Стихотворения

Стихотворения

ГОРОД

 

приворонил меня этот город гнёздами
слепленных наспех гостиниц,

пригодных для разведения породистых
одиночеств.

многодетный отчим аккуратно целится
поверх переносицы

люди для него всего лишь перхоть:
на спинах таксистов —

побочный эффект неразборчивости;

на рыхлых телах трамваев,
в которых человек обопсевший

легко по слогам переносится на следующую

 

ночь. прошмыгнув мимо намертво присохшего к улыбке портье,

прыгаю по классикам:
Гоголь, стела, синхронный трайбл фьюжн

проституток; по типовым столешницам площадей,

не удивляясь равномерно разлитым лужам.

 

как бы любовно ни перебирала в кармане переулка патроны

совести, выбирая цель:
птицу ли, пса ли, стелу ли —

этот город угнездит меня, заживо похоронит

рядом с таким же не успевшим вылупиться телом.

 

 

***

по ночам лежу на столе

больше негде

вдеты в прорези на стволе кольца медные

 

можно сплюнуть страх в темноту

пообвыклась

но почти приятен во рту

медный привкус

 

 

ТАК БЛИЗКО

 

вы так близко друг к другу сидите

остаётся только гадать

кто из вас незатейливый мститель

кто — бестелый предатель

 

разгляжу в раздвижимом просвете

расплетение вялых кистей

так недолго не мирятся дети

я прощаю детей

 

дети бейте родителей сзади

тайно меряясь телом

 

самый кроткий мальчик на свете

тихий мальчик

зачат в интернате

одеялом и мелом

 

 

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

 

Мой куцый век ещё на год осиротел —

бумажной сутолокой,

третьим из орешков —

и надо мной, привыкшей пятиться в хвосте,

зачем-то сжалятся — возьмут на передержку.

 

Но прежний друг под ночь дотянется звонком,

и мне аукнется потеря слишком близко.

 

Так в холодильнике находишь молоко,

которое забыл купить по списку.

 

 

ПУСТОЕ

 

бытует дом без «я тебя люблю» 
потрескивает кухня, остывая 
где двое устремляются к нулю 
кипят и опостылевают к маю 
 

 

где под глазами ширятся круги 
разводами из-под кофейной чашки 
и замедляет лестница шаги 
тому, кто насовсем уходит чаще 
 

 

тому, кому бросаться не впервой 
ключами 
переменами 
на камни 
гордиться ловко сорванной резьбой 
бессонницы, родившейся бесправной 
 

 

а если мы в безмолвие впадём 
спасёт ли нас досада-невесомость 
застынем ли, ведомые стыдом 
оберегая дом?.. 
 

 

да будет ключ к задверью принесён 
полночным стуком и пощёчьим словом, 
оброненным окурком часового 
застывшего в проёме в полвторого 
как накипь в этом чайнике пустом.

 

 

РЕЧКА

 

речка вскрылась по весне

утекла не откачали

умерла б она во сне

отмечали бы вначале

после плыли бы впотьмах

из-за острова на стрежень

и швыряли бы бабах

за борта заморских кнежень

и тонули бы взашей

отпечалившись от снега

(эх ты речка хорошей

пополняясь печенегом)

не гадали б берега

удалой/недолгой доли

а теперь река-рука

не отмоет

не отмолит

 

 

***

в хирургии примерочной

скальпели-косточки

обнажают годовые кольца

за папу за дочек за ночные смены

за частые «за»

тостуемый пьет до дна

чашки по ободку

уже не отмоются

стыдно

 

 

ФОНАРЬ

 

жадное вибрато птенцов

тени тел вбирает закат

дети доедают отцов 

солнце закрывает прокат 

 

привыкай стоять фонарём

фокусничай мошко-любовь

только птенчик нынче орёл

только холод ночью таков

 

мёрзнут рукавички в руках

раздаются вширь рукава

сложно догонять червяка

яблоко полез познавать

 

и кому нести червяка

никому ни рта ни ушей

стайки тел летящих в закат

оторвались

мама

пришей

 

 

ЛИСТОК

 

мы начинаемся со звука
а завершаемся — строкой

 

перезвенела слойка-фуга
линяет моно-хрипотцой

 

но и на паузе не вспомнить
а лишь ногой перелистнуть

 

кто там со скрипом беззубовным
по-щеньи разгрызает грудь

 

кто так бессмысленно протиснут
чтоб горло в клочья изорать

возник не вовремя как приступ

и нависает — лобный выступ —

среди смирившихся зверят

 

кто получил не имя — кличку
и откликается на лай
жизнь помечая по привычке

пока она ещё мала

 

пока мала — не помнит зла

а отрастёт — линчует.

