Стихи по кругу

Стихи по кругу

Вадим СТЕПАНЦОВ

Москва

 

Принцесса и казак

 

Императрица Елизавета по Петергофской идет аллее,

Из желтой тыквы вослед карету карлица с карлом везут за нею,

Наказан карлик за то, что карлу в отместку карле он обокрал:

Она у карла кларнет украла, а он у карлы украл коралл.

 

В карете-тыкве сидит левретка, а на запятках стоит болонка,

Крысюк ученый – как кучер важный, над ними свита смеется звонко,

Пажи и фрейлины, лейб-кампанцы, гоф-егермейстер красивей всех –

Царицу будет он тискать в танце, а после танцев свершит с ней грех.

 

Грех уж привычный, но снова бурный. Императрица и

бывший певчий

Не растеряли в гульбе мишурной ни чувств, ни пыла,

ни радость встречи,

Она принцессой была опальной, он – украинец, простой казак.

В Английском парке, в беседке дальней Амур венчал их,

случилось так.

 

Он пах степями родной Украйны, а не болотом и репой с луком,

И табачищем, как те, кто тайно ее сердечным учил наукам,

Не конским потом и затхлой пудрой, как немец-перец, болван-прусак.

Сколь Мать-Природа бывает мудрой! Амур венчал их,

случилось так.

 

Неутомимый в делах любовных, гоф-егермейстер поодаль свиты

Идет, не чванясь, легко и ровно, парик напудрен, усы подвиты,

И ходят слухи, что жезл Приапов у фаворита тверд, как гранит.

Левретка крысу толкает лапой, болонка лает и семенит.

 

Нескромны фрейлин живые взгляды, и кавалеров завистлив шепот,

У дам все сферы прут из нарядов, на юных лицах лукавый опыт.

Ах, он уже генерал-поручик! Его поздравят сегодня все.

Вот это счастье! Вот это случай! На бал придет он во всей красе.

 

Но тут болонка вцепилась в карла, который прутик поднял с дорожки,

И с визгом карлица побежала, и замелькали кривые ножки,

И заметался крысюк ученый, жгутом привязан за облучок.

И за царицей кружок придворный смеялся звонко, покуда мог.

 

Они от смеха чуть не рыдали, кто с чистым сердцем, а кто натужно,

Пока левретку освобождали, покуда карла качали дружно,

Лишь хмуро пыхнул гоф-егермейстер в холеный черный

хохляцкий ус.

«Алёша, милый, чего не весел?» – раздался голос. –

«Смеюсь, смеюсь!»

 

Царица мигом на нем повисла. «Што, друг сердешный,

аль не забавно?» –

«Забавно, лельо, забавно, Лизхен. Повеселилось кумпанство славно.

Я вдруг собаком себя почуял, шо с будки в гарбуз попал вот так.

Позволь, царица, к тебе прильну я, ведь я не хуже, чем тот собак!» –

 

«Олекса, дурень! Дурак ты, Лёха! Ну вознеслась я, а кем мы были?

Забыл ты, что ль, как мне было плохо, когда при тетке меня гнобили?

Ты был свободней меня стократно, а мне всё снился

Сибирский тракт.

Вот так, целую! Целуй обратно. Целуй же, сокол, целуй, дурак!»

 

Балтийский ветер подул с залива, сбивая пряди, лаская лица.

Пастух принцессу лобзал игриво, верней, придворный

кружил царицу.

Что предначертано? Что случайно? Грешно судьбы и любви бояться.

Их сельский поп обвенчает тайно. Наверно, сказки

должны сбываться.

 

Умерла игрушка

 

Умерла смешная старая игрушка,

Очень много знала, вот и умерла,

Потерялась в роще, пела ей кукушка,

Годики считала – да не помогла.

 

Дети не любили старую игрушку,

И тайком от мамы в рощу унесли.

Хоть напоминала чуточку Петрушку,

Но глаза порою резали и жгли.

 

А ещё умела та игрушка рифмой

Сочинять советы, баснями поддеть.

«Хорошо, малята? Нравится вам стих мой?

Ну-ка, слушать папу с мамой, не галдеть!»

 

Взрослые смеялись, взрослые любили

Старую игрушку дедовских времён.

Ну а дети к взрослым плакаться ходили:

«Хватит нам нотаций, нам противен он.

