Стихотворения

Стихотворения

Об авторе: Дмитрий Близнюк. Литератор из Харькова, Украина. Публикации в журналах: Rattle, The Nation, The London Magazine, Pleiades, Another Chicago Magazine, Eurolitkrant, Poet Lore, NDQ, The Pinch, New Mexico Review, The Ilanot Review, National Translation Month, East West Literary Forum и многих других. Неоднократно номинирован на премию Pushcart prize. Победитель RHINO 2022 Translation Prize.

Сборник стихотворений на английском: „The Red Fоrest“ (Fowlpox Press, 2018, Canada) Сборники стихотворений на русском: «Сад брошенных женщин» (2018), «Моментальное фото» (2020), «Утро глухонемых» (2018), «Снегопад в стиле модерн» (2020), «Нас нет, только тени в стихах» (2021), «В джазе только демоны» (2022).

Публикации в ПМ: № 3(7)-2015, № 2(18)-2018

 

в джазе только демоны

рожденный в бомбоубежище,
впитавший войну со страхом матери,
когда наверху ухал филином город.
сваей бился в стены – продольным молчанием метрополитена.
«я родился в счастливой рубашке цвета хаки…»
«эй, потуши сигарету!»
«мама-а-а, Джейн меня укусила!»«тише!»
«спаси и сохрани нас Боже…» «не выключила суп». а снаружи
голубую пшеницу неба пожирала стая
черно-стальной саранчи.
сбрасывала сверхзвуковые личинки –
будто горящий целлофан, истекающий огнем.
дома лопались, как серые тыквы, если по ним ударить молотком.
это потом
солнечный свет придет как откровение,
как толстый, будто надувной ангел –
фельдшер жевал зубочистку и улыбался –
«так, мистер, кто здесь у нас?..»

Господь выбрал тебя
особым образом.
как серебряную пломбу среди патронов.
как пожарный гидрант среди питонов.
ты в это верил всю жизнь, прикладывал веру,
как грелку к своей душе.
рожденный в бомбоубежище.
перекрытия и балки в твоей крови.
кофейни, рыбные бары Темзы, соленый ветер
вкуса вяленого морского конька.
но ты вышел дважды –
1) из утробы матери,
2) из земли и бетона.

рожденный в бомбоубежище.
в твоих словах отсутствует «о», ибо тебе
от страха зажимали рот. первый крик – тебя его лишили.
тебя уронили –
стаканчик пломбира с моста.
но – что упало, не пропало. и чайка на лету
срезает и ловит мороженое
над собственным отражением.
тебе повезло родиться.
даже если война и всюду разлит страх и фатализм,
как прогорклое масло.
и бомбы играют собачий вальс, мешают керосин с кровью.
веснушчатая девочка с голубыми глазами
смотрела на тебя в полутьме
будто на живую икону –
напуганная богоматерь с младенцем.

а где-то шарманка без конца наяривает вальсы Штрауса
и негодяй Гитлер кормит любимую овчарку Блонди
мясными консервами.
а ты еще не знаешь запах озона. не знаешь,
как выглядит свет, сверкающее море, лицензия на ловлю
макрели.
теплая акварель материнского поцелуя,
добрые ноздри. нет. рожденный в стрессе и не в СССР.
не вскормленный кровавой муравьихой партийности,
попковым ядом муравьев.
идеей коммунизма. будь таким, как все. будь никем.
смотри – тебе снова везет.
и в небе, точно во взломанном океанариуме,
плавают акулы – в голубовато-розовом тумане –
расшит трассирующим пулеметным огнем.
но ничего. через тридцать минут тебя вынесут
на свет божий.
да, детка, это небо, а это земля.
это разломанные люди, их дома.
это лучший мир из невозможных.
тебе повезло.

а город вытаскивает
из разбитого бока, из раздавленных ребер – уцелевших людей,
как занозы – из каждой занозы однажды
может вырасти дерево, сад или целая роща.
или новый пулемет.
а город пережил бомбардировку, и твоя
маленькая жизнь пойдет плюсом,
чтобы перекрыть 3044 минуса.
принюхайся же, повелитель зверей:
пожары – трясущиеся многогривые львы –
пожирают дома, кусают свои морды отрастающие, как у гидры.
все невидимые звери приветствуют тебя.
нового повелителя
теней.
поэт Маугли.

 

* * *
антимузыка, ток-шоу, сериалы.
жабы в синих лосинах, скандалы.
дорогая, выключи.
выключи.
весь этот инфояд затекает мне в глаза и уши.
все это мешает мне думать.
глушит динамитом вертикальные озера души –
с водопадами, лунными большеглазыми драконами,
и дохлые сизые рыбины
всплывают на поверхность сознания
(так прибой океана
задыхается в пластиковом мусоре).
яркие звуки и фразы – отполированные ягодицы,
мощи и немощи кощеев.
а мне нужен час тишины или я рассвирепею.

