился…

Много лет, много лет, много лет

Я по белому свету носился.

Только я ничего не постиг,

Потому и склоняюсь повинно.

«У ромашек учись, у гвоздик», –

Говорит мне моя луговина.

«Слушай песни озябшей зари, –

Тальниковая чаща глаголет, –

В каждой сладости мудро узри

Первородную дикую горечь».

Много лет, много лет, много лет

Я по белому свету носился,

Видел я, как озябший рассвет

На багряной воде колосился.

Просыпалась вода. Широко

Открывались озера и реки,

И коровы свое молоко

Зримо лили в лесные орехи.

Молоком наливались хлеба,

Я и сам молоком подкреплялся

Возле врытого в землю столба,

Возле старого-старого прясла.

Пропадал в нелюдимом лесу,

По замшелой ходил я дороге,

Уносил потайную слезу

К одинокой медвежьей берлоге.

21.08.77, с. Кр. Оселок

_{* * *}

Еще раз тебе говорю; все обойдется хорошо, все, что тебе желается, будет. Нужно только терпение, а это значит: работать, делать свое дело. Очень жаль, что ты мало пишешь, писать надо каждый день, чтоб не потерять музыку слова, надо всегда быть настроенной на эту музыку. Кланяюсь тебе колокольчиками и все той же черемухой, той же калиной…

Завтра Троица – самый красный праздник красного лета. У меня написались стихи:

Праздник лета, откровенье света,

Вдохновенья мирного труда.

Даже песня взбалмошного ветра –

Как восторга зычная труба.

Овевает взбалмошная песня,

Луговую шевелит траву,

Поднимает прямо в поднебесье

Васильков земную синеву.

17.06.78

_{* * *}

Знаю, что произошло на приемной комиссии. Особо не сокрушайся, мне думается, все закончится благополучно. Неплохо было бы, если б ты сама съездила в Москву все разузнать, поговорить с Н.Е. Шундиком. На секретариате нужно чье-то веское слово.

13 июня 1978

_{* * *}

Пребываю в Красном Оселке. Прочитал твое письмо и тоже рад решению секретариата, теперь ты будешь равноправной гражданкой в союзе писателей.

Приближается Новый год, желаю тебе всего наилучшего, пусть не покидает тебя вдохновение.

25 декабря 1978

_{* * *}

Приближается знаменательное событие – 600-летие Куликовской битвы. Я не мог как-то так, без отклика, пропустить эту дату. Сложилась небольшая поэмка, посмотрите, может, подойдет для газетной полосы. Есть устаревшие, забытые слова:

ископыть – пыль от лошадиных копыт;

долоть – нашествие;

ратаи – воины;

бухалень – удод;

прозрач – прзрачность.

Вроде и все.

Кланяюсь всем вам Красным Оселком, его лугами, его гвоздикой.

10.08.80

_{* * *}

Получил твое письмо и книгу… Что ж, хорошо, что Волго-Вятское издательство обрадовало тебя, преподнесло к Новому году твою новую книгу.

Книга вроде получилась, но для тебя она маловата, тебе пора пополнеть, посолиднеть.

Зима у нас очень хорошая, настоящая русская зима.

Я отстукиваю (на машинке) свою прозу.

Был на юбилее В.К. Варгина, он жалуется, наша писательская организация не позаботилась, не обременила Волго-Вятское издательство даже небольшой его книжицей… И в самом деле, нехорошо получилось, человеку исполнилось 70 лет и – никакого внимания, никакого «подарка».

Передавай привет Саше Фигареву, жду его новых стихов.

Всего тебе доброго.

Пью мед из твоего «Улья».

Ф.С.

21.01.82. с. Кр. Оселок

_{* * *}

Буду очень рад, ежели прибудешь в Красный Оселок (речь идет о 60-летии. 14 марта дочь Федора Григорьевича Лена, я и мой супруг художник Юрий Демин приехали в Красный Оселок поздравить поэта. – Л. К.). Приезжайте, только без какого-либо поручения, никаких грамот, никаких адресов мне не надо. Я их не приму. Приезжай просто как человек, как добрая знакомая.

