Журнальный мир

TRISTIA

Полные ягоды падали и рвались,
Сладкой в подоле дома была земля.

Щиплет и колет.
Тебя касается жизнь.
К жизни тянусь я.

Дай мне исчезнуть, упасть виноградной кистью.
Вдребезги.
Мякоть в березовой шелухе.

Обернись!
Отпусти!
Дай раствориться в прозрачном холодном воздухе!
В вы

до

хе.

Дождь.
Захлебнулась в чашке забытой оса.
Донышко в охре.
Осенняя евхаристия.

Бестелесность съедает сад,
Паутиной по стенам лозы виноградной нить.

Больше ладонь земляную не будет саднить.
Приторный зуд запечется холодной коркой.

НЕЖНОСТЬ

Беззащитное в ракушечке рук
Тепло щек.
Можно ли быть слабее
Ещё?

Соль чужого дня на сухой губе
И слюна
В ложбинке судьбы.

АВГУСТ (ЭТЮД)

Вот он какой на вкус
Свет.
Август.
Листья желты на звук.

Отмашка закручивать в голову-землю речные болты.
Королек заводит жалобным ртом твою песенку пустоты:
Прию-ти, прию-ти, прию-ти.

Выдохни и пожалей,
Ты устанешь,
Бедный мой бедный, на зимней дороге.

* * *

Я уже почти не помню лицо,
Но во сне
Что-то бесформенное-родное приходит ко мне,
Трется о руки-щеки,
Перебирает пальцы.

И говорит: спи.
Не уходи никуда.
Это там наяву я с тобой уже,
А здесь моему отпечатку больно с тобой прощаться.

То, что снаружи, через предметы едва говорит со мной.
Это не хочет я. Это уже не мое.
Этого нет, а того мало.

Так обожженное место все равно ныло,
Как на него не дула,
Чем бы холодным ни унимала.

* * *

Запах утренней плесени
Умер хлеб

Вновь прикипело к ладони прикосновенье

Сколько потом ни три
Превратится в поле царапин
Прикипь и накипь

Пляшет и дышит в раковину
Утра’
Та’
(Раз-два-три
Раз-два-три
Тра-та-та
Тра

Та

Та

сбитое сердце стучит.

говорит пулемёт.)

С косточкой-язвочкой злости в ямочке рта.

Солнце мурлычет за шторой
Чайник поёт
В ранки соленым плюёт весенняя красота.

ДИССОЦИАЦИЯ

Я выдыхаю.
Со мной говорит тело:

В мире не все бывало, как ты хотела.
Как ты хотела! Как я с тобой страдало!
Бедная девочка.

Жадная девочка.
Все тебе было мало.
Как я старалось. Я ведь тебя ни разу не обломало.

А теперь мы будем на «вы».
Я – твоя голова вне твоей головы.

Я теперь само где надо высплюсь, напьюсь и натрусь.
Вывернусь наизнанку кожей.

Даже не думай, что я так просто обратно к твоей голове вернусь.
Но я буду очень на то, что ты есть похоже.

МАЕТА

Так переваришь день в кишке одеял.
Зуд безлюбовный пережуёшь.
Лампочку переглядишь.
Ночь передышишь.

Маешься, мальчик, маешься.
Свет – маешься.
Тьма – маешься.

Дрогнешь, мой маятник,
Дрогнешь, мой маленький,
И сломаешься.

Так переваришь день в кишке одеял.
Зуд безлюбовный пережуёшь.
Лампочку переглядишь.
Ночь передышишь.

СОН

По касательной света в ямку глазного дна
Тянется ниточка сна.
Человеку не больно
За шторкой века
Смотреть в отраженного человека.

Он подкрашен охрой и светится серебром,
Проникающим в дом.

И фонарь снаружи
До стекольного зуда, до жжения
Ловит тонкие ряби ночного движения.

Над единственным глазом шуршат мотыльки и слепни.
И да светится,
Да светится,
Да не моргнет.

И к утру ослепнет.

МАСЛИЧНАЯ ГОРА

Мы ляжем поближе к пальчикам Твоих ног,
Укрывшись корой.
Рой тех, кто не любит очередей.
Мы нервно лежим и лижем друг друга и землю —
Кто не успеет отрыться, получит ли в давке для плоти кусочек Любви?

Крепнут бока у маслин, рвутся подземной тоской.
И птицы.
Но наши глазницы черней, потому что мы помним:

Чтобы забыть жизнь — человеку нужна другая,
Чтобы забыть смерть.

* * *

Песни без гласных
В липкое «никого».
Будто бежала и подвернула ноготь.
Будто дышала – воздухом подавилась.

Меня оторвали от дома вместе с руками.
Тихо-спокойно.
Ни телеграмм, ни пальцев.

Светит звезда знакомая
Разными именами.
Даже моим сверкнула –
Не сорвалась, не погасла.

Знаете, а могла бы.
Памятник – значит мёртвый.

ПТИЧКА

Не ною,
Не давлю на больное.

Не воюю
С пухом в июле.

Гули-гули,
Что толку, если ноги - ходули?
Мне говорили я - птичка, меня обманули.

Глазками по-птичьи пык-пык,
Ртом по-человечьи курлык.

Что теперь делать, куда гулять?
Никого руками бесперыми не обнять.

* * *

Нам остаются только поцелуи,

Мохнатые, как маленькие пчелы…

Осип Мандельштам

И когда прекращу раздавливать пчел изнутри о ребра:

Липкие листики плевры,
Сердце в меду плещется,
Капли кашля:
сладкий-гнилой-медовый.
Каждое слово – солнце.
(Сон).
(Це).
– на бархат жужжащего счастья –
В чёрное небо из ребер,
Вырваться чёрным роем,
Всех окатив золотою медовой волною.

Чтоб целовались и не могли оторваться.
Чтоб целовались.
Рук не могли разлепить.

* * *

Никто не придет поднять мое горе с пола,
Когда оно заперто внутри дома,
Когда с ним ела,
Когда спала,
Когда надевала его на голое тело,
Пока оно не упало.

Тогда лежала под ним и тлела,
Потом остыла, заболела и никогда не пела.
Звук изо рта не мог отскочить от пола,
И рот свело.

Рассвело.
Закатилось и рассвело.
Конечно, пошла и встала,
А оно лежало, раскинув пальцы куда положено и попало,
Клекотало.

Так и лежит – клокочет.
Никто его повесить на спинку стула не хочет.
До тишины простыла.
Трогать больно и некого попросить.