а ты боишься тишины
как жительница райского прибрежья –
затяжного недыхания цунами,
и птицы сходят с ума,
истеричными черными тряпками бьются о невидимый барьер,
а для меня тишина – уссурийский дрессированный тигр,
и я добровольно кладу голову ему в пасть.
за моей спиной
должно быть молчание творца –
вогнутая тарелка космической обсерватории.
ловец инопланетных молитв,
межзвездного шепота.

тишина… замедленный смерч, вихрь дверей,
облако глаз, а ты в нем – как маяк, как дерево ресниц,
моргаешь, ощетинился.
туманный ясный зверь Вселенной
подходит к тебе со спины на мягких кошачьих лапах,
не дыши – дыши,
это – бесконечность миров, спрессованная,
как тонна нефти
в туфельки Мэрилин Монро.
а она, сидя на мотоцикле, обнимает
черную кожаную спину дракона
в стальных заклепках,
ставит ноги на горячую выхлопную трубу
и плавит подошвы, и тишина,
и вы летите в ночь-нежна,
прожигая жизни, и танцуют ветвистые призраки
истлевших деревьев, сгнивших динозавров,
перспективы, возможности Бога, тишина –
живая шляпа-цилиндр фокусника,
и ты засовываешь руки по запястья
в клавиатуру, как венер-милосский,
а губы шевелятся, гусеницы шелкопряда,
зеленые искры в глазах, простое слово «тишина»,
черные снежинки в белом шаре,
длань Бога с теннисной ракеткой – он хочет с тобой сыграть
в инопланетный теннис, однажды
все мы станем тишиной,
белым шумом в зоопарке миров,
мартышками анти-звука…

 

Нарния

давай сегодня ляжем спать голыми
как нормальные муж и жена как любовники
снимем все вещи штаны кофты мастерки куртки набитые
паспортами лекарствами флешками наличкой
ключами кредитками зарядками для мобильников
снимем обувь и носки давай сегодня
не будем бояться что ночью в наш дом
прилетит снаряд а мы выживем и нам придется бежать
сквозь зимнюю звездную тьму в Польшу Нарнию давай
сегодня вечером устроим праздник
мирной жизни
разденемся догола обнимемся и спокойно заснем
пусть наша кожа
и тела вспомнят доверие нежность
давай сегодня хоть на одну ночь отключим войну
взрывы обстрелы бомбежки Харькова
очертим мелом нашу кровать от вия демонов
монстров включим теплые полы давай сегодня
закончится война хоть на два три четыре пять
часа
давай напишем злому волшебнику в бункер
пусть он сегодня не будет убивать
пусть он как-то сказочно сдохнет хоть на один день.

полцарства за спокойную ночь
полжизни за мирный день
давай это будет так:
смятая простыня –
две сигареты в полутьме две
красно-оранжевые рыбки в аквариуме
четыре руки ты
прижимаешься ухом к моей груди
точно ящерица к теплому камню поросшему мхом
и мой голос – вино в бурдюке
ручей в темной пещере
я говорю что-то нежное пошлое потом настоящее
и эти слова
рождаются не в бронхах
не в горле и не на зубах
но в глазах
в полутьме и молчании.
наша кровь пульсирует гибкие черви
вагонов метрополитена
скользят по гулким тоннелям.
станция «я тебя люблю» – предпоследняя
в недостроенной ветке метро.
в недописанной строке.
дальше мы выходим родная.
и нам нужно идти пешком.

 

* * *
оптимизм растворяется
как таблетка в желудке
приближается вечер
огненнорогие олени скачут на горизонте
я только посмотреть
сын отодвигает штору
чувство что засовываешь голову
аквалангист на глубине
в темную пасть спящей акулы
включается воздушная тревога
ангел-хранитель города
в смирительной рубашке
и с кляпом во рту:
он может
только громко отчаянно мычать
родные спасайте себя

линия горизонта взбухает, бугрится:
змея кусает другую змею за голову
как прищепка прищепку.
дома напряжены они –
пальцы великана –
вцепились в ночное небо .
мягко и быстро бьются сердца как цыплята,
резкий дегтярный запах лисицы,
бурый огонь на четырех лапах
проходи мимо.
проходи.

 

* * *
в колбе неба
фиолетово-огненные драконы
похожи на гигантских креветок
грациозно лупят хвостами в красном спирту.
пол плывет под ногами.
ты сейчас вне себя.
в неопределенной точке, идея яблока без мякоти и
кожуры,
в тебе спрятаны – свалены, как инвентарь – сады
будущего и прошлого.
ты – дверной глазок между тьмой и тьмой.
а жизнь, удивленная радуга,
плавится под разрывами снарядов.
ты видишь родной дом из белых костей,
это уже не твой дом.
тебе здесь ничего не принадлежит.
и все же весь мир впитал тебя
будто море – глоток цветных чернил
из картриджа.