7 марта 1982, с. Кр. Оселок

_{* * *}

Люда,

Юрий,

Большое спасибо вам, что вы приняли участие в грустном празднике моего дня рождения, моего 60-летия.

Но дело не в празднике, не в 60-летии, дело в том, что вы побывали в Красном Оселке. Больше всего на свете я любил и люблю свой Красный Оселок. Сожалею, что в силу сложившихся обстоятельств я не мог сделать того, что нужно было сделать, и все-таки я тешу себя тем, что есть у меня строки, которые, возможно, кто-то когда-то вспомнит…

Буду рад, ежели вы соберетесь, побываете снова в Красном Оселке, подышите нашей Волгой, лугами, лесами, полями.

Всего вам доброго.

Федор Сухов.

18 марта 1982, с. Кр. Оселок

_{* * *}

Людмила,

Юрий,

Большое спасибо вам за письмо и – за фотоснимки. Думал поехать в Москву (за своими документами) и не могу, болит зуб. Вот так: у беззубого болят зубы.

Думал я поехать в Узбекистан, но вряд ли поеду, боюсь, как бы еще раз не попасть в вытрезвитель.

Рад, что вы работаете, пишете, я вроде ничего не делаю. Да – всю жизнь бездельничаю, как-то неловко за самого себя.

Книгу из «Советской России» мне еще не прислали, вышла, а куда – неизвестно.

Сегодня бродил по лугам, набрел на калину, угостился как воробей калиной. Ах, какая она сейчас сладкая!

Буду скоро в Нижнем, обязательно загляну к вам на сочни.

Всего вам доброго. Федор С,

26 ноября 1984 г. с. Кр. Оселок

_{* * *}

Получил твое письмо. Особо не переживай, готовь книгу, пиши новые стихи о зиме, о снеге, о нашей русской масленице, о русских тройках. Я ведь помню, как в Кр. Оселке справляли масленицу, как холили коней, как готовили сбрую. Будь всегда в упряжи. Привет Юрию.

25.02.85

_{* * *}

Я думал, что Лысковский книготорг оставит для меня мой «Красный Оселок» (сборник стихов, Волго-Вятское книжное издательство,1984), но книгу продали. Прошу тебя закупить для меня любое количество, чем больше, тем лучше. Убытки денежные незамедлительно возмещу.

19.09.1985

_{* * *}

Получил твое письмо. Большое спасибо за память.

В. Шамшурин прислал письмо относительно моего заявления, предлагает, чтоб я приехал и заслушал членов бюро. Не понимаю, зачем их выслушивать. Выйти из той или иной организации – мое право. Я не могу быть членом организации, не могу, потому что на протяжении многих лет не ощущал от руководства хоть малейшего внимания, а для счета нет смысла числиться в каких-то бланках. Впрочем этот вопрос с моей стороны решен, какие-то разговоры напрасны. При случае эти мои слова можешь передать В. Шамшурину.

2.02.1986

_{* * *}

Ты ведь хорошо знаешь, что я не падок на какие-то подачки, на знаки какого-то внимания. Подумай сама, зачем гонять за сто верст машину, когда если нужно я могу добраться на какой-нибудь попутке. Слава богу, есть еще люди, которые как-то обращают внимание на поднятую руку. В сущности, мне ничего не надо от руководства союза писателей, как и руководству ничего от меня не надо. А раз так, зачем разговоры, уговоры, я ведь не мальчик и заявление мое о выходе обдуманно. Вот так при случае и скажи В.В. Половинкину.

Весна у нас еще не больно чувствуется, мороз дает себя знать, но перелом уже произошел.

17.02.1986

_{* * *}

Об отчетно-выборном собрании мне никто не сообщил. По всей вероятности забыли или перестали считать меня членом союза.

Удивлен критикой в твой адрес в докладе, тут, видимо, глава организации, чтобы не впасть в идиллию, решил на ком-то отыграться. Я хорошо знаю, как больна всякая несправедливость. Как-то надо обороняться, иначе могут заклевать. Надо было выступить, защитить себя. Хотя, по моему уразумению, самая лучшая защита это работа, это уход от всяких глупостей, дрязг, но не всегда сие удается.

