Стихи

Стихи

«Александр Раевский русский поэт.

Этими двумя словами, по сути, все ска­зано.

Лучшие стихи Александра Раевского,

написанные за сорок лет,

останутся в силе и правде».

А.Г. Балакай,

доктор филологических наук, профессор.

 

НА РОДИНЕ

 

Опять на плетень раскудахталась верба,

И тени бегут по траве…

И август, играя безбрежием хлебным,

Так густо шумит в голове.

Проснешься и видишь:

Проносятся птахи,

Купается день в лебеде.

И снова мальчонка в цветастой рубахе

Бежит к недалекой воде.

На ляге домашние гуси гогочут,

Роняют на волны перо…

И сердце в зеленом;

И вовсе не хочет

Гадать и болеть наперед.

И грех убиваться, что в чем-то обижен,

Что чем-то нескладно житье,

Коль эта картина дороже и ближе

Любых репродукций с неё.

 

СИБИРЬ

 

Где родиться – ты не выбирал.

Для кого-то глухая окраина,

Для тебя же – единственный рай,

Только он за грехи забураненный.

 

Нефть да уголь, да снег по воде,

Нищета да судьбина острожная,

Но ты знаешь, что это Эдем,

Только он до поры замороженный.

 

Ты устал, ты не вечный жилец,

За спиной лишь равнина безликая,

Но не надо об этом жалеть,

В сердце тайна мерцает великая,

 

Минут годы, сойдет мерзлота.

И душа с наднебесий вернётся

К изумительным, белым садам…

И тогда от всего отдохнётся.

 

* * *

Кружится слегка голова.

Балконы, трамваи, фигуры,

Ограды, дома, дерева –

Ценнее старинной гравюры.

 

Замрешь, покидая порог:

Какими опишешь словами

Рассвет и морозный парок,

Оранжевый от дыханья!..

 

Туманен серебряный мост.

Вдали куполок пламенеет.

А башенный кран, как вопрос,

Над замершей стройкой немеет.

 

Еще не замерзла река,

Исходит клубами густыми …

На площади, сонной слегка,

Отчетливый памятник стынет.

 

У здания школы – снегирь,

Желанный, как яблочко саду.

Иду по Кузнецку. Сибирь…

А кажется – по Ленинграду.

 

КРАСНЫЙ ВЕЧЕР

 

Что удалось - не удалось…

А ты вздохни усталым вечером.

Рентгеном красным

все насквозь

Тепло и горестно просвечено.

 

Тот свет в неведомый конец

Неслышно, медленно ступает…

И суть вещей, и стук сердец

Сквозь оболочку проступает.

 

Пылают главы облаков,

Прозрачны души их былинные.

Березы - жгучие с боков,

А тени - тихие и длинные.

 

Мы замираем в этот час,

Земли случайные прохожие,

И легкие трепещут в нас

На крылья бабочек похожие.

 

И что сбылось и не сбылось –

Судьбою каждого отмечено,

Печалью высшей все насквозь

Тепло и бережно просвечено.

 

ДЕРЕВО ВЕЧНОСТИ

 

Раздвинув столб вселенского пространства,

Вознёсшись выше всяких облаков,

Стоит оно – могуче и прекрасно!.. –

И ствол окован кольцами веков.

В ветвях его гнездятся только звёзды,

Хоть проросло из зёрнышка-Земли…

Молчит оно. Его молчаньем грозным

Пропитаны ветра и ковыли…

В тени его незримой млеют дали…

И – как напоминанье о Суде –

В корнях лежат замшелые скрижали

И Книга человеческих судеб.

 

* * *

Безумный мир ещё чадил,

Кровянил в смертном беспорядке,

А я по краешку ходил,

На жизнь поглядывал украдкой.

Не состоял, не воевал –

Хранилось наше поколенье…

Не ведал, не осознавал,

Что это Божье провиденье:

Стране, истерзанной войной,

Тогда давалась передышка…

Ни над войной, ни над страной

Я не задумывался слишком.

Беспечно юность подгонял,

Как банку ржавую пиная,

И ждал, и ждал свой идеал,

Тебя – иная, неземная!..

Лелеял в сердце и в мозгу,

Что это всё-таки случится:

Бродить мы будем на лугу

По василькам и медуницам…

Мечтал: продлится на века

Пора счастливого цветенья,

И отразится в облаках

Двух душ и тел переплетенье!..

Но так уж вышло, что ко мне,

Как тот глоток во время жажды,

Твой образ лунный в странном сне

С небес явился лишь однажды.

Кипела чаша бытия,

И луг нас ждал – душист и светел,

Но слишком поздно, грусть моя,

Среди земных тебя заметил.

Пока вострил своё стило,

С судьбой играл до беспредела,

Украдкой счастье обошло,

Ну, ни ресничкой не задело!..