 

Этот старый пупс нас думать заставляет,

Заставляет книги разные читать,

Но старьё с моралью нас не вдохновляет,

Мы хотим в айфонах время коротать!

 

Мы почти что звёзды, мы хотим кривляться,

Петь и шлепать попки под игривый смех,

Тортами кидаться и в грязи валяться,

Только с этим деток в мире ждёт успех!»

 

Лунной ночью в роще куколку-поэта

Кирпичом разбили – и в болото шлёп!

И сказали взрослым, мол, собачка это,

Разозлил болонку старый остолоп.

 

 

 

Вячеслав БАРАНОВ

Нижний Новгород

 

* * *

 

Несколько раз

мне стелили постель на столе,

на том жутком столе,

за которым убили Распутина.

Утром, с хозяйской собакой,

я выходил к Неве

на ноздрястый лед

за чугунные прутья.

И четко видел,

как в зрачке полыньи

колыхалась звезда,

шевелилась во мраке

озорным огоньком,

мурашками вдоль спины,

и это чувство

передавалось собаке.

Словно, что-то цеплялось

за морок земной

под тяжестью

шерсти свалявшейся,

воя и лая.

Кусками льда,

детально вещественным сном

откалываясь,

из реальности ускользая.

 

* * *

 

Это клинопись птичья, вороньи лапки,

можно полюбопытствовать, прочесть нельзя,

из углов тянет плесенью, отходами быта

венозной кровью, харкотой Флинта,

и свет из окна до того ярок,

что невольно наворачивается слеза.

Время завтракать, медсестра добра,

не застегивая нижнюю пуговицу халата,

и гаремная сладость по мышцам бедра

переходит в щербет, хруст шоколада.

Ничего особенного, просто сила жизни

пробивает стены, асфальт, гипс

посмертной маски, переломанной ноги,

что не мешает войти в Стикс,

взявшись за пуговицу, только свисни.

Впрочем, что я, в придонный ил

погружается Атлантида и часть Египта,

птицы, крича, улетают в Салим,

вослед за Мельхиседековой свитой,

гниет среди мхов отработанный Ноев ковчег.

Виртуозно легки пальцы хирурга,

сверкает на солнце его инструмент,

сестра милосердия, выбрав момент,

взбивает подушки, готовя казенный ночлег,

в птичий пух погружая белые руки.

 

* * *

 

Никаких молочных рек

и кисельных берегов,

с тишиной накоротке

тает тень от облаков,

след божественных ступней

от земных ведет границ

в вышину, где свет сильней

по пунктиру белых птиц,

а внизу в тени куста

просто жизнь наискосок

дрожью каждого листа

колотящая в висок.

 

 

 

Наталья РОЗЕНБЕРГ

Нижний Новгород

 

* * *

 

За чертой живого смысла

колокольчики растут,

мы обходим всю поляну

за четырнадцать минут,

мама в пёстром сарафане

держит за руку меня,

и аукается рядом

уцелевшая родня,

холоднющая водица

из колодца, звон ведра,

заусенец на мизинце

задирается с утра,

и вода по желобочкам

деревянным льётся вниз,

потому что малым детям

полагается сюрприз…

 

* * *

 

Моя мама воевала,

гимнастёрку надевала

и семнадцати годочков

ехала на фронт

как придётся – поездами,

лошадями… Моей маме

очень повезёт.

В каждом фильме с эшелонами,

по дороге разбомблёнными,

она рядышком стоит,

рыжеватая на вид.

На площадке посторонняя,

закрывается ладонями,

не желает про войну.

Ничего я не пойму.

Подопечная массовки

сумку тискает неловко

обгоревшую с боков.

На военных мужиков

полагаюсь, безусловно,

симпатичных поголовно,

молодых и стариков.

Каждый заслонить готов

мою маму на перроне,

пусть её война не тронет –

возвратится в отчий дом,

где мы будем жить втроём

на житейском перегоне.

Здесь её и похороним

горе, выдержав с трудом.

Кто тогда, такой похожий

с маминой, в веснушках, кожей

теребит густую прядь?

Ты на ящики присядь,

всё доснимут нынче ночью,

чтоб увидели воочию

в кадре выверенном точно,

дети рыженькую мать.