Послушал наш с тобой разговор по радио, вроде что-то получилось. Кланяюсь тебе нашей цветущей черемухой. Привет Юрию.

14 мая 1988

_{* * *}

Людмила Федоровна,

Отцветает черемуха, зацветают яблони и – сумасшествуют соловьи. Ох, как было бы хорошо, если бы ты, Людмила Федоровна, вместе с Юрой пожаловали в гости к моей черемухе, к моим зацветающим яблоням и, конечно, к соловьям. Я давно уже заприметил, что только соловьи, только одни они могут претендовать на звание поэта. Никто так самозабвенно не отдается своей песне, как эти сумасшедшие разбойники. Правда, преобразования природы, всевластие тирании сказалось на их самочувствии, становится боязно за их ни в чем неповинные души, но хочется верить, что человек одумается, освободит себя от всякой тирании, дабы цвели яблони, пели соловьи…

20.05.88, Федор С.

_{* * *}

Людмила,

Не огорчайся, не падай духом. Я давно подозревал, что дама по фамилии Егоренкова ничего не смыслит в поэзии – вообще в жизни. Очень жаль, что «Волга» предоставляет этой даме свои страницы, свою критическую трибуну. Привет Юре.

Поклон твоей обители.

11.07.88

_{* * *}

Прошу тебя, узнай, каков мой долг в парткассу. Жду тебя в Красный Оселок. Приезжай вместе с Юрой.

Умер Виктор Константинович Варгин, окончил житие великомученик 20-го века, печальная жертва нашего времени.

06.08.88

_{* * *}

Людмила,

Юрий,

Вас ждет шиповник, шипар, как говорила моя мать, ждет вас калина, яблоки, а они истосковались, ждут, кто-то подымет их с земли, преподнесет к своим губам. И, конечно, мой посох тоскует, ждет вас.

Дни-то какие стоят!

Грешно в такие дни томить себя в железобетоне, приезжайте подышать васильковой синевой прощально благоухающего лета. Всего вам доброго. Ф.С.

25 августа 1988, с. Кр. Оселок

_{* * *}

Людмила,

Большое спасибо тебе за новогоднее поздравление.

Не теряй веры в себя, в свое призвание, будь выше тех, кто ставит на пути преграды. Жизнь, в сущности-то, и есть преодоление всяческих преград, а если твои стихи стали твоей жизнью – все преграды рано или поздно падут, не надо никому никогда завидовать. Спасение – в работе, а работа требует сосредоточенности и – уединения.

Всего тебе доброго.

Привет Юрию.

Федор С.

22.11.88, с. Красный Оселок

_{* * *}

Очень прошу передать соболезнование жене Василия Федоровича Осипова. Я бы сам ей написал, но не знаю имени и отчества…

26.03.89

_{* * *}

Очень был рад вашему с Юрой приезду в Кр. Оселок. Дни-то какие стояли! И отстоялись, после вашего отъезда заненастилось, начало моросить, бусить как у нас говорят.

Людмила, у меня возникло желание уплатить партвзносы, мой долг. Созвонись с Леной (я ей послал открытку об этом), помоги ей заплатить эти взносы, узнай, какая сумма нужна. Все это для меня очень важно. 6 октября (как мне сообщил парторг А.И. Цветнов) будет партсобрание, будет стоять вопрос о моем выходе, мое решение остается неизменным, но мне хочется уйти чистым (партвзносы были заплачены. – Л. К.). Сам на собрании присутствовать не могу.

Как и что – телеграфируй.

30.06.89

_{* * *}

Людмила,

Юрий,

шлю вам самые добрые новогодние пожелания,

поздравляю вас с нашим православным праздником

Рождеством. Соскучился по Нижнему, по Оселку,

по нашей русской зиме, по снегу.

Всего вам доброго, доброй встречи Нового года,

Рождества, доброй живописи в слове и в красках.

Обнимаю.

Федор С.

Крым. Ялта.

25.12.90

Высказывания Федора СУХОВА

(Из моих записных книжек. – Л. К.)

О ЛИРИКЕ

Стихотворение должно «ходить вниз головой». Ударные – последние строки. Каждая строфа – завершенная мысль, каждая строка – наполнена.

