Стихотворения

Стихотворения

Об авторе: Родился в 1971 г. в Новгороде. В 1993 году окончил строительный факультет Тульского политехнического института. Живёт и работает строителем в Туле. Публиковался в журналах «Новый мир», «Арион», «Волга», «Новая Юность», «Дружба народов», «Сибирские огни», «Урал», «Крещатик», «Интерпоэзия», „Homo Legens“. Лауреат литературных премий журналов «Арион» (2019), «Интерпоэзия» (2020 год), «Новый мир» (2021). Постоянный автор ПМ.

 

Список

Врачиха за ширмами булькала куллером.
Пропахла приемная хлоркой и куревом.
До срыва училку опять довели.
За пасекой трассу наметили вешками.
С портфелями в сумраке гулком замешкались.
Ну где же он, Господи, ключ от двери!

Шум черной тарелки лишён мелодичности.
В распахнутой форточке море античности.
Поэт наблюдательный не по годам.
Играли звонками, замками, щеколдами.
Слезу иногда выжимали щипковые.
Маячили угол, губа, Магадан.

От нечего делать увлекся гекзаметром.
С билетом почти повезло на экзамене.
Решился у всех на глазах на заплыв.
Зависли с таранью и пивом на пристани.
Хорошая песня на пленку записана.
Поставил на паузу и позабыл.

На вахте на бабки приличные кинули.
Зимой бюллетенил неделю с ангиною.
Вином и виной железу подсадил.
Стекло на контроле таможенном отняли.
По снегу не могут вернуться охотники.
Ребенок в прихожей опять наследил.

 

Затон

В перечень важных дел
С девой на остров вплавь
Выбраться в летний день,
Встретить закат добавь.

Проводы хриплых барж.
Окриков грубый слог.
Попусту входит в раж
Драга, намыв песок.

Речкой рюкзак пропах.
Шум у билетных касс –
В выжженных лопухах
Ждет дебаркадер нас.

В список не срочных дел
Рыбку добавил кот.
А эти двое где?
В дальний ушли поход.

Сладкое пьют вино,
Ищут от солнца тень.
Смотрят свое кино –
Склоны без деревень,

Облако-молоко,
Птицы парящей знак.
Рядом с тобой легко,
А без тебя никак.

Вечером в бликах плес
Мне ни за что даруй,
Мягкий, как прядь волос,
Теплый, как поцелуй.

Чтоб, как Чапай не смог,
Вышел, как Чаплин твой,
Ржавый пантона бок
Рыжей обдав волной.

Все, что с тобой пришло,
Рябью пустилось в пляс,
Не позабылось чтоб,
Но изменило нас.

 

Аптека

Внимательно читай: В субботу старт регате
Даст загорелый мэр в потрепанном халате.
Концертом духовой оркестр начнет сезон,
Чтоб школьный выпускной запомнился, как сон.

Чтоб научить тебя тепло хранить в объятьях,
Чтоб повторять узор на бабушкином платье,
Удерживать слезу, рыданья, хохот, стон,
Разглядывая о-блака со всех сторон.

Усвой другой урок короткого сезона,
Плутая по дворам и стройкам Лимасола, –
Устало замечай, как явь луча зыбка,
Как свет аляповат в изгибе завитка.

Запомни детский смех, волос воздушных локон,
Вид моря или гор из всех отельных окон.
Прощаясь навсегда, змее отвесь поклон.
Ты тоже победишь, как тот Лаокоон.

 

Узел

Команды жди, гляди на свет и слушай,
Как птица наполняет звуком мир,
Когда на перегоне дверь теплушки
Со скрипом отодвинет конвоир.

Прокашляться попробуй и размяться,
Вдохнув всей грудью северный туман,
Когда вокруг галдят и суетятся,
И по мешкам распихивают хлам.

Запомни свет, что в руки не дается,
И голоса, что так зовут домой,
Ведь скоро и тебя всерьез коснется,
Что раньше обходило стороной.

 

* * *
Много неба, а облака мало.
Мая в летнем кафе ярок свет,
Где за столиком мальчик и мама
Не спеша уплетают десерт.