Печаль моя! Моя звезда!

Хоть усмехнись, хоть возрази мне,

Но ты безумно молода,

Я безвозвратно многозимний.

Грядут иные времена,

Другие вырвутся на воздух,

И все забудут про меня,

Когда уйду бродить по звёздам.

В краю забвений и разлук

Зашелестит трава иная…

А ты ходи, ходи в тот луг,

Меня украдкой вспоминая.

 

ОСЕННИЙ ЛОГ

 

Здесь воздух сумрачен

и плотен.

И дым погожих вечеров

Сквозит величием полотен

Венецианских мастеров.

 

Взойди на пажити крутые,

Не очаруешься сперва:

Темны

Деревья золотые,

Черна

Зеленая трава.

По склонам – облачно

и грустно,

Ни отголосков,

Ни жилья…

Окаменевший пласт искусства

В тяжелой раме бытия!

 

…Но глянет солнышко и сразу

Весь мир до дна озолотит,

И, неожиданно для глаза,

Сорока низом пролетит…

 

ЗИМНЯЯ ТРАВА

 

У околка санный след по пояс,

Над окошком изморози шёлк…

Разумом и сердцем успокоясь,

Я домой тихонечко пошёл.

Мне теперь и годы – не примета,

Мне и смерть отныне – не предел.

В глубине стеклянного рассвета

Я увидел то, что захотел:

Где пугливы розовые снеги,

Там,

в своем желании права,

Тени стеблей выдав за побеги,

Улыбнулась мёртвая трава.

 

СЫРЫЕ ДНИ

 

Крыши снулых деревень,

по полям тоска зелёная;

Тучи сплошь и набекрень,

виснет мжа, на вид солёная…

 

Кто-то спит, а кто-то пьёт,

от безделья кто-то мается,

Кто-то с вдовушкой поёт,

сладким прочим занимаются…

 

«Кто-то», «кто-то» – по стеклу

лупит скука монотонная;

Плющит душу, сеет мглу,

давит сырость многотонная…

 

Хватит! К берегу спущусь,

cъеду юзом к стылой речке,

Душу в ней прополощу

и вернусь… скулить на печке.

 

ДЕТСТВО

 

По канаве – лопухи, лопухи…

За канавою ковром – лебеда.

Растеряли своих кур петухи,

Ни квохтанья, ни пера, ни следа.

 

От жары сухой плетень – серебром.

Хмель с козявками на том серебре;

Как рубахи, облака за бугром,

И дырявый чугунок на бугре…

 

В холодке лохматый псина с утра

Дразнит улицу большим языком.

Мать подойники готовит: пора –

Скоро летушку звенеть молоком.

 

И с какой-то погремушкой в руке,

Понимая этот пестрый мирок,

Как на троне, ты сидишь на горшке,

Раз-два-летний деревенский царек.

 

* * *

Оx, в моей деревне… ох!

Сообщили – пёс издох.

Мать писала: «Сена вволю.

Зорька телочку сулит.

А вот Жук рехнулся, что ли –

Днем не лает, ночь скулит…»

 

Я смеялся, я не верил.

Думал: зверь, переживёт.

Мне не верилось, что звери

Так обидчивы. И вот…

Друг мой старый, умноглазый!

Не канючу, чтоб простил,

Я на большее согласен,

Видишь – нюни распустил;

Бей меня, собачья ревность,

Раз предатель и злодей!

 

Но неужто там, в деревне,

Добрых не было людей?

…Оказалось, всё же были –

Увели и пристрелили.

 

* * *

Огляделся – иная среда!

Приспособиться было пытался –
желтый дьявол и грош не подал…
Видно, прочно в «совках» я остался.

 

В том, что рынок – зазорного нет,
и делишки у многих не плохи.
Грустно то, что художник, поэт
в прейскуранте записаны в лохи.

 

Взбизнесился несчастный народ! –
не до скрипок да литературы…

С потепленьем глобальным грядет
ледниковый период культуры.

 

Мир потонет в деньгах и во лжи.

А духовная часть постепенно

вмерзнет в Лету. Останутся жить

похоронные марши Шопена.

 

ПОСЕЩЕНИЕ

 

Горка хрусталя. Духи в коробках.

Ниже –

книг стесненные рядки;

В целлофан обернутые, робко

Золотом мерцают корешки.

 

Сложное соседство:

Руководство

как растить лимоны в парнике,

Тут же Диккенс, Ленин, овцеводство,

Проза на арабском языке,

Чехов, технология металлов…

Что же ты, шахтёрская жена,

Без разбору их напокупала

Синеньких, зелененьких, скрасна?..

 

Тщательно подобраны по цвету,

Втиснуты насильно в гарнитур, –

Модно это,

И престижно это –

В недрах стенок – блеск литератур.