Рифму люблю звуковую: муку – мушку; мчусь – чувств; орехи – реки…

Певучесть.

Что должно вести к стихам: событие социальное или личное.

Пейзажная, философская зарисовка, сюжетное стихотворение.

Мое любимое – неразрывность от природы.

Ощущение человека.

Алексей Кольцов: жизненная правдивость, образность, песенность.

28.03.85

ЕСЛИ ТЫ ЛИРИК

1. Надо выращивать в себе нежность, добро, жалость, печаль, грусть.

2. Тебе грустно – передай, весело – вырази. Этому надо постоянно учиться у классиков.

3. Вырабатывай весомость строки.

4. Что такое индивидуальность, неповторимость. Голос может быть врожденным или полученным образованием. Р. Роллан говорил: «Если женщина ничего не может принести в искусство женского, значит ей нечего там делать».

5. Из Есенина вышли: Корнилов, Васильев, но (как и Есенина) их остановили, не дали развиться; Исаковский, Твардовский (мало). Из Клюева – Прокофьев (мало), Тряпкин. И я бы сюда примкнул. Евтушенко, Рождественский, Вознесенский – все они вышли из поэтики Маяковского. Это лик нашего времени. Они популярны, а мы знаем, что популярность делается и здесь все средства хороши.

6. В стихе главное – музыка! Вес строки, вес строфы. Певучее начало. Эмоции. Стихи это песня. В чем разница между Есениным и Исаковским? Есенин себя выкладывал, Исаковский часто пишет за кого-то – за девушку, за солдата… Поэт ценен своей жизнью, личной эмоцией. У Фета доверчивая интонация и музыка создают настрой, делают стихи живыми. Тютчев это образ, эпитет, страстная знойность. Клюев не достиг страсти Тютчева, нежности Есенина, но он изограф изумительный. Главное воспитывать в себе личность – доброту, честность. Религия, природа и человек.

25.01.85

О ПОЭМЕ

1. Главное в поэме – содержательность, сюжет.

2. Стихи это выражение чувства, эмоции. Поэма – сюжет. «Анна Снегина» Есенина – лирико-эпическая поэма. Лирические, бессюжетные поэмы у Маяковского: «Облако в штанах», «Хорошо», у Блока: «Соловьиный сад», «Ночная фиалка».

3. Библейские сюжеты у Байрона.

4. Исторические сюжеты. В них нужно выразить современность, а иначе зачем писать.

5. Рассматривай сюжет поэмы с точки зрения актуальности, современности.

6. А.Т. Твардовский и его «Василий Теркин». Думаю, война и юмор не совместимы. Это вроде того – кладбище и пляшут. Очевидны достижения этого произведения: отточенная техника, проникновенность (глава «О себе»), конечно, юмор. Но юмор бытовой, не социальный.

О ЯЗЫКЕ

Охрана памятника-языка – это экологическая проблема. Народный язык – главное в стихах. «Анна Снегина» – реальная, правдивая картина жизни. «Письмо матери» – покаяние, невозможность возврата в прошлое плюс открытая эмоция. У Исаковского «Родная мать, молящаяся богу…» – подтянутость к времени. Как-то разговорились с Кочиным, и он: «А что, социальное не имеет право на существование?» И мы повели речь о Мельникове-Печерском, его восхитительных романах «В лесах» и «На горах». Вот вам реальность без ложного пафоса, нет приукрашивания действительности. Писатель, утверждая, должен критически относиться ко всему, идти вперед, видеть то, что никто не видит. Думаю, к Рубцову интерес временный, но его критика иногда ставит выше Есенина (журнал «Волга»), Рубцов – космичен, а Есенин, увы, земной. Чушь. Все наоборот. Убеждаюсь в который раз – мало пишущих хорошие стихи, еще меньше тех, кто стихи понимает.

Мои стихи, считаю, социальны, но эта социальность не доходит, их называют пейзажными. Аксакова издают больше, чем Мельникова-Печерского, а второй – выше. Прекрасны женские образы у Мельникова-Печерского, его эпопея переживет романы Тургенева. Мельников-Печерский и Лесков органичны, они впитали русский язык с рождения. Пушкин и Толстой его усердно учили.

15.05.86