Тают гжель синевы, тени палех,
Тополя в белой шерсти для прях.
И пломбира сиреневый шарик
В металлической лунке обмяк.

И поплыли ларьки и беседки
И киоски ЦПКиО,
И пустых каруселей розетки,
И космический аттракцион.

И растаяли в отзвуке гулком
Обращенные к сыну слова.
И остался лишь свет от прогулки,
Блик на глади стеклянной стола.

Этот розовый, солнечный зайчик,
Что на миг проявился легко,
Каждый раз что-то новое значит,
Когда я вспоминаю его.

 

Кровь

Под вечер окна светятся в квартирах.
Котельная трубой дымит вдали.
Противогазы и презервативы
В две смены производит РТИ.

Поэт устал давно, не слышит фальши,
Где рифма? взять никак не может в толк.
В Заречье не спеша – куда уж дальше? –
Уходит со двора засадный полк.

Царапиной сплошной заело танец,
Но пары продолжают свой медляк,
Пока танцпол не обесточит старец,
Толпа не разнесет наряд в дверях.

Ругаться будет дедушка, что поздно,
Что в парк трамвай ушел, что так нельзя
Вести себя, погасшей папиросой
Вслед внуку молчаливому грозя.

 

Истукан

Я забыл с пустырями родимый пейзаж,
Географию, Неман и Вислу.
В раж войти не успел, а уж вышел в тираж,
Запрещенной травой восклубился.

На открытку мою сквозь слезливый кисель,
Как на керенку, пялится тормоз.
Запускай, оператор, тоски карусель,
Начинай горемычный перформанс.

Расскажи, как умолк я на старости лет,
Как на полке не смог найти место,
Как навел средь тетрадей и книг марафет,
Оказавшихся долей наследства.

Как контрольный диктант завалил годовой.
Как училки сопрано тревожно
Голосило тогда над моей головой,
И добро не давала таможня.

Если б знал я ход времени, тайну вещей,
Что навеки останусь не старым,
Не стоял бы на площади в сером плаще
В майских сумерках без пьедестала.

 

С кисточкой

В вязанной шапочке съехать с горы на санках,
Чтобы на скорости радуги стать изнанкой,
Снегом с семнадцатой копии кинопленки,
В синих разводах, как в полдник кисель продленки.

Схлопнется день замороженной занавеской,
И отзовется мелодией пионерской.
Сумерки взвейтесь костром погребальным, если
Глобус, Дичок, Марадона – умру не весь я.

Выйдут на свет из подъездной тьмы малокровка,
Тополь стеклянный, снегирь, снеговик с морковкой –
В теплой норе нахлобучит сугроб на плечи,
И не разбудит, встречая трамвай, диспетчер.

Иго кукушки, на ржавой цепочке гири,
Серых пюре водянистых, компотов сгинет,
В лавке курорта торгаш мне покажет фигу,
Памятник скромный тогда я себе воздвигну.

Не вознесется он выше садовой ели,
Снегом тропинку к нему заметут метели,
Дачник в субботник отмоет от зимней грязи,
Чтоб при заезде вожатый услышал: Здрасте!

 

Пилюля

В узкой форточке роща далекая
И с надорванным облачком даль.
На балу у танцмейстера Йогеля
За невинной душой приударь.

Сам себя рассмеши и возрадуйся,
Разойдись на веселие весь.
Загадай продолжение праздника,
Катильон, па-дэ-шаль, полонез.

Зря, да зря, что ты, ангел, заладил мне. –
Грусть-печаль славным вальсом развей.
Позови лучше старых приятелей,
Пригласи, на ночь глядя, друзей.

В штос спусти дом с отцовскими землями,
И трехлетний доход от земли.
И не в силах прервать невезение,
Доиграй, до утра дотяни.

Снова инеем ивы подернет, а
Рощу выжгет рассвет изнутри.
Выпей что ли шампанского теплого,
Кофейку не спеша отхлебни.

