Журнальный мир

* * *

Зависнешь на обшарпанном вокзале,

Где женщины с горящими глазами,

С авоськами, с мужьями и т. п.,

Превратности дороги претерпев,

Ругаются у кассы точно чайки.

Но царственный кассир не отвечает,

Не шевелит надменною губой,

Как будто бы он шарик голубой.

Похоже, не выходит он из транса

И зрит миры, куда не ходит транспорт.

Билетов нет, не надобен транзит.

И вечностью из форточки разит.

* * *

Вечереет. Роняют подсолнухи головы,

Будто в них темноты наливается олово.

Или золото. Не разберу.

Но подсолнечник будто кого-то сторонится,

Из-под шляпы своей никому не поклонится,

Не колыхнется на ветру.

А к нему подлетают

варвары и сенечки

Воровато полузгать незрелые семечки,

Покачаться в закатных лучах.

И пока не сомкнулся туман над пенатами,

Здесь пирует незваная банда пернатая,

У подсолнухов лица луща.

Чаепитие

У чайника с болящей головой

Причины нет для Третьей мировой,

Хотя идеи носятся повсюду,

Он — честная немецкая посуда.

Когда ты в нем завариваешь чай,

Звон ложечки, как лязганье меча,

Или печаль, а мы не разобрали.

Но женщины рыдают на забрале.

* * *

Это просто немая вода невесомости.

У нее никакого стыда и ни совести.

Отхлебнешь, и помашешь рукой, и поехали.

Только космос такой — телевизор с помехами.

Стоп-сигналы комет аварийно-погашены.

На параде планет мы флажками помашем ли?

Это просто немая вода, это вакуум.

И плывешь в никуда, объясняешься знаками.