Сон разума рождает чудовищ

Сон разума рождает чудовищ

(рассказ)

Татьяна Михайловна Лестева (род. 13 февраля 1941 года в пос. Рамонь Воронежской области) — человек, пришедший в литературу в зрелом возрасте, но успевший на данный момент сделать очень много — как издатель, редактор и писатель.

В середине нулевых Татьяна Михайловна вошла в редколлегию журнала «Аврора», и с тех пор ее имя и творчество неразрывно связаны с нашим изданием. В 2011 году она зарегистрировала созданный ею с нуля историко-мемуарный и литературно-публицистический журнал «На русских просторах», а в 2016 году от лица журнала и общественной организации культуры «Аврора» учредила уникальный, не имеющий аналогов Международный литературный конкурс «Серебряный голубь России», который в этом году будет проводиться уже в пятый раз.

Татьяна Михайловна окончила ЛГУ (ныне СПбГУ), кандидат химических наук, имеет ваковское звание старшего научного сотрудника. Ее стихи, проза, критические статьи и эссе выходили в журналах «Аврора», «Невский альманах», «Литературная учеба», «Российская Федерация сегодня», «Творчество» (Германия), «Топос» и др., в газетах «Литературная Россия», «Литературная газета», «День литературы», «Санкт-Петербургские ведомости» и др.

Автор свыше полусотни статей и четырнадцати книг стихов, прозы и литературной критики, редактор и составитель ряда книг: «Театральный Петербург–2019», сборники материалов Международного конкурса «Серебряный голубь России» (2016–2019 гг.) и мн. др. Член Союза писателей России и Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Лауреат премии А. М. Жемчужникова (2006) и 3-ей премии международного конкурса «Патриот России–2015», дипломант Международной Горьковской премии (2014) и Всероссийской литературной премии им. Н. В. Гоголя (2015).

Статья о творчестве Т. М. Лестевой включена в «Литературный Санкт-Петербург ХХ век. Энциклопедический словарь в 3-х томах» (СПб, 2015), Т. 2, с. 472–473.

В этом году Татьяна Михайловна отметила свой 80-летний юбилей. Редакция журнала «Аврора» желает ей крепкого здоровья, долголетия, неиссякаемой энергии и, конечно, новых проектов и произведений.


 

Она вздрогнула. В кухне по кафельной плитке полз черный, огромный круглый паук, диаметром сантиметров пять. Полз быстро, выбрасывая одну за другой лапки. Не паук, а тарантул какой-то. Схватив полотенце, она смахнула паука на пол и наступила на него ногой. Ей показалось, что он лопнул с таким звуком, как будто она наступила на сочную, крупную сливу. От чувства омерзения сжалось сердце.

Когда солнечный августовский луч ласково погладил ее по лицу, она открыла глаза, взглянула на часы и, отказавшись от обычной манеры еще минуток десять–пятнадцать понежиться в постели, тут же вскочила. Сегодня она уезжала в отпуск ранним дневным рейсом, а нужно было еще собираться. Приняв душ, вошла в кухню, захватив швабру, чтобы убрать мерзкое насекомое. Но кафель был чист, и на полу не было никаких следов от раздавленного паука. «Приснилось! — подумала она, и сердце забилось часто и тревожно, будто предчувствуя какое-то непоправимое несчастье. — Фу, какой противный сон! Да еще перед дорогой!» Радостное настроение яркого солнечного утра сменилось необъяснимой ноющей грустью, будто под ложечкой что-то подсасывало.

Калерия не была суеверной, в сны не верила, но несколько раз в жизни ей снились сюрреалистические сны, предвестники неприятных изменений в жизни, и главное, они всегда сбывались. «Опять ждать какой-нибудь гадости?» — подумала она. Но, взглянув на часы, быстро поджарила омлет с горошком, сварила кофе, вымыла посуду и начала собираться. В хлопотах забылось и тревожное настроение. «Глупости все это! Все будет хорошо!»