 

* * *
шум дождя за окном –
скрипка завернутая в мокрое полотенце.
наш дом
слон который спит стоя покачиваясь.
дождь прошел но душа не земля.
душа сморщена
точно кожа на локте.
солнечный свет прорастает сквозь яблоню –
лимонадное дерево.
пьем золотистые ветки плоды
глотаем свежесть
зыбь ветра – зеркально-водяные розы в лужах.
Микеланджело мгновений
простых и недолговечных.
самый хрупкий мрамор в мире.
и твое впечатление
останется для вечности.
останется?

жена складывает зимние вещи в шкаф
спрашиваешь себя – наденешь их снова однажды?
или нужно прощаться с временами года.
с зимним пуховиком
и шерстяной кофтой навсегда.
эти вещи помнят войну впитали ужас
как волосы запах сигарет.
они никогда ее не забудут.
необратимость разрушенного мира.

 

* * *
квартиры крошатся под взрывами
как трухлявые пни.
машины сгорают точно тополиный пух.
тишина вздувается
и лопаются бетонные пузыри.
беженцы сидят и лежат на матрацах и карематах
внутри метрополитена.
подземный пляж.
а снаружи бухают волны.
никто не хочет выйти в вертикальное море смерти,
искупаться взглядом, лицом
окунуться в небо города.
нет уж. лучше болезненный загар от ламп.
а каждый взрыв уносит чью то жизнь –
черный аист, похожий на птеродактиля,
смазан соляркой.

 

* * *
взрывы-кашалоты
тяжко испускают фонтаны
кирпичного крошева и пыли.
женщина с кульком: крупы, консервы.
сборщица моллюсков,
отлив обстрела.
получила гуманитарку
нужно быстро вернуться домой, если он цел.
принять душ, переодеться.
взять паспорт лекарства.
спуститься в подвал.

люди разбегаются как гончие от зайцев.
труп собаки в траве: земля удивлена,
ей не хочется ее глотать.
так русалку насильно заставляют
пить рыбий жир.

пацан глазами в землю лежит:
две божьи коровки
занимаются любовью на куске кирпича.
а где-то за спиной циклоп давит дома.
ощупывает, крошит овец. ищет Одиссея
его жену и детей.
и некая больная безумная цель
втягивает пацана за собой точно громадная волна у
берега.
царапает тело о песок. наждак. волочет.
вскочи и беги.
но куда? а мессия
мог гулять по волнам,
по земле и асфальту
под снарядами?

 

* * *
после обстрела старик как червь выползает
из ремонтной ямы в гараже:
и видит перед собой млечный путь, положенный набок:
спрессован точно куб металлолома.
ворота гаража – взгляд изнутри –
изрешечены осколками и сквозь рваные дыры в металле
сочится граненый острый дневной свет.
запах машинного масла, гаек, болтов.
старик медленно шагает на смертельный свет не-звезд.
открывает железную скрипучую дверь
точно знак зодиака
в чужой неизведанный мир.
есть здесь кто-нибудь живой?

 

* * *
остатки кораблекрушения людей.
он список своих дел прочел до середины.
он не сходил с сыном в дельфинарий.
не вывел кошке клещей.
не доделал ремонт на кухне.
не дописал книгу стихов.
не пришел на встречу одноклассников.
его быстро настигает ползучее НИКОООГДА –
коричнево-красный питон заглатывает живьем
все что ему дорого. о Боже,
ему оказывается дорого все.
он годами лепил из кусочков
смешную вздорную статую
смысл жизни –
шагающий термитник с флейтой.
но пришел муравьед войны,
длинным когтем выбил окна и двери,
всех съел
сладких и кислых людей.

 

* * *
вот он рассвет – нега раннего летнего утра –
мягкие финики без косточек, и душа неохотно
вспоминает – война.
война ждет, каждое утро встречает нас
прозрачный цербер.
трется тремя мордами о ноги. о горло.
как тебе спалось?
почеши за ушами. сегодня я не буду тебя загрызать
насмерть. говорит одна голова.
или буду.
игриво вылаивает вторая. а третья тяжело молчит,
внимательно следит.
а во дворе кусты роз расцвели
буйными мордатыми бутонами:
шелковые раны навынос.
и пчелы тонко жужжат,
и снова прорастает вой сирены – воздушная тревога –
утром этот звук не так страшен,
ведь мы еще наполнены оптимизмом после сна.
этот прекрасный день. он весь впереди –
длинная бело-голубая ваза
высокая и элегантная как жираф,
уже покрыта незаметными трещинами,
будущими осколками.
но она держится каким-то чудом.

 

солончак

я все видел.
печальный ангел-хранитель,
обвисшие крылья покрыты бетонной пылью,
сидел на обгоревших камнях в сожженном доме.
вся семья погибла быстро
будто отсосали зародыши.
точно не было никого.
теперь ангелу нужно встать и идти по осколкам
утиными лапками хрусть трясть,
искать новых людей для защиты.
однажды вечером сюда придут
огненно-оранжевые чуткие лоси заката
на солончак горя,
и будут жевать лизать вкусную землю,
где нас уже нет.