Журнальный мир

Марианна СОЛОМКО

Санкт-Петербург

* * *

Аист на стоге сена –

Ангел всея Руси,

Как часовой вселенной

На луговой оси.

Грудью, белей ромашки,

Входит в земной закат

И троекратно машет:

Свят, свят, свят!

* * *

Ещё живут, пока не спят

Старухи в русских деревнях –

Так свечи тусклые опят

На старых оплывают пнях.

В кроватях, как на дне корзин,

Старушки гаснут на Руси…

И горько, горько до осин,

Что будет мир без них еси,

Что в этой каждой из бабусь

На смертном ложе охнет Русь.

* * *

А в Усвятах – кот усатый

Вышел плавно из ночи.

Кто ты, пахнущий лесами,

В сердце с пламечком свечи?

Где твой домик деревянный,

Бабка, печка, злая мышь?

Все колючки от бурьяна

Ты хвостом собрал – мурчишь,

Что подать бы хлебной корки,

Что не знал ты холодца…

Ни иконки, ни икорки,

Ни колбасного кольца –

По огромнейшей России

Бродят вечные коты

Как голодные мессии

Всенародной нищеты.

Старик

Старик – обуза и морока,

Но видит выше облаков,

Всё то, что не видать до срока,

До шаркающих в рай шагов.

Так далека и так далёка

Для нас его большая жизнь –

Забот и трудностей дорога,

И дел прекрасных рубежи.

Старик – ему не надо много,

Лишь благодарности рука,

Ведь с каждым днём всё ближе к Богу

Его небритая щека.

* * *

Сколько бы ни кроили,

Рвали, опять сшивали, –

Теплится на Украине

Веры свеча живая.

Сколько бы ни бесились,

Каркая и гнусавя, –

Не упадёт в России

Светлой надежды знамя.

Сколько б границ ни узили,

Подло толкая к яме, –

Гимном любви в Беларуси –

Рощица с соловьями.

Тщетно могила роется,

Злобно готовится плаха, –

Родины звёздная Троица

В битве не знает страха.

Александр ШИНЕНКОВ

с. Надёжино, Нижегородская область

Прожигание жизни

Да – прожигал. И вот на ней дыра –

На жизни бренной и бесчеловечной,

Где некто в никуда рукою вечной

Сметает нас, как крошки со стола.

Уже не мал, чтоб азбуки учить;

Ещё не стар, чтоб зачищать огрехи, –

А между тем в обугленной прорехе

Уже созвездья можно различить…

Древние руны

Древние руны в веках не оставили след –

Кто мы, зачем, и откуда вселенская грусть?

Есть лишь вопрос, но навеки потерян ответ –

Что в твоём имени скрыто, родимая Русь.

Топи русалочьи, знаки преданий былых,

Вёрсты за вёрстами – нет у просторов конца.

Плач по скитам по раскольничьим, Лысой горы

Пляски ночные, печаль и сиянье венца.

Мчатся столетья – таинственный замок стоит –

Пламя, и смерчи, и бури ему нипочём.

Сено-солома построятся – встанет гранит,

Вьюги подуют – и будет врагу горячо.

Кандагар

Связи нет – по звуку оцени:

Если по расщелинам-углам

Эхом одиночные пошли –

Значит, не до жиру пацанам.

Если неба – синий, синий цвет,

А кругом тротиловый угар,

Если ты кричишь, а звука нет –

Значит, тебе снится Кандагар.

Если, пусть и раненым, назад

Ты доставлен – нечего бузеть:

Это значит – жить тебе, солдат,

А «тюльпаном красным» не висеть.

Явственней, чем вспышка в темноте,

Если был по бронику удар –

А ты вздрогнул дома на тахте, –

Значит, тебе снился Кандагар.

Никита ДОРОФЕЕВ

Нижний Новгород

Том ждет

Том ждет. Долго держит паузу, допивает виски.

Стреляет скрипучим кашлем в чужих и близких,

и, гильзу улыбки в зрительный зал роняя,

ставит пустой стакан на капот рояля.

Благодарит пришедших за ожиданье,

как бы нехотя вставляет ключ зажиганья,

поправляет в зеркале отраженье,

и рояль начинает свое движенье.

Том, разумеется, пьян, он ведет не в ритм.

Лицу его приятнее быть небритым.

Голосу, пальцам, душе его так дрожится,

Что мокрый асфальт едва под рояль ложится.

Так он выходит из дома, из нас, из себя, из моды.

Из времени, тела, своей лошадиной морды.

Рояль на полном ходу. Яркий свет, стена.

Кульминация. Кода. Молчанье. Тишина.

Вольфрам

Когда в борьбе за свет мне не хватает сил,

ко мне приходит Архигуманоид Гавриил.

Худющий, как фагот, он в воздухе парит

и открывает рот и ничего не говорит.

Мой бледный друг играет мне на дудочке чудной.

Нездешний звук порхает в хрупкой клеточке грудной.

И нервы, как вольфрам, сгибаются в дугу,

И я хочу сдержать себя, но не могу.

Гремят петарды, вспархивает с криком воронье.

