Стихи

Стихи

ВХОД И ВЫХОД

 

Все равны, как на подбор,

С ними дядька Черномор.

А. Пушкин

 

Жизнь – в тёмной подворотне драка,

Жизнь – чёрных дней и лет гряда,

Жизнь – чёрной немочи припадок,

В которой бьёшься, как судак

На водных бьётся перекатах,

Когда несёт туда-сюда,

И – то накаты, то откаты,

И так до Страшного Суда!

И – словно одичалый предок,

Идёшь в неведомый простор,

И остаётся напоследок

Один больничный коридор!

Но – может быть – он не последний,

Ещё не вечер на дворе,

Когда идёшь, как немочь, бледный,

К своей Чернеющей дыре!

И – может быть – совсем неплохо,

Что в новый путь идти пора.

Пускай окончилась Эпоха,

Осталась Чёрная Дыра!

Иль это выход из полетья

Земных кромешных дней и бед,

А – может – просто вход в бессмертье

Из бесполезных смертных лет,

И – в неоткрытых сто америк,

А – не в какой-то чёрный мор?..

И – может – нас на новый берег

Выводит дядька Черномор!

 

 

МАТЬ ГРОЗНОГО

 

У Глинской – татарские скулы

И нежная поступь Литвы…

Как серые очи сверкнули

Со звонниц враждебной Москвы!

Над солнцем вериги взлетают,

Юродивый что-то орёт…

Литвиночка, внучка Мамая,

Свой страшный подарок несёт!

 

 

СЕВЕРНЫЕ ГУСИ

 

Раскрылся ледяной Сезам,

И вновь дохнуло Русью,

То прилетели в гости к нам

Хрустальных сказов гуси!

На крыльях зиму принесли

Они, осев на Юге.

На них – все льды родной земли,

Вьюнами вьются вьюги!

Но пригляделся к ним в упор,

Лишь крылья отшумели,

И не нашёл мой южный взор

На них гульбы метелей!

И, кажется, сходил с ума

На тёплом нашем Юге.

Птиц вопрошал я: «Где зима?

Где ныне вьются вьюги?»

И словно снежный человек,

Что без снегов остался,

Шагнул я в двадцать первый век,

На гибель, может статься?!

И хоть на Севере рождён

Июньским Воскресеньем,

На Юге в слякоть превращён

Глобальным потепленьем!

Нет, где б ни находился я –

На Севере иль Юге,

Во мне досель зима моя,

И вновь гуляют вьюги!

 

 

ДВА ГОСТЯ

 

О, как слова мои летели,

Но пальцы рук соединя,

Они, блаженные, сидели,

Почти не слушая меня!

 

К нему замужняя прижалась,

Он – про разлучный пел Нарым:

«Металась женщина! Металась!» –

Читал я загулявшим им.

 

И было чуточку неловко,

И – за все годы немоты

Выплясывала татуировка:

«Будь проклята, Татьяна, ты…»

 

 

ПРОВОДЫ ДУШИ

 

Один в костоломнейшем мире,

Скелетный свой остов кроша,

Тревожно сную по квартире,

И чую – отходит душа.

 

Неужто последние ласки

Провалятся в тартарары,

И буду зубами я лязгать –

Игрок, что уже вне игры!

 

Сегодня мне тридцать четыре,

И вижу – зияют в дали

И чёрные дыры в эфире,

И волчии ямы земли.

 

Душа на тревожном закате

В чужое плывёт бытиё,

И манит меня, как лунатик,

Лишь отсвет прощальный её.

 

Неужто смертельное близко

И дышит мне в спину уже,

И срамно, и сладко, и низко

Качаться на рдяной душе!

 

 

ДВЕ ГРАНИ

 

Ты – от меня была за гранью,

Я – от тебя за гранью был,

Земными гранями изранен –

Лишь по небу к тебе я плыл!

И мы с тобой две эти грани,

Как притяжение Земли,

Поверх границ и расстояний

Путем небесным перешли!

Нет, плыли не путем небесным,

Любви подранками кружа,

Земли перешагнули бездны,

Ступая по её ножам!

И шли в сплошных осколках боли

И гнулись, словно ковыли…

Друг к другу – в кровяных мозолях

Ступни разбитые дошли!

 

 

ПРОЩАНЬЕ СО СТАРЫМИ ДРУЗЬЯМИ

 

Когда друзей терять не страшно,

Когда распался человек,

Когда отходит день вчерашний,

И новый – двадцать первый – век

 

Уже во все виски стучится,

Совсем немногим отдалён,

Но может вовсе не случиться,

Как слишком натуральный сон!

 

Когда заходишь по привычке

В невинной памяти дома,

И детства тоненькие спички

Дрожат…

В подъезде полутьма…

 

И что-то странное бормочешь,

И видишь призрачный музей,

И восковой фигурой входишь

В Круги потерянных друзей,

 

И постепенно цепенеешь…

Они проходят сквозь тебя,

Но никого позвать не смеешь:

Твоя судьба не их судьба!

 

Лишь провожаешь, сумасшедший,

Тихонечко сходя на нет,

Своих друзей – своих ушедших

В холодный лестничный просвет…

 

 

ПРОСИТЕЛЬНЫЙ ОТКАЗ В РЕДАКЦИИ

 

О, поколенье пред закрытой дверкой,

Родившееся в пятьдесят восьмом, –

Лишь взгляд всё понимающей еврейки,

Сидящей за редакторским столом,

 

Остался нам от времени былого,

Как моря мёртвого последний всплеск живой, –

Просящий снисхождения земного

Всей ироничной скорбью мировой…