Стихи
Стихи
* * *
Немало их в конце концов.
И в этой адской смеси
У них на всех одно лицо.
Твое лицо — не смейся.
Твои глаза, твой острый нос.
Иначе к ним не льнул бы.
Целуя пряди их волос,
Тебя целую в губы.
Воруют у тебя они
Духи, помаду, тени.
У всех у них твои ступни.
У них твои колени.
Характер твой и твой прищур,
Твои у них причуды.
Но я никак им не прощу,
Что мне не по плечу ты.
* * *
Автобус. Девочка с айфоном.
Бомжи несут сдавать картон.
И от Собора долгим звоном:
Динь-дон, динь-дон, динь-дон, динь-дон…
Старушка с палочкой. Рэнж-Ровер.
Собачка клянчит колбасу.
Всем на Земле раздали роли.
Динь-дон, — не смей ронять слезу.
Сарай. Бараки. Новостройка.
Брусчатка. Пар. Открытый люк.
И переполнена помойка.
Динь-дон, динь-дон, — все громче звук.
Мороз. Протянутые руки
Цыганских женщин и детей.
Динь-дон, динь-дон, — по всей округе.
Динь-дон, — ронять слезу не смей.
Ступени. Золото. Иконы.
Снимай ушанку — бей поклон.
Прими судьбу свою покорно.
Динь-дон, динь-дон, динь-дон, динь-дон.
* * *
Мне снился мой велосипед —
Складной видавший виды «Аист».
Как будто я на нем катаюсь.
Как будто мне двенадцать лет.
Дороги пыльной полоса
Мне тоже снилась ночью этой.
Как будто день. Как будто лето.
Как будто я открыл глаза.
А на багажнике моем,
Поджав колени, ехал Боря.
Как будто он еще не болен
И покидать способен дом.
Всю ночь мы с ним с горы неслись,
И непрерывно хохотали.
А я крутил, крутил педали,
Опередить пытаясь жизнь.
* * *
Не плачет девочка в автомате.
Для драмы годы уже не те.
Презервативная на Арбате
Сияет вывеской в темноте.
У всех смартфоны. Какие будки?
Какие чертовы провода?
Ей даже снится порой, как будто
Москва такой и была всегда.
Какое эхо восьмидесятых?
Жалеть о прошлом — не вариант.
О чьих-то душах недообъятых
Поет ей уличный музыкант.
И он как будто ее ровесник,
И молод так же.
«Тебя как звать?» —
Она кидает ему за песню
Сто рэ, а он ей: «Спасибо, мать!»
* * *
Дорога — пыль. Дорога — снег.
Цветы на ней найдешь едва ли.
Я прочь уехал от печали.
В вагоне — пьют. В вагоне — смех.
Постель прописана в билет.
В окне — дома. В окне — посадки.
Во мне — туманные догадки,
Что счастья не было, и нет.
А проводница гасит свет.
Она — здесь власть. Она — здесь сила.
Она вчера меня спросила:
«А ты случайно не поэт?»
Я открестился: «В наш-то век
Какие могут быть поэты?»
Все на Земле уже воспето.
Дорога — пыль. Дорога — снег.
* * *
Оставленный тобой в начале марта,
По таящему снегу налегке,
Как будто проигрался крупно в карты,
Иду. И тяжко разве что в башке.
Фиаско — это тоже ведь начало
Чего-нибудь, — меня утешил друг.
Ах, лучше бы ты целый день кричала,
Чем так вот, молча. Так вот, как-то вдруг.
А снежное болото под ногами
Для города не более, чем блажь.
Я был с тобой настолько моногамен,
Что стер контакты всех Полин и Даш.
Теперь освобожденное пространство
Пустует. Только чем его заткнуть?
Мной пойман взгляд. Случайный ли? Ну, здравствуй,
Мое начало для чего-нибудь.
* * *
Он не то, что одет не по моде,
Он о ней и не слышал, зато
Леонид регулярно приходит
К нам на каждое наше ЛитО.
Он не пишет стихи или прозу.
Он седой, как декабрьский лес.
Леонид задает нам вопросы,
Провожает домой поэтесс.
Он несет и свое, и чужое,
И порой, раздражает, да так,
Что однажды Антоненков Жора
Леониду сказал: «Вы — дурак!»
И Марина Сергеева тоже
Леониду возьми да скажи:
«Вы немного на черта похожи!
Не нужны на ЛитО нам бомжи!
Вы ни в рифмах, ни в ритмах не дока!
Не влезайте-ка в наши дела!»
В общем, как-то довольно жестоко
Леонида она прогнала.
Он ни разу с тех пор не являлся.
Да о нем и не вспомнил никто,
А весною нашли водолазы
Леонидово в речке пальто.
Молчалив был Антоненков Жора,
А Марина пустила слезу.
В общем, выдался вечер тяжелым.
Расходились в десятом часу.
И покуда поэты из вида
Во дворах исчезали глухих,
Мне почудилась тень Леонида,
Бормотавшая наши стихи.
* * *
А ночами к Ивановым от Иванниковых
К таракану приходила тараканиха.
Пахла медом и корицей, расфуфырена.
То халвы кусок притащит, то зефирины.
Вот сидят, жуют часами втихомолочку.
Что останется — запасливо на полочку.
Предлагал у Ивановых он остаться ей, —
Уходила — провожал до вентиляции.
Долго думал, шевеля усами рыжими,
А потом в кладовке прятался за лыжами
Возле банок с огурцами и капустою,
Всем хитином одиночество предчувствуя.