 

Опыт современников и предков,

Знаем, дар бесценный. Но пока

К этому, духовному, нередко

С корешка подходим, с корешка…

 

Милые, хорошие! Давайте,

Коли уж истратили аванс,

Не щадите Чехова – читайте!

Он для вас старался…

И о вас.

 

ПЕРИМЕТР ЖИЗНИ

 

В науке себя не нашедший,

Он частным охранником был.

Любил дискотеки и женщин,

А службу свою не любил.

 

На крупном одном предприятье

Стоял на отдельном посту,

Старался он жить по понятьям

И твердо смотрел в темноту…

 

Давила под утро усталость,

Маячил приклад за плечом, –

О чем ему долго мечталось?

А кто его знает, о чем…

 

Дочурка однажды играла

В «торговлю» за детским столом,

Дипломом изюм набирала…

Он с мусором вынес диплом.

 

О прошлом жалея лишь малость,

Реальность постигнуть сумел,

С того, что при нем воровалось,

Законную долю имел.

 

Друзей новых нету, а к старым

Привязанность сам охладил, –

Все реже торчал по пивбарам,

Все чаще на кухне один.

 

Полжизни вот так пролетело.

Свободой своей дорожа,

Оставил рисковое дело,

В простые ушел сторожа.

 

Диван. Телефон. И не душно…

Чаёк или водочку пил.

Он к женщинам стал равнодушный,

А службу свою полюбил.

 

* * *

Видел я, как в моём захолустье,

Тормознув, где ромашек побеги,

Гладкий хам –

джип залётный "Land Сruizer" –

Дико ржал над скелетом телеги.

 

Ну, дурак!..

Невдомёк, что на тризне,

Что хозяин его – духом нищий,

Что он сам, перепроданный трижды,

Проржавеет от крыши до днища,

Что потом средь железного хлама.

Вверх колёсами будет валяться,

И над ним молодёжь –

автохамы

Будут так же глумливо смеяться…

 

* * *

Тихо от мороза. И душа тиха.

Сивая берёза. А на ней глухарь!

 

На столе горбушка. Луковицы две.

И тепла избушка, да примёрзла дверь.

 

Сатанеет стужа в костяном саду.

Никому не нужен. Никого не жду.

 

Глухо, как в берлоге. Занесён мой схрон.

Замело дороги с четырёх сторон.

 

Подоконник в льдинках, иней по краям.

В тишине один я. Одинокий я.

 

Щурится на старость молодость моя.

Подструнить гитару иль достать баян?

 

Конь мой бродит в дальних, тусклых выпасах…

Лучше б никогда я в рифму не писал.

 

Бродит конь мой в далях, гриву опустив…

Эх, башка седая, жалостный мотив!..

 

Уплываю в грёзы, наклонясь к мехам,­ -

Сам себе берёза, сам себе глухарь.

 

* * *

Стою на посту. Охраняю насосную.

Учусь, как людей «не пущать и пужать»!..

Не то что бы жизнь уж такая несносная,

Но деток имеешь – изволь содержать.

 

Стихи не оденут, дипломы не кормят –

В мешок завяжи их и в воду забрось…

В охранниках я. И надеюсь, что скоро

Схвачу диверсанта – заплатят авось.

А если и тут объегорят с зарплатой,

Пускай награждают за то, что страдал;

Судьба, как в медалях, в суконных заплатах,

Так пусть на заплатах сверкает медаль!

 

Какая-то чушь, опереточность даже:

Гудит железяка… Кому ты нужна!

Но, чуткий и зоркий, стою в камуфляже…

Так надо, ребята. В России – война.

 

Воюют, воруют… Не знаю, что хуже,

Но чую, что чудище прёт напролом.

Запомни, поэт, никому ты не нужен,

Сегодня в цене – человек со стволом.

 

Плывут катафалки в угоду кому-то…

Не дело пророчить, что ждет впереди.

Но, видно, всерьёз расходилася смута:

За сивым туманом – сплошные дожди.

 

И год високосный, и век високосный,

В кровавых разборках сошли все с ума.

…А я – на отшибе. Привязан к насосной.

Со мной все богатство – душа да сума.

 

Забывшись, уставлюсь в незримую точку

И светлые грезы ловлю наяву –

Черчу карабином на облаке строчку

И вентиль чугунный ромашкой зову…

 

ДВЕ ЖЕНЩИНЫ

 

Пожилые женщины, подруги,

Вечерами ходят по округе,

Не спеша пройдутся по тропинкам,

Завернут к берёзам и осинкам, -

Легче им дышать среди деревьев,

Чем в своей разрушенной деревне…

Та, что старше – чопорона немножко,

В белой блузке со старинной брошкой,

Седовласа – симпатична, впрочем,

Сельская учительница в прошлом.

