Стихи

Стихи

ИГРАЛИ СИМФОНИЮ МАЛЕРА

 

После прослушивания симфонии Малера №9, исполненной Лондонским симфоническим оркестром под управлением Саймона Рэттла, в апреле 2018 года в Ганновере.


Играли симфонию Малера. Маялась 
симптомом весны внутривенных музык 
вся суть филармоний Саксонских, и маревом
сам бог безбилетный под купол проник.

Врезались смычки в нежной плоти субстанции,
 
а в центре стихий дирижёр-капитан 
то вдруг тишиной дирижировал с грацией, 
а то вдруг с гранатой бросался под танк.

И я тут – раба этой музыки чувственной,
 
где тёплым казалось дыханье галер, 
в апрельском Ганновере, вечностью устланном, 
и лоб капитана под гривой потел. 

Молчите, литавры и дробь барабанная, 
трубой завершите камланье войны 
меж духом и плотью под музыку странную! 
А бог испарился в портал тишины.

 

 

КВАРТЕТ

 

По следам квартета Шумана 
Op.47 мибемоль мажор.


Услышать Cantabile и всплакнуть. 
В чувствительных высказываньях скрипки, 
в мажорных волнах полифоний зыбких 
уразуметь, что значит жизни суть. 

Ещё вначале, в глубине идей, 
где выверена форма, стиль отточен, 
рождался зрелый Шуман летней ночью,
уже не ученик, ещё ничей…
 

И как доходчив бытовой романс, 
как музык песенных его понятна свежесть, 
а звучных Scherzo ветерок бодрит и нежит,  
к финальным «браво!» направляет дилижанс. 

В очарованье артистической судьбы, 
я не дышу. И только слышу ветер 
его аккордов. Так они живут на свете – 
его творенья музыкальной ворожбы.

 

 

СЛАВЯНСКИЕ ТАНЦЫ ДВОРЖАКА

 

На украинскую «Думку»*, в хороводах дум и танцев, 
у пастушеской овчарни, омываемой рекой, 
я свою настрою душу. Я не вижу иностранца 
в лике Дворжака. Я знаю: этот парень – точно свой! 
 
Так же чувствовалось в Праге, у простой твоей могилы, 
милый Дворжак, бедный гений, поцелованный судьбой. 
Вышеградского погоста жуткий холод. Серп и вилы 
королевы чешской юной. Холм над Влтавою-рекой. 
 
По лугам прибрежным сочным проведёт меня финальный 
танец радостных симфоний. Безмятежна пастораль. 
В этом танце чуткий Дворжак мне плетёт венок сакральный – 
о хохлацком, простодушном и живучем мне играй!  
 
Под украинскую «Думку» да под песнь высоких пастбищ 
воздух Праги-чаровницы наполняет космос мой.  
Я под музыку – не в гости (не послушав, не расскажешь), 
возвращаюсь в мир славянский, возвращаюсь я домой. 

 

 

ЗОЛОТО ПРАГИ

 

Золотом Прага отплатит тебе, 
золотом листьев на тихих проспектах, 
песнями ветра, ещё не пропетых, 
флейтой прилипших к холодной губе. 

Плазмой реки, остывающей лентой 
Влтава течёт меж осенних холмов, 
точно касается стылых умов 
незатухающим жаром легенды. 

Ахнуть, открыв безразмерность столетий, 
перетекающих в нынешний день! 
А францисканца вчерашняя тень 
Прагой бредёт, как эфир междометий… 

Золотом пива и золотом слов, 
пражским алхимиком собранных в колбу, 
Прага меня обаяет. И по лбу 
стукнет тихонько – очнуться от снов.

 

 

Я БРОДИЛА ВЧЕРА

 

Листопадами пражскими, библиотеками,  
в францисканской рубахе, верёвкой подвязанной, 
бродит муза моя и сверкает прорехами 
тех стихов, что не вовремя, дό свету сказаны. 

Несуразной строкою, трамвайными шпалами 
моя песня находит таверны подвальные, 
где по-чешски поются стихи небывалые, 
да колышется тень привиденья опального. 

Я приткнулась плечом к тем, кто бредит балладами, 
я бродила вчера акведуком и замками. 
Я наполнила душу вшенорскими ладами, 
где спасалась от жизни оленем-подранком, и
 
не приняв до конца ни верлибра, ни пафоса, 
улетаю к себе перелётною цаплею, 
по модели из стен иезуитского кампуса, 
путь себе очертив птоломеевой каплею. 

 

 

ЛЕГЕНДЫ КРУМЛОВА

 

На улочки Чешского Крумлова тени 
от замка ложатся. И мост акведуком 
вливается в Влтаву. И стон привидений 
в застенках от неупокоенных духом. 

Я тайны веков созерцаю бездонных 
и вихри легенд, и шторма интуиций, 
и пьяною тенью фигурка Эгόна* 
на улицу девок продажных стремится.  

Подмышкой – листы рисовальщика грудой 
(несметный кураж не измерить промилем!). 
Пустеет, карман оттопырив, посуда, 
и скалятся девки полотнами Шиле. 

Ещё – замурован в века император**, 
безумный, отверженный, нелюди вроде. 
А Белая Панночка лунным каратом, 
дождём метеорным по улицам бродит.

 


* Дворжак, выросший в деревне, с детства сроднившийся с фольклором, опирался прежде всего на характерный ритм, воплощающий дух народа, создающий его обобщенный образ. «Славянские танец №2. Думка», в отличие от всех других номеров, основан не на чешском танцевальном прообразе, а на украинской думке. Четырежды, постоянно варьируясь, повторяется задумчивая напевная мелодия, в которой слышатся отголоски девичьих хороводов. Ее вихревой вариант приближается к танцу моравских пастухов, носящему название «овчацка» (пастушеский). 

 

* На улице Широкой, недалеко от замка Чески-Крумлов, располагается здание бывшей пивоварни, которое было возведено в середине XVII века.

Сейчас это здание занято галереей знаменитого скандального австрийского художника Эгона Шиле, который жил и творил в начале XX столетия. Он считается одним из самых известных австрийских живописцев.

 

** Когда прогуливаешься по переулкам города, создается впечатление, что вот-вот из-за угла очередного дома выйдет навстречу рыцарь или самый жесткий представитель рода Розенбергов Юлий Цезарь Австрийский. А Белая Дама является в коридорах и на лестницах замка, своим появлением предвещая будущее. Если кто увидит ее улыбающуюся в белых перчатках, то это принесет удачу, если на ней красные перчатки, то быть пожару, а если она в черных перчатках и вуали, то это означалет надвигающееся несчастье, болезнь или смерть.