Стихи

Стихи

НЕРЕИДА

 

В приморском бранденбургском городке

и далеко ещё не «на гражданке»

вы, кажется, живёте налегке,

и время вам отсчитывают склянки.

 

Военный хлам ещё не съела ржа,

чернеют в дюнах гильзы. Но обиды

в судьбе ещё не вызрели.

Баржа —

вот новое жилище нереиды.

 

Смертельно я завидовала вам,

когда встречала, убежав с урока,

и дерзко стрекотала по кустам

такая вездесущая сорока.

 

Была на вас тельняшка. И в кудрях

ходили вы, барашковых и светлых.

Я думала, вернулись вы на днях

из долгих путешествий кругосветных.

 

Хотелось мне, чтоб недоступно вы

держались, одиноко и угрюмо.

И чтобы только каменные львы

узнали ваши тайны, ваши думы.

 

Был мой отец приметен и высок.

Вы до плеча ему не доставали,

когда под голосок Марики Рёкк

с ним в Доме офицеров танцевали.

 

Я увидала вас через окно.

Но дождик лил, и расплывались лица

танцующих. А я тайком в кино

пришла на фильм

«Индийская гробница».

 

В саду дрожал и сыпался жасмин.

Со счёту сбилась — склянки били, били.

Он вышел, оглянулся. Вы за ним

на каблучках по лужам семенили.

 

Я на барже разбила вам назло

единственную лампочку у трапа.

И в ту же ночь отмщение пришло —

ангины укрощающая лапа…

 

С осколками в береговом граните канал.

Вы мне за давностию лет

ненужные подробности простите?

Но, кажется, иных в помине нет.

 

На облаке я вижу ваши тени,

они маячат мне издалека.

К подножью льва ведут меня ступени.

И мрамора касается щека.

 

РАССЛЫШУ ЦИКАДУ

 

Какие-то твари стрекочут впотьмах

и листья шуршат, и тростник.

За то, что я пришлая в этих местах,

попала я вам на язык.

Но я не отвечу на полувражду,

постыдно накликать беду.

И доводов много в уме приведу.

Тоскливо в их длинном ряду.

 

Мой дед врачевал в четырёх областях

такой разномастный народ,

что многое о человечьих страстях

наверное знал наперёд.

Его разговорами о пустяках

не раз отрывали от дел.

Мой дед говорил на пяти языках

и мёртвой латынью владел.

 

Ни щепки — исчез кипарисовый крест,

чувяками вытоптан склон.

Бушует гордыня, пустынно окрест.

Законный не вырвется стон.

Какая скупая в округе трава!

Не пахнет лекарством полынь.

Чужие поступки, чужие слова.

Смирись, не потворствуй, остынь.

 

Расслышу цикаду — и сердце замрёт.

Колодезный ворот поёт.

И лошадь слепая на вечность вперёд

ни капли воды не прольёт.

 

НА ЗВЕРЕ ВЕРХОМ

 

При свете ночных фонарей,

в часы, когда день устает,

люблю этих спящих зверей

в саду, на мосту, у ворот.

 

Я каменный холод кудрей

не раз утепляла рукой,

когда леденил их борей

у входа в больничный покой.

 

И кто меня щёлкнуть успел

сидящей на звере верхом?

Тот снимок ещё черно-бел

и снят в освещенье другом.

 

При свете ночных фонарей,

в часы, когда день устаёт,

люблю этих спящих зверей

в саду, на мостах, у ворот.

 

КРИПТОМЕРИЯ

 

Криптомерия, прима в мордвиновских кущах,

свысока, не сгибаясь, глядит на идущих.

Что ей ветер, какой-то навязчивый бриз —

с ней не вровень высокий дворцовый карниз,

здесь никто ей не брат и никто ей не ровня.

Что ушло? — Торжества, песнопенья, часовня,

бальный зал и укромный домашний алтарь,

и пейзаж, на который смотрел государь.