Стихотворения

Стихотворения

ЧЕТВЁРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

 

Назову героя, допустим, Жаком (а возможно, Дмитрием, но не суть).

Он идёт с работы летящим шагом, по ночным кварталам срезая путь.

Остановка, мост, поворот направо, через парк и к дому – маршрут таков.

Но сегодня в парке торчит орава молодых жестоких сорвиголов.

 

Я-то знаю, что ожидает Жака: потасовка, кладбище, море слёз…

Но терять такого героя жалко. Значит, надо вмешиваться всерьёз.

У меня хватает на это власти, потому что авторам можно всё.

Я беру не глядя мой верный ластик, провожу по карте – и Жак спасён.

 

Он меняет курс перед самым парком и шагает долгим кружным путём –

Подворотня, жёлтый фонарь и арка, драный кот, пустившийся наутёк.

Чертыхаясь, Жак огибает ямы, бормоча: «Да что это я творю!»,

И выходит, хоть и не очень прямо, к своему подсвеченному двору.

 

Отведя беду, оседаю в кресле (по идее, спать бы уже давно)

И опять задумываюсь – а есть ли вот такая сила и надо мной,

Чтобы крепкой дланью брала за ворот не забавы ради, а пользы для?

Я смотрю в окно на погасший город и затылком чувствую чей-то взгляд…

 

БИЛЕТ ДО ЛХАСЫ

 

Ты думал, мой друг, что скоро придёт пора и тебе

Свой город сменить на горы, желательно – на Тибет,

В окошке авиакассы (напрасно кассир хамит!)

Билет попросить до Лхасы с тремя пересадками.

 

А дальше рюкзак за плечи – и в долгий неспешный трип

По миру, который лечит изломанное внутри,

И чтоб непременно яки по чахлым брели кустам…

Послушай меня, приятель, не рано ли ты устал?

 

Плевать, что невыносимо ярмо ежедневных битв –

Я знаю, какая сила под кожей твоей кипит,

Какие творятся чары, слетают замки с ворот,

Когда ты берёшь гитару, как женщину, в оборот.

 

Пока не придут на смену моложе и горячей,

Шагай-ка себе на сцену – в скрещение всех лучей,

Невыбрит, охрип, простужен, измучен огнями рамп.

Тебе говорят: ты нужен, а стало быть – не пора!

 

В огромном концертном зале грохочет твой лучший хит…

По парку, прикрыв глаза, я иду, бормоча стихи,

Беря из воздуха фразы, рифмуя любую жесть.

А в куртке – билет до Лхасы, просроченный лет на шесть.

 

ХОЛОДНАЯ КРОВЬ

 

Майор Мак-Наббс неизменно меток,

Охотясь на горных коз.

Он попадает за двести метров

В подброшенный абрикос.

 

Когда он на ночь встает дозором

Среди кустов и коряг,

Приходит финиш тревожным спорам

О пумах и дикарях.

 

Едва покинув дрянную шлюпку,

Промокшую вкось и вдоль,

Откуда-то извлекает трубку,

Не тронутую водой.

 

Летит лавина, кружится кондор –

Майор спокоен, пока

Поблизости не возьмут аккордов

Хайлендерского полка.

 

Идёт, не дрогнув, маршрутом верным

По диким, глухим местам.

И мне по вкусу такие нервы,

Я сам о таких мечтал,

 

Поскольку склонен кипеть подолгу,

Воюя с самим собой,

Вестись на дружескую подколку,

На вражеское «слабо»,

 

Почти без повода, понапрасну

Взрываться до самых недр.

Как жаль, что я не могу набраться

Холёных его манер!

 

Бреду по дебрям своим, шатаясь,

Без компаса и ножа.

Как жаль, что я не майор-шотландец!

А в общем-то, и не жаль…

 

МЕЖДУВЕКОВЬЕ

 

На Лигурийском побережье

Апрель – раздолье для теней,

Зияют звёзды, словно бреши

В непроницаемой стене,

 

В лагуну падают Плеяды,

Цветет миндаль, а потому

В такие сумерки, приятель,

Гулять не стоит одному.

 

Неважно, что тебе нужна лишь

Луна в дыму от сигарет.

Пойдём со мной, ты сам не знаешь,

Какое время на дворе,

 

В какой квартал средневековый

Тебя случайно занесло.

Ты слышишь – цокают подковы,

И погружается весло,

 

И сыплют стражники проклятья,

И лают псы, и вообще –

Сегодня в городе прохладно,

А мы с тобою без плащей.

 

Здесь пахнет морем, дёгтем, рыбой,

Навозом и сырым бельём.

Ростовщики считают прибыль,

Кухарки стряпают бульон.

 

Вдали кричат: «Держите вора!»

Узнать бы, что он там украл.

В окне упрямца Христофора

Свеча не гаснет до утра.

 

И чайки носятся над пирсом,

Уходят корабли на юг…

Не хочешь ли, дружок, напиться?

Я знаю место, где нальют.

 

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ – МОРЕ РТУТИ…

 

Четырнадцать месяцев – море ртути (а помнишь, когда-то была вода!).

Четырнадцать месяцев мы, по сути, не можем продвинуться никуда.

Четырнадцать месяцев нет ни чаек, ни даже каких-нибудь там медуз.

Четырнадцать месяцев мы скучаем, как мухи, увязнувшие в меду.

Четырнадцать месяцев в каждом скрипе рассохшейся палубы ищем знак.

Четырнадцать месяцев стонет шкипер, и боцман ему подвывает в такт:

Какое мучение это, дескать, четырнадцать месяцев не у дел!

 

И лишь календарь уверяет дерзко, что штилю не более двух недель…