Стихи
Стихи
КОНЬ
Извив Днепра – огонь.
Степь, как картина в раме.
Почуяв Оболонь,
конь прядает ушами.
Он слышит голос Вия
и пятится, и ржёт,
что и меня до Киева
язык мой доведёт!..
АПТЕКАРСКИЙ ПЕРЕУЛОК
(фантазия на тему)
Где ночь и улица
такие, как у Блока;
шпиль, небеса проткнувший,
словно шило;
дождь моросит
и моросит уныло!..
Ряд хомутов –
подвески водостоков.
Фонарь качается,
похожий на кадило.
ТОЧЬ В ТОЧЬ ПО ДАРВИНУ
Гладкий валун обкатала не степь –
Ледники, наползая, его шлифовали.
Высоко в облаках птерозавры летали
и рычал на ползущую гадину вепрь.
В те времена лишь инстинкты спасали –
не ум, а случайностей правил вертеп,
кто из тварей не съеден, не сдох, не ослеп,
тварей много живучей в пути порождали.
По такой вот цепочке подобий в подобиях
на Земле, в результате бесчисленных вех,
понятье возникло всесильного лобби –
на Земле, где до звёзд миллионы парсек,
где ещё не зачат в материнской утробе,
но в итоге появится зверь-человек!..
ПУГНУ ИХ КАМНЕМ
Была ли у Артура Кларка вера? –
вопрос не к месту – фразу на весы
«комету Рэндла в предрассветные часы»
кладу, цитируя для вящего примера,
чтобы читатели не вешали носы
в тисках обыденности беспробудно серой,
в краях, где за рекламами фанерными
бездомно лаяли озлобленные псы,
на костылявшего оскалившись калеку
за то, что он на жизнь свою не сетовал
в местах где «ехал грека через реку»:
кто обозлил собак, оставлю без ответа,
пугну их камнем – жаловаться некому
в краях и Нового, и Ветхого Завета.
ВИНОГРАД КОНОКРАД
В заросшем саду поспевал виноград –
прозрачно темнел равномерным загаром
под солнцем, всплывающим быстро и яро:
сорта назывались Олег и Марат.
Рифмовали на ветках вороны картаво:
конокрад виноград, виноград конокрад.
Кривоногий наездник не любил маскарад,
гарцевал он без маски, морщинисто-старый.
За естественность ратовал с кислой улыбкой:
«Кривоногость дана под коня, а не под
походку морскую, – был грамотным шибко, –
не помеха морщины, чтоб взламывать код!»
Называл он подругу то штрундей, то рыбкой,
морщинистым он уродился – урод!..
* * *
Двор, помнится, был вытянут в длину –
в нем пыль расчерчено петляла в догонялки.
Скамейки, словно антилопы гну,
на них старухи – ведьмы и гадалки.
Сентябрь удушливый! – кого в нём обману,
пусть даже в дневнике я вытру двойку?
Окно зашториваю с видом на помойку
и в сон ныряю – даль идет ко дну.
КУДА СБЕЖАТЬ МНЕ?..
Ко мне слова приходят наобум.
Глаза мои, крути-верти, не Ноевы –
мой угол зрения и мой незрелый ум
шизою и отчаяньем раздвоены.
Во мне две личности, которым я не рад –
куда сбежать мне от шурум-бурум?..
Да! – я не Ной и не библейский Гад,
и достоверно, что не толстосум.
Не замыкаюсь я – ни выдоха не скрою,
ни вздоха – чуток я к речам Предтечи:
был или не был он, но думаю, что свечи
священники зажгут пред аналоем!..
ВНАЧАЛЕ ТЫ БЫЛА
Я помню город, вестибюль вокзала
и голубей на заводской трубе.
В те дни я думал только о тебе.
Тобой Артемовская улица дышала.
Твой лик светящимся я рисовал себе –
вне Слова с ним общался, что немало –
вначале ты была, а не Оно – витала
душа в несбыточном, где я ни бе ни ме.
С везухой подлой я смирился не вчера –
с моей единственною правдою немою,
воспринимаемой сегодня, как игра…
Коль это исповедь, то истины не скрою:
срастался я с разливами Днепра –
там Божий Дух носился на водою!..
* * *
Над хутором взлетал лукавый бес,
играла в прятки под луною бесовщина.
Столь гладким склон оврага был, что глина
в полнеба тёмный отражала лес.
Хатёнки в дрёме. Хрипло лает псина.
Был жарким день, как не было – исчез
он вместе с солнцем – зачехлил обрез
скуластый парубок – чубатая детина.
Луна куда-то вдруг с холма скатилась.
Слыхать мычание – мммуу, мммуу, мммуу.
Возле коровника укрыт брезентом силос.
Кум хватко тискает в хлеву свою куму.
Она хихикает, как будто подавилась.
Степная даль погружена во тьму.
ЖИТЬЁ-БЫТЬЁ
Село на отшибе – забытое
на краю ойкумены село
бессмертно скрипело калиткою
в непогоду – ветрам назло.
Здесь в июне у этой калитки
стадо блеяло вечных коз,
и как будто библейским свитком –
теплым паром дышал навоз.
Чуть поодаль виднелось озеро –
светилось зеркальным оком,
небеса нависали грозами
и росла до небес осока;
и что ни рыбак, то глыба –
кострубатый мужицкий дух,
на макуху тянуло рыбу
в октябре, журавлей – на юг!..
* * *
Асфальт выстукивая сучковатой палкой,
переходил слепой старик дорогу
шажками мелкими и шаркающе-жалкими,
уже ненужный ни себе, ни Богу.
Но я в слепце прозрел походку валкую.
Когда-то был он хоть куда матросом –
в те времена в нём подбородок Халка
ассоциировался с планом Барбаросса.
* * *
Угрюмо здесь дичает
скалистого массива
дуга, и набегает
прибой без перерыва,
но чайка слышит чаек
над языком залива.