Стихотворения
Стихотворения
9 января в возрасте 84 лет нас покинул Чарльз Симик.
В 2021 еще в здравии он застал публикацию в России большого сборника своих стихотворений «Открыто допоздна» (Екатеринбург, Изд-во «Полифем») и двух эссе о поэзии в Просодии. В 2022 с его предисловием вышла книга почитаемого им сербского поэта Васко Попы (Москва, Изд-во «Серебряные нити»).
Родившийся в 1938 г. в Белграде и ребенком заставший ужасы Второй мировой войны, он оказался с родителями в США, где стал поэтом мировой величины, лауреатом Пулитцеровской и множества других премий. Его творческое наследие включает сорок поэтических сборников, четырнадцать книжек переводов и десять книг эссе.
С начала 70-х гг. преподавал американскую литературу и литературное творчество в Университете штата Нью-Гемпшир, где проживал до последнего времени вместе с женой. Когда в октябре 2021 я запрашивал его согласие на публикацию в Просодии и уточнял, преподает ли он еще, он ответил: «дедушка Симик уже не работает, но с утра до вечера занимается стихами».
Пусть земля тебе будет пухом, Чарли.
Мы помним тебя!
Белая комната
Как сложно то, что очевидно, доказать.
Предпочитает большинство
Сокрытое. И я из их числа.
Читал мой слух деревьев глас размытый.
Некий секрет в их шопоте таился,
И они вот-вот готовы были
Тайной поделиться
Со мною. Но увы, такого не случилось.
Настало лето. Дерева светились
На улице Шехерезадой,
У каждого своей. И ночи было мало,
Чтоб выслушать я мог их бурные рассказы.
Мы входили
В мрачные дома,
Им не было числа
– покинутым, притихшим.
На верхних этажах, с закрытыми глазами
Таился кто-то, и без сна
Я пребывал, весь переполнен
Страхом и сомненьем.
«А истина не греет и скудна», –
Проговорила та,
Что в белое всегда была одета.
Не покидала комнаты она.
Указывало солнце на одну-
Две вещи, которым удалось
Ночь пережить без повреждений.
Простейшие то были вещи,
Трудность вся была в их очевидности.
Укрытьем им являлась тишина.
День выдался такой,
Что люди называют «удался».
Скрывались, может, боги
В заколках черных, зеркальце ручном,
Расческе с нехватающим зубцом?
Неправда! Там они не появлялись.
Нет, просто вещи сами по себе,
Безмолвные, невозмутимые, ничком
Под этим ярким светом,
И ждущие, когда же ночь придет, деревья.
И дальше притворяться вороном
Имеешь ли ты право речь вести
От имени деревьев, оставшихся без листьев?
И можешь ли растолковать,
Что вихрь делать собирается
С рубашками и пеньюаром
На бельевой веревке средь стиралок?
Что знаешь ты о темных тучах?
Прудах, заполненных листвой опавшей?
И на обочине стоящих ржавых тачках?
Кто разрешил тебе
Разглядывать в канаве банку из-под пива?
И белый крест поодаль от шоссе?
Скрипящие качели во дворе вдовы?
Спроси себя, если словами ты управишься одними,
Не лучше ли тебе сорваться подобру-поздоровУ
Взмахом одним перемахнуть на дерево другое
И дальше притворяться вороном?
Друзья по Гераклиту
Твой собрат погиб, с которым
ты по улицам бродил,
о философии судя-рядя, не глядя на часы.
Стало быть, сегодня ты гулять отправился один,
прерывая то и дело мысли ход, чтоб, представляя
оппонента, с ним местами поменяться,
и себе ответить аргументом,
разбирая видимости тему:
все ж, когда нас скорбь одолевает,
крайне сложно отличить
тот мир, что в голове у нас сложился,
от того, что видим мы обыкновенно каждый день.
Вы вдвоем, бывало, увлекались не на шутку,
так что в странные места могло вас занести,
в кварталы,
полные простолюдинов своенравных.
Потерявшись там, искали путь вы,
и, на грани пребывая невозможной
озаренья,
повторяли все вопрос свой,
тормоша старуху иль ребенка,
хоть вполне они могли быть глУхи
или немы.
Ах, какой фрагмент из Гераклита
ты пытался вспомнить,
когда кошка юркнула под ногу у мясницкой лавки?
В тот момент-то ты и затерялся
между брошенным на тротуаре новым
чьим-то черным башмаком
и внезапными испугом и весельем,
вспышкой их при виде мчащей
прямо в глаз на роликах девицы, разодетой
для вечерней дискотеки.
Летом в деревне
Одна научила валиться в траву, прямо в клевер.
Вторая – как ловко рукою под юбку залезть.
А третья – как целоваться, набив рот черникой.
Другая – ловить светлячков в темноте.
В конюшне одна была черная кобылица
И всадница в красной ночнушке как довод, что Бог все-таки есть.
Была ли она Сатаны порожденьем или кем-то похлеще?
Хватило ей дерзости мне повелеть, чтоб за плеткой сходил.
Частный детектив
Нет зацепок, но я должен след найти.
Вот теперь моя работа, – словарю, что на столе,
Я шепнул. А за окном – ни зги:
Мир совсем неразличимым стал
Как и на стене часы.
Зане хоть спички жги да жги,
Чтобы что-то разглядеть.
А пока что сердца стук все слышнее
в тишине. Меньше в здании людей,
Вот и лифты замолчали,
Неподвижны хлопья пыли.
В тихой слежке стынет время
До поры, пока Мадонна,
Тряпкой шаркая по полу,
Дверь за дверью в коридоре доберется до моей
И войдет. «А этот потный малый,
Что передо мной на стуле –
Это прежний я, – скажу ей, – и не суйся,
Не закончу я, пока его не расколю».
Вершины чудачества
О кружащие, каркающие над головой моей
вороны!
Признаюсь, временами нежданно,
без малейшего повода я бываю,
ни с того, ни с сего
оглушительно счастлив.
Утром потому только солнечным,
что иду рука об руку
мимо деревьев виселицею сгорбленных
с любимой Еленой моей,
как и вы, удивительной птицей,
с чувством как будто тебя пригласили
неотложно, но в форме учтивой
крайне
отведать на завтрак ломтиков дыни
вместе с нагими богами и
богинями
на заплатке снега, что ночью выпал.
Примечание:
Сергей Батонов род. в 1960 г. в Москве. В 1982 г. закончил МГИМО, работал в Латинской Америке, 10 лет в Перу и 4 на Кубе. В настоящее время главред издательства «Серебряные нити». Публикация в журнале «Плавучий мост»: 2-2018