 

* * *

 

Простая желтая акация,

зачем ты мучаешь меня,

воспоминания храня

в пучине канувшего дня,

в котором солнце кувыркается

в ладонях лампочкой живой,

играя мячиком, травой,

качая ливень световой,

пока над детской головой

густые тучи собираются.

Верёвка полная белья

трепещет парусом рубашек,

в песке зарытые стекляшки,

в надёжной ямке, без промашки

секрет сокровища таят,

и мамин отстранённый взгляд

я помню остро, до мурашек.

 

* * *

 

Как можно позже выключаю свет.

Но это ничему не помогает.

Стремительно, без яростного лая

одним движением заученным, в ответ

пес возвращается и замирает рядом

живой, со мной обмениваясь взглядом,

поскольку днём придерживаться надо

законов бытия, а ночью нет.

 

 

 

Николай ПЧЕЛИН

Богородск

 

В Нижнем Новгороде

 

Нижний! Сидим на лавочке мы с тобой у Откоса,

Руки, как будто реки две, что в одну слились.

Рябь облаков и волны, блеск предосенних плесов,

Близость Оки и Волги, глубь, окоем и высь.

Что у нас за плечами? Облачный Лобачевский,

Непостижимо мудрый, милый для нас истфил,

Славный старославянский, Паоло и Франческа,

Пушкиным озаренье через грехневский пыл!

Как бы нам не скатиться вниз по наклонной с горки,

Как бы соединиться сердцем с твоей судьбой,

Нижний с названием горьким, Горький с базаром нижним,

С Мызой, Покровской кровной, ярмаркой и Скобой!

Дымка из труб заводов и светлячки теплоходов,

Волны волшебной Волги через слиянье рек,

Непостижимость тайны. Воды текут, как воды.

Мигов соединение в лету из века в век.

Город творец и воин, мининский щит России,

Ядерный щит России, непобедимо рей!

Нижний, пробывший горьким, духом высокий Нижний,

Пусть тебя освящают свечи монастырей!

Сила святых истоков вылилась в пол-России,

Светоч любви и веры, щедрость земных даров

Поясом Богородицы веси страны освятили,

Вечный над ней сияет чистый святой Покров!

Всех перерестроек встряски, бомбы и переделки.

Сормово отбомбили, били в автозавод.

Все пережив на свете, Нижний восстал над мелким.

Нам указует Стрелка выход из всех невзгод!

 

Дивеево

 

Дивом веет от Дивеева –

Свет разлит от этих мест

Средь источников, что веером

Пораскинулись окрест.

 

Солнце с небом хороводится

И сияет в куполах.

Облако как Богородица,

Что с младенцем на руках.

 

По канавке, беспечальные,

Мы пройдем тропой судьбы.

Где-то рядом отпечаточки

Серафимовой стопы.

 

Край мой, Родина, Россия,

Где сердечность горяча.

Здесь горит неугасимая

Светозарная свеча.

 

Здесь, пронизан вечной верою,

Ты молитвами дыши.

Дивом веет от Дивеева,

Чистотой святой души!

 

 

 

Татьяна СТАФЕЕВА

Чкаловск

 

* * *

 

Растаял город в молочной дымке,

Как сахар в чае.

Размыты грани, словно на снимке

Дефект случайный.

 

И мир привычный уже не тот –

Чужой и странный.

Покров таинственный создает

Вуаль тумана.

 

Уже замедлило время ход,

Уснув беспечно,

И верно равенство: шаг вперед –

Шаг в бесконечность.

 

Среди спустившихся облаков,

Густых и вязких,

Жду воплощения детских снов –

Начала сказки.

 

 

 

Инна ПАРАХИНА

с. Благодатное, Ставропольский край

 

Счастье

 

Я так долго искала счастье,

Я искала его везде.

Бился пульс на моём запястье,

Но держала я пульс в узде.

 

Мне казалось, что счастье в людях,

В их открытых, больших сердцах.

Подавала себя на блюде

И того же ждала. В мечтах.

 

Я искала его в работе:

Бизнес-планы. Шорт-лист. И чек.

Как лягушка в густом болоте,

Но и там выпадает снег.

 

Я искала его в природе:

Любовалась. Закат. Рассвет.

Гармонично вписалась вроде…

Но и там его тоже нет.

 

Я смирилась с судьбой. Отчасти.

Оказавшись на самом дне.

Я искала в любви и в страсти,

Только счастье

жило

во мне.