Стихи

Стихи

БАЛЛАДА О ЗАТОПЛЕННЫХ КОРАБЛЯХ

 

Они ещё пахли смолой, сосной,

Медлительной влагой таёжных рек.

Потом их прогрел черноморский зной,

Просоленный парус взвивался наверх,

 

И мимо бесплотных ночных огней,

Дрожащих, омытых печалью, шли,

И бился волной опустевший рейд,

Вслепую ища свои корабли.

 

А в пристань врастал каменистый спуск,

Кривились стволы в миндальном цвету,

И ветер их гнул, а берег был пуст

И сваи держали его пустоту,

 

Но в миг возвращения, ткнувшись бортом

В расщелину бухты, как в добрую мать,

И в спячку впадая, не знали о том,

Что здесь, а не в море им умирать.

 

Слободки, калитки, колодцы, мостки,

Рыбацкие лодки — скорлупки в ряд.

И курят в убогих дворах рыбаки,

И тенью наброшен на них виноград.

 

Над морем — закат, над морем — восход,

Глухой разговор кораблей и бухт

В дрожащих огнях: тише, тише ход!

Мы входим, мы входим в родной приют!

 

В извилинах улиц без фонарей,

В расселинах балок — домишки вкривь,

И тощие руки усталых рей

Тянулись туда, паруса спустив.

 

В домишках проснутся, зажгут огни,

Начнут, суетясь, доставать из печи…

Вернулись, вернулись! Считали дни

До новой разлуки в сырой ночи.

 

Здесь жизнью звучала родная верфь,

Им матерью зыбкой была волна,

А смерть… лишь вдали им грозила смерть,

Холодное ложе морского дна.

 

Кто знал, каково разлучаться — так!

К погрузке камни! — Сдержать печаль.

Рубить отверстия! — Близок враг…

Покинуть судно! — Прощай, прощай!

 

Они умирали, закрыв собой

Холмы и овраги, бухту и верфь,

И длился их странный бескровный бой,

И бился в обшивке бесплотный нерв.

 

Ветер срывался и замирал.

Да и к чему, если всё решено?

И молча смотрел в бинокль адмирал:

Они, кренясь, уходили на дно.

 

МИНДАЛЬ

 

В этом марте опять без меня на бульваре миндаль расцвёл.

Сладко пахнет — и пчёлы гудят в вышине, наполняя слух.

Узловатой неверной тенью зацепился на склоне ствол.

Под обрывом изгиб шоссе повторяет извивы бухт.

 

Лепестки заметают редут, налетая, как поздний снег.

Где тропинка, петляя, вилась, склон зарос молодой травой.

В эполетах зелёной бронзы Тотлебен смотрит поверх

Суеты современности. Долу клонится ствол кривой.

 

А стемнеет под вечер, — когда канут в море следы зари —

В амальгаме агатовой вод и небес огни задрожат.

Лабиринтами узких улиц обозначатся фонари,

Тьму разгонят в провалах лестниц и пустотах ночных аркад.

 

Глажу выгнутый ствол, улыбаясь гудящей юной пчеле.

Ты укроешь меня светотенью, наклонишься, храня мой сон

В каменистой, сухой и чистой, бесконечно родной земле,

Там, где память, ярость и боль затихают под говор волн.

 

***

 

Когда уйдут последние трамваи

И отдалённый звон поглотит ночь,

Войдёт любовь, глухая и немая.

Её не слышно. Ей нельзя помочь.

 

Не встанешь ты на зов её безгласный,

Не распознаешь имени, и лишь,

Распятую в усилии напрасном,

Слепым прикосновеньем отдаришь.

 

И, не проснувшись, вздрогнешь от испуга.

А та, немая, поспешит уйти.

Вам не увидеть наяву друг друга,

Как двум концам трамвайного пути.