 

но под кустом

тоща и востролица

споёт над ним не скрипка

а синица

 

не жаль?

«ничуть-ничуть-ничуть» 

 

так зарождается от звука

и надрывается строкой

один листок

 

зато какой

 

 

СКВО

 

обгоняй меня всяк

и труби на сносях

нестерпимой ублюдочной радости

мне ж землицей во рту

отдаваться кроту

и кротёнышей вскармливать ядом

ты

обернёшься нулём

поперхнёшься на омм

харирамой вербального пого

я из глины

я скво

я травлю волшебство

прикрываясь незрячестью бога

 

я ползу нечиста

я не с теми

кто стал

зачерпнул не пролил

я подранок

и надрезанным ртом

я молюсь не о том

что избавит меня от изъяна

но войди же ко мне

от желания нем

будь со мною нежнейшим из грешников

 

порождаю и мру

исполняю дыру

всесезонно

разверстый скворечник

 

 

ВОЛЧОК

I

просторечие здешних дождей вызывает
снобистский протест

у привыкших к изысканным стонам
породистых ливней.

повезло же родиться нигде,

не поленом — окатышем теста

и скитаться, застыть не давая
заносчивой глине;

 

вновь и вновь возвращаться к азам,

но, в попытках распробовать слово,

я кусаюсь волчком,
у которого режется стержень,

привыкаю к домам-маякам —

к поплавкам, не дождавшимся клёва,

но, чем дальше от берега, тем утешение реже.

 

под водой непривычно: горчит

затвердевший разломанный звук;

собирать черепки —
вот нехитрая горе-наука.

дождь-горшеня меня усмирил бы простым
наложением рук,

но вращает земля

с любопытством гончарного круга.

 

II

лукаво подступает половодьем

расплёсканная лужица луны,

и я спасаюсь детством,

но находят 

берут в кольцо отринутые сны

скулю вползвука (кусаный волчонок) 

хочу задуть подлунную тоску,

но времени голодная воронка

беззубой шерстью достигает скул

 

пересчитаю годовые кольца

на отпечатках пальцев  —  и усну

и мне приснится как горшеня молится

и ловко горе ловит на блесну

и страшный день, что всё ещё не выбран

закручиваю краны,

убираю в стол ножи

зажмурься что есть сил,

младенческая нидра,

и темноту надень,

но только дай дожить

так тихо

 

щёлкнет в недрах батареи

замедленный отложенный отсчёт,

и я встаю, затылком индевея,

отвинчиваю время 

пусть течёт.

 

 

АУТОИММУННОЕ

 

скулит апрель

отвешивает солнце

веснушек оплеухи по щекам

по характерным звукам узнаётся

щенок невосприимчивый к шлепкам 

 

приучен смирно дожидаться линьки

болтается в чистилище (предсердии) весны

где сумерек рентгеновские снимки

ещё на роговицах не видны 

 

но виден слепок праздничных подстолий

монетницей наказанной рублем

найди его    изжёванного болью

слепого  —  под разобранным столом.

 

 

***

Столько августовской яблочной ненужности
в ледовитой предоктябрьской ночи:
постучит по подоконнику застенчиво —

чин-чин! —
опьянеешь,
а наутро, застеклён и обезлужен,

глянешь косо:
дом, застигнутый врасплох,
стынет дверцей — незастёгнутой штаниной;
лист, упрятанный в секретик
под затоптанным стеклом,
а от яблока —
скелет да пуповина.

 

Ахнет солнце сладким розовым зевком
и по-бабьи подопрёт лучами щёки;

дом нахохлится разбуженным до срока петухом
и чихнёт людьми,
спасаясь от изжоги.

 

 

*

и глядит неузнанное сверху
дедовым прищуром несуровым
и катает солнце
по небесной тверди
молодильным яблоком
ледовым.