Журнальный мир

Без оглядки

Неразрешимость бытия.
Жизнь неродившегося за жизнь творца.
«В пьесах английских не стоит искать меня».
Что комната нам? Ты разве не хочешь большего?
Что жертва моя тебе? Ты разве языческий бог?
Прими мою веру в тебя, отринь идеал любви ложной.
Ты говоришь: «Кто ищет, тот навсегда «идёт»,
Верней, обречен идти,
Скитаться».
Пускай. Я не боюсь остаться
Одна. Коробка из бархата, а в ней
Ожерелье-фальшивка.
Пускай. Для меня в блеске стекла -
Нет роковой ошибки. Я буду тем другом сердечным, что бороздит моря,
В бесстрашных боях ищет новое имя Эллады.
Когда же вернусь, если узнаешь меня,
К твоим ногам упадут все мои награды.
Не Элисон, не Елена мне имя теперь,
О, Джим, вся твоя музыка - мой приговор.
Усталый палач играет мишек, белочек, а свирель
Всё ласково так поёт:
Не обещай любить,
Второе имя любви - бесполезная жертва.
Но поклянись верить,
Коль вера твоя сильна,
Очнется рыцарь от бесконечного грустного сна.
Джим выйдет из комнаты. На улице будет весна.

После тебя

«Паштет из бабочек» кушали гости, 
Плевали в урну от крылышек кости, 
Я слушаю, что говорит большой рот: 
Про город, неё и чужой эшафот. 
Меня обнимают за плечи тихонько 
Нелюбимые и слегка одинокие 
Руки. 
Здесь и сейчас, 
Кроме поэта и нас, 
Никто не пытался понять стихи Лёни, 
От них веет дворовой пылью, метлой и кровью. 
В подворотне убили Лёню. 
Может, кто-то ещё кроме нас и поэта 
Здесь и сейчас 
Попытается вспомнить «это» 
И сдержать непредвиденных слёз, 
Будто всё, что читает поэт - всерьёз. 
Нелюбимые руки душат скукой, 
Ты - напротив, не смей смотреть на меня, 
Читать мои мысли, видеть глубокие смыслы 
В дурацких стихах моих, 
Даже если искренне, 
Даже если ночью 
Читаем друг другу Лёню, своё «неплохое», «пьяное» и «то, что не очень». 
«Ты ему изменяешь со мной 
душой», 
Но у рыжих 
Вместо души - брошка-двустишие, 
Которую я потеряла в Леднике, 
Поэтому - ничего не было.

За оградой

Что ж, октябрь, зажги плитку старую
Да прими без усмешек мой плачь!
Дом с калиткою, мать - яблоньку алую
Ты верни мне на миг, да не спрячь
Всех кустов разноцветной смородины,
Ломонос - лютик, детский мяч
Не встречать желторотой здесь осени,
Не смести мне с крыльца неудач.
Безутешная бродит русалка
Средь развалин в саду одиноко,
Лишь любовь его сладкая-сладкая
Возвращает глаза с поволокой
К жизни, памяти и стихам.
Дом разрушен и предан костям.
Пой, мой милый, усталый странник,
Мы с тобою в одном лишь похожи,
Ищем в белой реке маяк-памятник
Для поэта - кисельное ложе.
Пой, и ночь растворится в розовом,
Знаю, больно тебе, не мне,
Роковою страстью, бесхозные
Мы прибиты к цветам в стене.

*** 

Он молчал, погруженный в думы,
Но доспех его был чист и смел,
Я не знала до этого, сколько
Страшных мук ты преодолел.
Я не знала, что может улыбка
Скрыть усердных трудов души.
Моих слабых стежков не хватит
Залатать нежно раны твои.
Кто внутри… доспеха? Не сразу
Пальцы чувствуют тёплый туман,
Не обман, что не видно глазу:
Золотое перышко там.
Строчки, вымоленные с самого донышка
Моей хрупкой помятой души,
Я тебе посвящаю, милый,
Только слушай и не молчи:

Я стою возле красных крестов,
Семь могил самых преданных братиев,
Под ногами - весь мир и Дон
Всей красы хребта не утратил.
Только что уж лукавить, простит
Мне Господь или нет, не знаю,
Сердце - пуля молчит, молчит,
Даже кровь в нем стучит ледяная.
Нет уж дома, одни угольки,
Если б камешки, было бы слаще.
Я молюсь о тебе в пути,
Ты моя надежда, прости,
Я никак не могу иначе.
Ведь в твоих глазах будто дом
Оживал, и все не напрасно.
Ведь в твоих глазах мы танцуем бостон,
В том саду, где нам быть не опасно.