Что помладше, та в платке неярком,

Бывшая советская доярка,

В серой кофте, в платьишке обычном,

Тоже с сединой и симпатична.

У одной ночных бессонниц муки,

У другой от доек ломит руки,

Пусть они по-разному прожили,

Но всегда друг дружкой дорожили.

Две судьбы закатных, две подруги

Не бесцельно бродят по округе,

Русские стихи с душой читают…

Все их сумасшедшими считают.

 

ВСТРЕЧА

 

Молодость гуляла, бедрами качала…

Старость наблюдала, сидя у дороги.

Молодость гуляла – и не замечала,

Как туман цеплялся ей за босы ноги…

 

Выйду на дорогу, молодость решила:

Нарвала цветов я – что мне в поле делать?..

Старость у дороги тень свою сушила,

Из-под темной шали ласково глядела.

 

Молодость на старость глянула брезгливо,

Ветхую черницу обходя надменно.

Старость улыбнулась: «Как же ты красива!

Но тебя сгублю я, девка, непременно…»

 

Встала и вдогонку рукавом махнула –

Зашумели в поле белые бураны,

В сердце ретивое холодом дохнуло…

Всё бы ничего бы, но зачем так рано?

 

Ну зачем так рано, ну зачем так быстро

Пухом лебединым разлетелись годы,

Горькою морщинкой, прядью серебристой

Крепко зацепила злая непогода?..

 

…Молодость другая в голубую кружку

Ягоды сбирала, по цветку гадала…

Молодость былая седенькой старушкой,

Сидя у дороги, девку поджидала.

 

* * *

Молодая мама своему сыночку,

Сидя у окошка, под синиц свистки,

Вышивала в полдень синюю сорочку –

В крестик чёрно-белые цветки.

 

Лишь всего два цвета (ниток было мало),

Только в два рядочка стёжка пролегла.

Только на сорочке – но хотела мама,

Чтоб в цветах вся доля у него была.

 

С трёх икон святые молча наблюдали.

Над шитьём витала лёгкая рука.

За окном сияли голубые дали,

Зеленели травы, плыли облака…

 

Дорогая мама, как ты угадала.

В стороне далёкой после, без тебя,

Вышилась сыночку (ниток было мало)

В крестик чёрно-белая судьба.

 

ВЕРАНДА

 

По лугам, по гречневым гектарам

Придремали зной и ветерки…

Пчёлы колдовали над нектаром,

Бабочки сверкали, как цветки.

Вдалеке томился город жаркий.

В мареве, дрожащем над шоссе,

Шмыгали беззвучно иномарки,

Дым струился в лесополосе.

 

А на даче мухота зудела,

Воробьи сновали у стрехи…

На веранде девушка сидела

И читала зябкие стихи.

Трогательно кремовое платье

Обнимало плечики и стан.

Временами ей хотелось плакать

Над судьбой, ожившей на листах.

В предвкушенье праздника и чуда

Юности присуще на земле

Нежно посочувствовать всем людям

И чужой тоскою поболеть.

Милая! Сдержи слезинки эти,

Сердце все равно в тебе поёт:

Гости уж расселись, чтоб отметить

Совершеннолетие твоё.

Тосты, звон фужеров, смех и танцы,

Пожеланья счастья на сто лет.

Утром все разъехались… Остался

Одинокий томик на столе.

 

Плыли мимо дни, как теплоходы,

Было то туманно, то светло.

Всё проходит в мире, всё проходит,

Вот и лето звонкое прошло.

Осень, как ненужными стихами,

Листьями веранду замела…

На стекле холодном затихали

Бабочка, и муха, и пчела.

 

КОМНАТА ПОЭТА

B. Ковшову

 

Зелёный сон

Околдовал проулки,

Вьюнковым зноем всё оплетено.

Спит человек, вернувшийся с прогулки.

И в спелый мир

Распахнуто окно.

 

Ползёт пчела

по вздувшемуся тюлю.

К столу блокнот подсолнухом прижат.

И по плечу

Классическому стулу

Измазанный берёзами

Пиджак.

 


 

РЕЗОНАНС НА ПРОЧИТАННОЕ

 

«Основной, ведущий пафос стихотворений Александра Раевского не выразить каким-то однозначным определением. Многогранна и тематика, и стилевая манера, сложно авторское отношение к окружающему миру, к происходившим и происходящим в стране событиям, разнообразны сужде­ния о себе и людях и о своем призвании как человека и как поэта.

Можно все-таки попытаться выделить какую-то равно­действующую. Это утверждение сложнос­ти, радости и горечи жизни. Это приори­тет духовности над меркантилизмом. Это приоритет народных начал и принципов в понимании и осуществлении жизни. Это добрая ирония в отношении к себе самому и своему лирическому герою. Это уверенность в торжестве жизни».

Анатолий Сазыкин.