Самолет приземлился в Адлере точно по расписанию, минута в минуту. Необычно быстро выдали багаж, а перед зданием аэровокзала уже стоял автобус на Пицунду, который должен был отправиться через двадцать минут. Автобус шел с большой скоростью, которая не снижалась даже на крутых поворотах, проехали мост через Псоу, мелькнула Гагра. В Гагре море немножко штормило, но это не огорчило Калерию. Пицунду надежно защищал от шторма мыс. Она останавливалась у одной абхазской семьи уже лет пятнадцать. Поздоровалась с хозяйкой Светланой, вручила ей подарки для всей семьи — у той был сын и две красавицы-дочки «на выданье» — переоделась и, напевая, легким шагом отправилась на пляж. По канаве, как обычно, важно прогуливалась свинья — матрона с дюжиной разноцветных поросят, нежно розовых, серых, полосатых и даже почти черных. Матрона спокойно похрюкивала, что-то объясняя своему потомству.

На пляже тоже царила обычная мирная жизнь. У самого берега под тентами или просто на надувных матрасах расположились загорелые любители солнца, под соснами сидела и лежала публика, не желающая отдать себя целиком обжигающим лучам светила. Час великого переселения народов к морю еще не наступил, солнце светило еще ярко. Вся пицундская московско-киевская компания была в сборе и мирно нежилась под соснами. Ахи, приветствия, поцелуи — и сразу в море, чтобы плыть до третьих гор.

«Нет, я сразу не поплыву до третьих гор, только до вторых, нужно потренироваться, все-таки целый год прошел!» — сказала Калерия. Чтобы увидеть третьи горы, нужно было отплыть от берега метров восемьсот. Море было почти спокойным, небольшие волны размеренно набегали на берег, освежая солнцепоклонников брызгами. Медуз практически не было.

Поплавав часок, Калерия растянулась на матрасе и в ту же минуту отдалась в объятия Морфея. Спала она недолго, крепко, без снов. После праздничного ужина с сотэ из жареных баклажанов, помидоров, перца и картошки, с фирменными Лялиными бутербродами и парой бутылок любимого вина «Псоу» и «Твиши», вся компания снова отправилась на пляж на вечерний заплыв при чарующем свете прожектора, который скользил по морю и горам. Пограничники были на посту. Все было спокойно и мирно. Иногда ночная бабочка попадала в луч прожектора, и тогда она вспыхивала серебристым сиянием, будто елочная игрушка, освещенная огнями гирлянды. А если прожектор настигал какой-нибудь теплоход на горизонте, то он парил в воздухе, как легендарный летучий голландец, только серебристо-снежный и совсем крошечный, чуть больше бабочки.

Прожектор погас, но время близилось к полнолунию, широкая лунная дорожка протянулась через бухту, наискосок. Начался лунный заплыв. Капли воды фосфоресцировали, падая с рук при гребках. «Жизнь прекрасна и удивительна!» — произнесла Калерия в полной тишине, перевернулась на спину, положив руки под голову и приподняв носки ног над водой, вытянулась прямо вдоль лунной дорожки. Почти полная луна весело смотрела вниз и, как показалось Калерии, улыбнулась ей чуть насмешливо.

Незаметно быстро пролетела первая неделя. В воскресенье после полудня, когда она забежала домой пообедать, Светлана протянула ей телеграмму. «Срочно возвращайся тчк Тебя отзывают из отпуска Антон». Калерия погрустнела, почему-то сразу вспомнив мерзкого паука.

«Завтра улетаю. Что-то случилось на работе. Шеф не стал бы меня вызывать, потерпел бы недельку», — сказала она Светлане. Та сочувственно развела руками, дескать, ничего не поделаешь.

Вечером в кухне, когда они с Лялей готовили отвальную, Калерия грустно проговорила:

Ты знаешь, я так и думала, что у меня что-то случится. Опять видела сюрреалистический сон. А для меня это всегда предвестник несчастья.

Ну, и что за сон?