Хороводы снежинок над лужицей
Приведут, и теплом наделят
Образ девочки в бежевом кружеве,
Чудаком посчитавшей тебя.

 

Демо

У старика все меньше слов.
Сказать так хочется о многом,
Но слов осталось только три.
Известка, молоко, паренье.

С тремя бойцами топал в тыл
По пахоты морозной почве.
Октябрь, а год какой забыл,
Детали помнятся не очень.

Мясцо кровавое, сырец,
А врач сказал, что делать нечего.
От раны розовый рубец,
Осталась от тарелки трещина.

Какой-то кашель, вздох какой-
То, звуки леса, речь на улице.
Мальчишка, понятый рекой,
На зыбком облаке волнуется.

 

Выкормыш

Пришел в четверг домой,
Подкинул две ириски.
Дрожащей пятерней
Коньяк налил по риску.

Промолвил: Ого-го,
Как понесло палёной.
С подхода одного
Опорожнил гранёный.

Стал кашлять, страшно выть
Про два веселых гуся.
Почапал покурить
Во двор, и не вернулся.

Всю ночь искали зря,
Тряслись с утра в испуге.
До выходных меня
Мать отвела к подруге.

Замерзло воронье,
А мне тепло под шалью.
Сосед несет свое
И слабо утешает.

Сдвигает шумный стул,
Уходит в ночь со света.
Я скоро подросту
И задушу соседа.

 

Корвалол

Приснится плен, приснится лес чеченский,
Ударом в рельс разбудит Лобачевский.
Вода заката, алое вино –
Шедевр без дублей снимет сразу на́бело
Провинциальный деятель кино. –
Герой картины вдруг посмотрит в камеру.

А здесь богини в зарослях нагие,
А здесь и свет другой, и мы другие. –
Себе находим в тамбуре друзей.
С утра сливаем, пьем остатки чайные.
Представьтесь. Кто вы? – Герман Елисей.
Я научу затяжке и отчаянью.

Не складываются в одно фрагменты. –
Зацвел на швах стены раствор цементный.
На три аккорда воет азиат.
Отец уходит на работу затемно
И поздно возвращается назад.
На локте долго заживает ссадина…

Тому, кто в кадр войдет, легко отныне.
Кенты и бугаи твои родные.
Среди затылков выбритых найди
На роль комбрига бармена-валютчика…
В купе с морозным эхом взаперти
Героя даст судьба тебе попутчика.

На мартовской капели, первой пробе
Засядь с ним на подтаявшем сугробе.
Отдай ему пальто, чтоб не продрог.
Держи его не в фокусе, не в ракурсе.
И, повторив финальный монолог,
Умолкни наконец, чтоб он расплакался.

 

Поздно

Что с толпой понуро ходят в баню,
Парятся, молчат, по одному
Покурить выходят, – скажешь маме.
Пялятся на небо потому,

Что в игре умри-замри-воскресни
Слов не много, правды не найти.
Двигают весь вечер мебель в пьесе,
Люди претворяются людьми.

Снег повалит, лес грибной погибнет,
Встанет лёд на речке наконец.
Если дверь в квартире старой скрипнет,
Это может быть пришел отец.

Обувь снял, пальто стряхнул в прихожей,
Мокрый веник вынул посушить.
Если он заглянет осторожно
К сыну – поболтают может быть.

 

Перекур

Предъяви, дым отечества, корочку.
Имя всуе сними с языка.
В зимнем воздухе дымом махорочным
На делянке остался зэка.

В трёх соснах, переписанных набело,
Сизым облачком вздох уцелел.
Над оврагом оружием табельным
Выбил эхо для нас офицер.

Гул стоит, валит снег щедрой россыпью –
Больше кенарь не сможет косить.
Среди нас нет в отряде ни Господа,
Ни врача, чтоб его воскресить.

Нет ни наста, ни облака белого,
Ни хлопков, испугавших лису.
И спасибо сказать больше некому
За нечаянный отдых в лесу.

 

Два квинария

На форуме тóлпы галдят о сражениях,
Гадают о скорой зиме и наследнике.
Кормежка опять дорожает и зрелища,
Но мальчики при кабаках все доступнее.

