Стихи

Стихи

Светает Адриатика… В дожде

Всё Монтенегро, облако по скалам

Ползёт невинным зверем. На воде

Кораблики и шарики… Усталым

Глядится мир, как будто выжал ночь,

Отдав все силы женщине, натуре?

Лохмотья туч приляпаны на скотч,

Жизнь вымокла, как ветер после бури.

И музыка, что длится без тебя,

Не требует нечистых аллегорий.

В миндальный мир смотря-бредя-гребя

(Вдыхая недосказанность предгорий),

Я забываю твой порочный взгляд,

Желающий того, что дню враждебно,

И музыку, которую де Сад

Водил гулять на дьявольское небо.

Я понимаю жизнь среди агав,

В которых неразборчивая Будва

В плену моих сомнительных октав

Плывёт кефалью в черепашье будто,

И вал за валом поднимает грудь

И падает к святилищу «на мысе»,

И, растекаясь, продолжает путь

Скорее в серой, чем в молочной ризе.

Здесь кипарисы в глянцевой тиши,

Всей хвойной сутью понимают судно,

Приписанное к бухте. Ни души,

Верней, душа — задумчивая Будва,

Застывшая в тональности любви

Венецианской* сущности. Я слышу

Густую гамбу в массе синевы,

Ловлю бемолей правильную фишку…

Соперничать с растленной гамбой?.. как

Соперничать с губительной волною,

В которой жизнь перетекает в страх,

И сильный мир, порезанный скалою,

То ангелом, то зверем на меня

Глазами Адриатики глядится,

Дырявых туч свисает простыня,

Святой Никола вытянуться тщится

И стать заметней. Лепятся слова —

Всё зарастает местными словами…

Светает Адриатика. Лафа

Айвовой ноты веет над домами.

 

 

 

Светает Адриатика. Зачем

Другая жизнь, когда и этой много?

И музыка сейчас с небытием

Перемешалась на пороге Бога,

Чтоб в будущем затеяться опять,

В таком порыве, о котором море

Не устаёт всё глуше повторять

Творцу на ухо, заходясь в повторе.

Но даже там, в грядущем, вряд ли мы

Сумеем вместе обрести Балканы…

Летает йод от лодки до кормы

Кораблика и запахи кафаны

Уже спешат в туристскую попсу…

Молчат стихи поэты и уроды…

Такую жизнь по буквочке несу,

Как музыкант неписанные ноты.

 

 

 

------------

* С 1420 по 1797 годы Будва была частью

Венецианской республики.

 

 

 

 

 

 

ПЕРА́СТ

 

 

Всё сильнее размах Адриатики, бьющей хвостом

Переливчатой рыбы — стихами колеблется море…

Я живу между смертью и солнечным нежным огнём,

Где смятенье стиха и греха неизменно в повторе

Ожиданья тебя в колокольной деревне Пераст,

Непонятная жизнь перемешана с музыкой лета,

Побледневшей волной этот мир повернулся в анфас

И смеётся зверьком в окруженье прозрачного света.

Это море опять я вышёптывал, чтобы шептать

Твои плечи и звук амфибрахия, дактиля, ямба

В почерневшую быстро от буковок верных тетрадь,

Понимая любовь, как весёлое лёгкое пламя.

И, как праздник, вода Адриатики пела вокруг,

И барочная скрипка откуда-то слева звучала,

Забирая в себя, вынимая изысканный звук,

И бемольного света и в паузах было немало…

И глаза голубых гребешков голубели в воде —

Говорили тебя, все моллюски тебя говорили,

Этот бухтовый свет возникал и стелился везде,

И задабривал жизнь, и подбадривал водные мили.

Этот праздник воды говорил на моём языке,

Растекался строфой и чернел в черногорской тетради,

И глаза голубых гребешков голубели в строке,

И барочная нежность стояла на скрипках Амати…

И, как праздник воды, я вышёптывал жизнь без тебя,

Вспоминая тебя, натыкаясь на древние стены

Заблудившимся взглядом (стихала стиха ворожба),

Говорящей на русском, молчавшей на местном Камены.

И хотелось молчать, и за облачком взглядом блуждать,

И на лодочке плыть за каким-то ребячьим секретом…

Всё по рифмочке букв эту музыку копит тетрадь,

И последнее солнце блазнится последним поэтом.

 

 

 

…………

 

Сновидение по Занусси:

Бред волшебника, свет зимы…

С китаянкой в индийской блузе

Над постелью взлетаем мы.

Пробуждение по Занусси:

Сладко в облаке тесных рук,

Наши тени висят на люстре.

На компакте бемольный звук

Тянет музыку Феррабоско,

Тянут гамбы воловий свет.

Эта ангельская повозка

Из почти неизвестных недр

К нам втащила виолу: ангел

Сдвинул крылышки, заиграл:

Эту музыку, точно нанял,

С малым космосом повязал.

Ветер в трубах, как в страшных сказках,

Пахнет голым Непалом чай.

Привидения в белых масках —

Вынут ножички и — прощай!

Это мнится? На белом свете

Зарастает зимою всё:

Серафимы и дети смерти,

В парке «чёртово колесо»,

И смирительная октава…

Январём зарастает всё:

В Польше — небо, в Крыму — агава,

Стихотворное ремесло…

Это мнится в таком раскладе —

Завихрение по Зану…

Половая, белеет кстати,

Жизнь стоящая на кону

Неизбежного… и другого…

Напишу и сумею здесь

В белой простыне спрятать слово,

Чтоб кому и зачем прочесть?

Наваждение по Занусси,

К точке «G» приведёт вино?..

В дедморозовом захолустье

Слово вытянешь и — темно:

Так темно, перепутать впору

Всё, что запросто написал.

Ангел взмыл в облака виолу,

Сам бессовестно запропал.

 

 

ОСТРОВНОЕ: 2001

 

 

Большие тыквы, маленькие листья,

Прибился остров к осени такой,

И пишутся соломенные письма,

И тянется закатной желтизной

Холстина высей, растекаясь кругом,

Дырявый лес прихватывает за…

Два ангела скользят за виадуком,

Змеистый поезд выпучил глаза.

 

 

Под башмаками оживает тропка,

(Я местный сочинитель и ещё…)

Пойду налево — золотится сопка,

Пойду направо — тоже хорошо,

Ведь рядом фиолетовое море

И о́роки угодья сторожат…

Корсаковский маяк в большом дозоре,

В безумье мира чаечки кричат.

 

 

 

МЯКИНИНО: БЕЛЫЙ МОСТ

 

 

Мой дар убог, и голос мой не громок…

Евгений Баратынский

 

 

Мой голос так себе, мой дар убог: навряд ли это может называться

Талантом. Сочинил немного строк, которые кому-нибудь приснятся

По случаю? По музыке души? Я ставлю вопросительные знаки,

Как в космосе плыву себе в тиши… Живу себе. Рисую на бумаге

Кириллицу, которую давно нам выдумали умные мужчины:

Смотрю в окно, равно гляжу кино, там белый мост, там огненные джинны

Рекламы, охмурительный яхт-клуб, Москва-река и ширится, и длится,

Текучий мир в любом раскладе люб, там море пароходу «Крокус» снится…

Мой голос так… Две рифмочки, глагол, конечно, прилагательных немного,

Как Рейн учил! Борисович вколол наркотики от греческого бога.

Но что-то, как сновидец, знаю я… Смеркается. Туманится. Я вижу

То сновиденье бога-муравья, то парадиза призрачную крышу,

То некого приятеля, ему мой голос так себе сгодится крайне,

Я это понимаю по всему: в Мякинино, в Дамаске, в Самарканде…