Первый раз я увидела такой сон на пятом курсе, в канун распределения. Тогда решался вопрос с аспирантурой, оставят или не оставят. И вот мне снится, что я собираюсь идти на какой-то бал. А у меня было платье нежно-голубое, с широкой юбкой и большим многослойным белым капроновым воротником. Стою перед зеркалом, достаю платье, а там вместо белого воротника широкий прозрачный, но черный шарф. Я его беру, разматываю, а он никак не кончается, ну, метров десять длиной. Наконец, вытащила весь шарф, а в шкафу черные лоскутки, обрезки из материала шарфа. Проснулась в холодном поту, не понимая, во сне это или наяву. Ну, и начались проблемы с распределением… Да ты это все знаешь. Давно это было, а вот ощущение опустошенности и неотвратимости надвигающейся гадости помню до сих пор.

Ляля усмехнулась, продолжая тоненькими слоями нарезать огурцы и помидоры для бутербродов.

Ну, раз лоскутки были, то все плохое судьба должна была разметать.

Ляля, ты же знаешь, я не верю в сны, но это наитие, на уровне подсознания. Как будто судьба предупреждала быть готовой ко всему. А второй сон я никогда не смогу забыть, наверное. Ты помнишь мою первую любовь? Я вас знакомила.

Еще бы не помнить! Такого мужчину не забудешь, как ни старайся, — в ее голосе прозвучали саркастические нотки.

И вот мне снится сон, что он приходит ко мне и спрашивает, когда мы пойдем покупать мебель. А на кафедре целый день накануне обсуждали его предстоящую свадьбу. Я не понимаю, какую мебель, для чего. А он берет меня за руку и говорит: «Для нашего дома». Наклоняется, целует мне руку, а его рука вдруг начинает сжиматься. Становится все меньше, морщинистая, чернеет, лица не вижу, только рука мумии держит меня за руку. А я говорю: «У тебя нет сердца!» И с ужасом просыпаюсь.

Ну, что сердца у него не было, это ты точно подметила, подсознание оказалось проницательнее тебя.

Такова наша женская доля, — улыбнулась Калерия. — Первая любовь. Что было, то было. Первая, да еще и с первого взгляда. От судьбы не уйдешь. Ну, вроде бы все готово, можно накрывать на стол.

А как же последний сон? — спросила Ляля. — Что на этот раз?

А на этот раз огромный паук, как медуза, круглый, с лапками, только весь черный. Ну прямо-таки по Гойе: «Сон разума рождает чудовищ».

И она рассказала в подробностях о сне, в котором так явственно видела паука, что утром пришла даже убирать его останки.

Ну, тогда все кончится хорошо, раз ты его раздавила. Все невзгоды победишь, хотя видеть паука во сне — это к зловещему известию. У меня бабушка была мастерица разгадывать сны.

Хорошо-то хорошо! — ответила ей Калерия. — Но лучше всего было бы еще недельку покупаться и поваляться под соснами. Ан, видно, не судьба.

Встав в шесть часов утра, еще до восхода солнца, она пошла на море, чтобы последний раз искупаться перед дорогой. Традиция была такая — привозить домой мокрый от морской воды купальник. Было еще темно. Она села на гальку, задумчиво глядя вдаль то на море, то на восток, — на горы. Небо за горами слегка порозовело. Внезапно в горах у подножья деревьев вспыхнул огонек, как будто невидимый лесник закурил сигарету. Это первый луч солнца пытался прорваться в бухту к морю. Огонек вспыхивал то здесь, то там, превратился в костер, пламя которого разрасталось и уже лизало стволы деревьев. И вдруг весь лес вспыхнул пожаром, а над горами появился край солнца. «Пора купаться — и домой».

Ей опять повезло. В самолете были свободные места, около двенадцати часов она прилетела в Пулково и, оставив багаж в камере хранения, прямо из аэропорта поехала в институт.

Вы уже знаете наши печальные новости, Калерия Ивановна? — спросила ее секретарь директора.

Еще нет, даже не представляю, что могло случиться.

Ваш шеф попал в автомобильную катастрофу, масса переломов, черепная травма, так что месяцев на семь вышел из строя. Но угрозы для жизни, говорят, нет.

Слава богу, хоть так, — грустно произнесла Калерия. — Так что, опять Ангарск?

Да, билет вам куплен, гостиница забронирована.

«Вот и не верь снам!» — подумала Калерия, выходя от секретаря с командировкой в руках.

 

Санкт-Петербург