А плебс развлекает себя потасовками,
Речами о бунте, нечаянной милости.
Патриций имущество делит с доносчиком.
Полковник с прислугой трофеями делится.

Писцы не спеша составляют проскрипции.
Свободно вандалы по городу шляются.
Надеждой деревня живут и провинция.
Кровь припоминают болтливому всаднику.

На рынке кониной торгуют приезжие.
Муку раздают неимущим на площади.
Запасы казны не иссякнут для праздников,
Возводят еще один Августу памятник.

Ведет зажигательно о возрождении
Оратор рассказ – духов предков, обласканных
Богами, о цезаре, и о спасении
Империи перед великой опасностью.

За щедрую мзду я бы тоже раскаркался
Скотам на потеху, нечаянной публике,
Когда б ни унижен был грубым молчанием,
Не смертью высокой – обидчивой высылкой.

Сюда о чуме из столицы доносятся
Печальные слухи, о дряхлости цезаря,
Как доблесть совсем под шумок обесценилась –
Съедает сама себя родина заживо.

И я выгораю, для девочек местного
Начальства слагаю творенья не длинные,
О травах цветущих скалистого берега,
О плодоносящих оливах и персиках.

Стараюсь не смолкнуть навеки отчаянно.
Трудом согреваюсь, прогулками длинными.
Но стынет мой дом на отшибе селения.
Дрова иссякают, сжигаю последние.

 

Титус

В инее ветку сутулым плечом задень,
Пушкину выдай заслуженный снежный орден.
Можно слоняться по парку зимой весь день,
Мерзнуть на холоде, предки когда в разводе.

Старым соседям пустой нанеси визит,
Вслух почитай суетливой старушке повесть.
Мойра с пюре пересоленным – вот и стыд.
Чай с карамелькой без фантика – вот и совесть.

Если спасутся Синкевич и папуас,
На Амазонке Дроздов не исчезнет если,
На ночь проверь электричество, воду, газ,
Под пуховым одеялом к утру воскресни.

На подоконнике в марле ростки семян,
Бабушкин Зингер жует то халат, то платье.
Можешь в пальто в коридоре забыть себя
Или немого мальчишку найти в объятьях.

 

Рыба

Когда я вместе с именем – о боли
И радости забуду на три дня,
Определите в нервный санаторий
К другим увядшим лютикам меня.

Ни маму, ни отца не будет жаль мне,
Ни дедушек, погибших на войне,
Когда в казенной хлопковой пижаме
Усядусь под мозаикой в фойе.

У пищеблока распугают гули
Воробышков и ветреных синиц,
Распустятся все бархатцы на клумбе
И дикие гвоздики для петлиц.

Под грампластинки медленные звуки
В приемном отделении хирург
С румяной медсестрой распустит руки,
И тот час же останется без рук.

Нет на реке ни зарослей, ни уток.
Погас в траве прибрежной уголек.
Уляжется пристыженный обрубок
Моей пустой постели поперек.

Не выберет он на базаре дупель,
Но с оттепелью выберется в плюс.
А я, поставив все, пойду на убыль,
Пока совсем, как снег, не растворюсь.

 

Приступ

Выйду на воздух, от гула устав.
Ночью уеду отсюда.
Снимет уколом с утра медсестра
Спазм коронарных сосудов.

Утром прогулка в больнички пустом
Сквере запомнится эта.
Как за дождливую ночь унесло
Краски индейского лета.

С аппендицитом лежал призывник,
С колотой раною всякий.
Быстро к соседям болтливым привык,
К чаю и каше овсяной.

Долго рассказывал старый Пьеро,
Как за баланду из миски
После отбоя сидел в машбюро,
Гимн диктовал машинистке.

Долго кривлялся, учился ходить,
Мучился долго от жажды.
Выйдут на выписку все проводить,
Выскажет что-нибудь каждый.

Рану оставит заката картечь,
Год принесет перемены.
Длинная встреча, короткая речь,
Выход на воздух мгновенный.