Журнальный мир

«Сегодня мы пойдем в гости к моей подруге. Она — Старая дева», — сказала мама. 

Мне сразу стало не по себе. Я не раз слышала мамины разговоры по телефону, где она о ком-то говорила: «Осталась Старой девой». Я представляла себе некрасивую тетку с блеклыми волосами в серых или коричневых чулках. Они были как у бабушки — советские, плотные, рифленые. Тоже некрасивые. И заштопанные. Старая дева была сутулой, в очках и слегка прихрамывала. Еще у старой девы в моем понимании обязательно должен был быть крючковатый нос, скрипучий голос — она недалеко ушла от Бабы Яги. Такие никому не понравятся, и никто на них не женится. 

То ли дело моя мама-красавица и ее милые подружки. Все они — с высшим образованием. Умные. Могут часами говорить про математику и Муслима Магомаева. Еще про Пикуля, Фейхтвангера и Ирвина Шоу. Незнакомые мне тогда еще имена я на слух заучила наизусть. Но о чем бы ни говорили — все заканчивается разговорами о нас, о детях. Хорошо ли Лиля играет на пианино, Саночка — на скрипке, достаточно ли спортивен Валерик и так далее… Интересно подслушивать, а потом обсуждать. Мы-то себя видим совсем не так как взрослые, а особенно — мамы.

 Я пошла собираться. Надела любимое платье — синее в белый горошек. Попросила маму сделать высокие хвостики и повязать их белыми бантами — надо же этой Старой деве показать, как должна выглядеть нормальная женщина — та, которая за собой следит. Мне всегда нравилось дразниться — почему бы не подразнить эту обделенную судьбой несчастную. Надо же — никто замуж не берет. Моя мама и та, хотя и поздно, но вышла замуж и меня родила. А эта… Я начала считать, сколько Старой деве лет. Если она мамина ровесница — то ей уже вряд ли «светят» какие-то дети. Тогда не было принято рожать поздно.

«Мама, — сколько лет Старой деве?» — спросила я.

«Не вздумай ее так называть, — велела мама. — Она чуть постарше меня. И у нее есть младшая сестра. Та замуж вышла. А этой — так не повезло!»

Мама моя — еще раз скажу — с высшим образованием. Говорит, что для женщины самое главное — окончить ВУЗ. Только вуз в мамином понимании означает не «высшее учебное заведение», а «выйти удачно замуж». Папа наш считает, что удачно — это когда его дочки останутся независимыми. Я думаю над тем, как это. Ведь если выходишь замуж, все равно, в любом случае, зависима от мужа. И он от тебя. И ничего плохого в этом нет. Зависеть от любимого человека — это же здорово! Наверное, чего-то не понимаю.

Мы взяли с собой разные вкусности (мама с утра крутилась на кухне и что-то пекла)— не идти же в гости с пустыми руками — и поехали. Приехали в одесский двор, который казался очень аккуратным, оттого что везде висели светлые мокрые простыни. Утром тут явно была большая стирка, а теперь пахло свежестью и чувствовалась прохлада. И мы осторожно, чтобы не запачкать эту чистоту, прошли в дальний левый угол двора, где белая дверь вела на застекленную веранду. Встретить нас вышла миловидная опрятная женщина с темными волосами, а на террасе сидела хорошо воспитанная строгая одесская дама — уже седая. Было видно — мать и дочка. Мама и ее подруги явно близко знали пожилую даму — все обнимались, болтали, смеялись, накрывали на стол. Милая скромная хозяйка принесла свой пирог. Надо же — на ней тоже было синее платье. Оно ей шло больше, ведь она была брюнетка, не светленькая, как я. Я так залюбовалась ее плавными движениями, а потом так увлеклась вкусным, вишневым пирогом, что совсем забыла, к кому и зачем мы сюда пришли. И лишь повеселив маминых подружек своим фирменным смехом, после чего мне привычно сказали, что работать такой девочке нужно лишь в цирке, поняла, что какое-то лишнее знание мне мешает. Что-то меня мучает. Какой-то нерешенный вопрос…

  «Мама!» — громким шепотом позвала я, но мама отмахнулась и сказала, чтобы я не мешала. Нужно сказать, что когда мама щебетала со своим подружками, оторвать ее от этого занятия было невозможно. Как любая одесситка, она целиком отдавалась разговору. Вывести из этого состояния ее могла лишь какая-то экстренная ситуация, но таковой не наблюдалось. Я не падала, ничего не царапала, меня никто не обижал, и вообще была на виду. 

Послонявшись по двору, проверяя как быстро сохнут простыни, поиграла в классики и захотела домой. Но никому это было неинтересно. Съела еще кусок пирога. Выпила ситро — так тогда называлась газировка. Погладила собаку, порвала в палисаднике два цветка. Обо мне все забыли. Погрустила, порешала про себя задачки, вспомнила таблицу умножения и подумала о Сашке Ковалеве — мне очень нравился этот мальчик, живущий по соседству у нас на даче, но я для него была слишком мала.

Женщина в синем платье подошла ко мне, взяла за руку и повела на веранду. Там она предложила мне поиграть в игру «мама распутай нитки». Нужно было в определенном узоре обмотать нитки вокруг пальцев, а другой игрок должен был их «переснимать». И тогда получался новый красивый узор, который никогда не повторялся, как картинки в калейдоскопе. Но, если с калейдоскопом у меня всегда получалось без проблем — просто крути его и смотри, то играть идеально в «мама распутай нитки» — практически никогда. Мои руки были просто не созданы для этой игры. Однако, вместе с этой напарницей каким-то волшебным образом мы проиграли дольше, чем обычно. Она мне рассказывала истории, я отвлекалась, смеялась. А игра словно шла сама собой. Я даже не успела удивиться — почему мамы, когда собираются вместе, играют с нами так мало или вообще не играют, а вот у этой женщины есть так много времени, чтобы провести его со мной одной. Ведь других детей в этот день с нами не было. Но спросить о том, есть ли у хозяйки свои дети, я постеснялась, да и не успела, потому что устала и захотела спать. И, когда мои глаза уже слипались, мама, наконец-то, сказала, что все идут домой.

Дома, уже переодетая в пижаму, я вспомнила важную вещь, которая не давала мне покоя. Прикоснувшись головой к подушке, я сонно пробормотала:

«Мама, а Старую деву мы так и не встретили. Почему вы меня не отвели к ней. Думали, что испугаюсь»?

Мама в ответ рассмеялась и сказала, что Старая дева — это и есть та самая милая женщина в синем платье, с которой я провела так много времени. Еще и поблагодарила меня, что я не задала этот вопрос при всех ее подругах и не поставила в неудобное положение. Знала, что я могу.

От удивления у меня даже сон прошел. Я села на кровати и попыталась понять — как это такая приятная, скромная, спокойная и добрая — и не вышла замуж? Она же красивее многих других и даже некоторых маминых подруг. И такая воспитанная. И одета более тщательно и аккуратно. И говорит таким приятным голосом. И играть с ней так хорошо. Как же она может быть не замужем? Куда смотрят эти мужчины? У многих такие неприятные страшные жены. Некоторые из них — как Баба Яга. А вот такая… 

Задачка никак не решалась у меня в голове. И в конце концов я уснула, приняв решение назавтра спросить об этом папу. Что им мужчинам надо?