Дрожат кусты, с балконов обрывается белье,

Голодный ветер с треском обгрызает провода,

На землю с градом падает вода.

Мой друг молчит. Ничто не трогает его.

Он ставит мир на паузу, уходит в НЛО,

Потом опять ко мне сползает, как лоза,

в меня уставив звездные глаза.

Чтоб устранить дефект, он составляет акт,

Сменив стекло и цоколь, он тестирует контакт

и жмет на пульт трехпалой тоненькой рукой,

и я свечусь вольфрамовой дугой.

Уже другой…

Карл

Город шатался, будто бы недобрился,

Будто набрался, нужного недобрав.

Карл закосил под Лунтика и родился,

(Позже, конечно, понял, что был не прав.)

Тело немного жало, но все же жило.

Он понимал, что все еще эмбрион.

Только уже росло в одном месте шило.

А в другом шарашил тестостерон.

Рано начал ходить, куда надо, какал.

Был слегка нерешителен и раним,

Только при этом Карл никогда не плакал.

поскольку он был еще Фридрих Иероним.

С юности был мечтателем и не нравился

Бюргерам, блогерам, хипстерам, местным менторам.

Слишком уж у него как-то против правил все.

Очень уж неудобным был элементом.

Употребляя спирт и иные вина,

Сделался нелюдимее и лютей.

Где-то надыбал полено, назвал Полина,

Научил говорить, ходить и рожать детей.

Много читал, писал, играл на гитаре.

Мух отпускал на волю, а не карал.

Заезжал по пьяни к какой-то Кларе.

Играл на кларнете, но ничего не крал.

Верил в эффект мечты, как в эффект плацебо.

Сам разводил цветы или плел кашпо.

Все больше пил, лежал и глядел на небо

Больше и неспособен был ни на что.

Тот самый Карл. Так его и прозвали.

Карл с непростым и чуждым таким нутром.

Люди глядели вслед ему и кивали:

Че это он все с лестницей и с ядром?

Виктор ЕПИФАНОВ

Нижний Новгород

Кларнет

Опять кого-то прославляя

И вознося на пьедестал,

Подобострастно ублажая,

Оркестр услужливый играл.

Из звуков стройного единства

Кларнет упрямый выпадал,

В рядах всеобщего бесстыдства

Он не фальшивил – он страдал…

Владимир ИЛЬИЧЕВ

д. Коробцово, Ярославская область

* * *

Закутываясь в опыт многих зим,

ты начал представлять себя с клюкой.

Зашёл за батарейкой в магазин…

А выйдя… встретил школьную любовь.

Поверил – не поверил, что она

такая же, как там, в былой стране,

где, собственно, твоей была страна,

а сложности – твоими не вполне.

Несложно в тайнике своей души,

буквально предназначенном для тайн,

беречь пейзаж заснеженных вершин

из фотоаппарата «Снеготай».

Ну, то есть, было всё в твоей душе,

хотя любовь не знала о любви –

тогда, во времена программы «Джем»,

и далее, в эпоху MTV.

И зря сейчас поведаешь ты ей,

о том, что «был готов – всегда готов»,

но фотоаппараты «Снеговей»

легки на съёмку тающих снегов.

Ты вновь пойдёшь совсем другим путём,

не думая о найденном жалеть.

А дом на фоне гор… мечтанный дом,

обычное альпийское шале.

Кому-то зимовать привычно в нём,

встречая соком новые года.

Давайте, мистер икс, тогда плеснём

ещё… за это самое «тогда»!

* * *

К заводским бы настройкам

откатиться сейчас…

Не совсем, а настолько,

чтобы в профиль, анфас –

оказаться моложе,

а с изнанки – светлей.

Кто сбежать нам поможет

из глобальных сетей?

А никто не поможет.

Никому дела нет,

что чешуйки на коже –

не пиджак на жилет.

Остаётся бежать нам

через файлы свои,

через мутные тайны

и ошибок слои.

Ничего не попишешь:

опций нет заводских.

Но мы пишем – так тише

рвётся леска тоски.

* * *

Понимаешь, ты… красивая,

в плоскостях любых осей,

но Земля – гнездо осиное,

и для ос я – фарисей.

Я в тебе заметил большее,

чем причина пожужжать

о недвижимости Борджиа

на границе Курмыша.

Не считаются приличными

сны-заметки на полях,

там прописана опричнине

желтизна полос и блях.

А сейчас заметить хочется,

что тебя я не спасу:

те же краски, жало точится,

превратишься ты в осу.

А сейчас мне снова верится,

что – спасу, не зря – люблю

и пишу о цвете вереска

золотишком по углю.

Галина ШУБНИКОВА

г. Советск, Кировская область

Моя провинция

В нашей провинции воздух звенит синицей,

Медленна жизнь, будто слой облаков загустел.

Капля дождя слезинкой дрожит на ресницах,

День отпустив, календарный листок улетел.

Скрученной нитью сплетается жизнь в паутину,

Радуга проблеском мост перебросит вдали.

Наша провинция – вотчина комариная.

Звон колокольно-серебряный изнутри