Свобода крыла
Свобода крыла
ДОРОГА
А путь туда нескладный да безрельсовый:
Беда, коль дождь нагрянет проливной!
Старается, пыхтит автобус рейсовый,
Качаясь, будто пьяница в пивной.
Намаешься, но к пункту назначения
Особо торопиться не с руки,
Пока несёт,
Баюкает течение
День ото дня мелеющей реки.
Пусть на удачу грех уже надеяться,
Когда минуешь самый дальний плёс,
Но над обрывом вспыхнувшее деревце
Вдруг отчего-то станет жаль до слёз.
Ах, жизнь моя, полова да окалина,
Небесконечных дней веретено…
Вот деревце –
От века неприкаяно,
Вот я стою,
Такой же, как оно.
* * *
Словно солнца весёлые слитки,
Накануне осенней поры –
Золотые шары у калитки,
У крыльца золотые шары.
За горами ещё,
За долами
Снеговей, заметающий след.
Я люблю это жёлтое пламя,
Угасающий трепетный свет.
Межсезонья штрихи и детали,
Остывающий полог небес.
Всё яснее заречные дали,
Всё безмолвнее поле и лес.
Буду слушать – такая удача!
Отходя безмятежно ко сну,
На вчера ещё суетных дачах
Неземную почти тишину.
Всюду радости эти простые,
Как грядущего чуда ростки.
… У крыльца лепестки золотые,
У калитки твоей лепестки.
* * *
Тропа с холма сбегает вниз полого,
А дальше степь без края и конца.
Сухой и жёсткий куст чертополоха
Качнётся вдруг у самого лица.
Бери копьё иль уповай на милость
Врагов, что в прах стирают города…
Здесь ничего почти не изменилось
За сотни лет –
Всё так же, как тогда.
Так да не так:
Враг обернулся бесом,
Перехитрил Ивана-удальца.
Живое поле зарастает лесом,
Мелеют реки, души и сердца.
Там, далеко, шумит-гремит столица,
Она щедра для слуг, а не служак.
Куда идти?
Каким богам молиться?
Где в этой смуте войско и вожак?
Всё верится: вот-вот блеснут кольчуги,
Тугие стрелы воздух разорвут…
Но тишина уже давно в округе
Та самая, что мёртвою зовут.
По всей степи кусты чертополоха,
Сойдёшь с коня – утонешь с головой.
Густеет тьма.
Кончается эпоха,
И колокол расколот вечевой.
* * *
Не казнокрад, не грабитель,
Лоб осеняю крестом.
Если кого и обидел –
Не было умысла в том.
Зависти не было чёрной,
Что же терзаться виной
Перед когортой несчётной
Чем-то обиженных мной!
Это ведь как наважденье,
Это касается всех…
Разве не ждёт снисхожденья
Непреднамеренный грех?
Твёрдо небесные слуги
Держат порядок в дому:
Зло возвратилось на круги,
То есть ко мне самому.
* * *
Дождик шепчет, ветер колобродит,
Гром гремит, ревмя ревёт волна…
Музыка живёт в самой природе,
Потому и вечная она.
Не нужны ни клавиши, ни струны
Там, где преломляясь и дробясь,
Из глубин восходят, словно луны,
Робкий лещ,
Золотобокий язь.
Луг звенит.
Над синей гладью плёса
Чаек крик захватывает дух.
В мире, где ничто не безголосо,
Как награда – абсолютный слух.
Без конца, в мажоре ли, в миноре,
Слушать эту музыку могу
В самой лучшей из консерваторий –
На речном покатом берегу.
* * *
Сечёт по стёклам тёмная вода.
Вздремнёшь и усомнишься поневоле,
Что где-то есть большие города,
Там, за рекой,
Где чёрный лес и поле.
Но дождь пройдёт,
И капли на ветле
Горят, как бус серебряная нитка,
И весело
На сорванной петле
Качается скрипучая калитка.
СНЕГИРЬ
Не копи ни обиды, ни страха
На пути к неземному суду…
Вновь снегирь, беспечальная птаха,
Поселился в январском саду.
По тебе я соскучился за год,
Угощаю, чем только могу –
От звенящих рубиновых ягод
До семян золотых на снегу.
Оскудевшего неба кольчуга,
Затяжное ненастье грядёт…
Ничего, перетерпим, пичуга.
Всё проходит, и это пройдёт.
Я, конечно, неволить не буду,
Только ты не спеши улетать.
Хорошо мне с тобой, красногрудый,
Эти стылые дни коротать.
Научи одержимости взмаха,
Безоглядной свободе крыла,
Чтобы жизнь без унынья и страха
Шла вперёд,
Убывала,
Была!
ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
Тропинка вывела кривая,
Как бы сама собой,
Туда,
Где дремлет добрая,
Живая,
Незамутнённая вода.
Где всё исполнено значенья,
Как в мудрой речи стариков,
И так загадочно
Свеченье
Студёных донных родников.
Неразличимы глазу всуе,
Как утром пасмурным дымы,
Восходят солнечные струи
Из непреодолимой тьмы.
Лучей причудливы изломы,
И там, где чуть редеет мгла,
Сияют древние шеломы
И золотые купола.
Мерцают огненные блики
На тёмном движущемся дне,
И тайны их
Равновелики
Непостижимой глубине.
* * *
И дым черёмух у крыльца,
И этот ливень с чёрной тучей
Недолговечны, как пыльца
На крыльях бабочки летучей.
Но встал и замер у стены,
Когда явились вдруг,
Нерезки,
Твои глаза
Из глубины
Полуосыпавшейся фрески.
* * *
Небеса набухшей парусиною
Тянут лето красное на дно.
Залетело пёрышко гусиное
В полуотворённое окно.
Прошлое связав и настоящее,
Отлучив на миг от суеты –
Лёгкое, весёлое, манящее
Несказанным светом высоты.
От неё отвык я, как и водится –
Человек обычный, во плоти.
Ветер набежит,
И распогодится:
Поднимайся, пёрышко, лети!
Ах, душа, омытая печалями,
Что ж ты полюбила гладь да тишь?
В свой черёд
За дальними причалами
Пёрышком по небу полетишь.
Время будто надвое расколется,
Но не ошибаясь и во тьме,
Проплывёшь над милою околицей,
Над церквушкой тихой на холме.
Над остывшим полем, над Россиею.
Надо всем, что в жизни нам дано…
Залетело пёрышко гусиное
В полуотворённое окно.
* * *
Какая долгая зима!
Луны лучина…
Давно я понял:
Свет и тьма
Неразлучимы.
Не зря струится белый снег
Из мглы кромешной,
Когда бредёт,
Не видя вех,
В метели пеший.
Да я и сам блуждал в ночи,
Ведомый роком,
Пока не вымолил свечи
В окне далёком.
Среди бесчисленных огней
Живётся проще.
А я с тех пор иду за ней
Почти на ощупь.
Дорога к истине крива,
Черно над нею.
Свеча горит едва-едва,
Но с ней виднее.
ЗВЕЗДА
Таинственную обретая силу,
Стремительно пронзая толщу лет,
Летит к земле
Её неугасимый
И всё-таки
Такой холодный свет.
Горящая бестрепенто и вольно
Немыслимые долгие века,
Она глядит на праздники
И войны,
На горести людские
Свысока.
Подвластная законам мирозданья,
На перекрёстках судеб и орбит,
Она не знает чувства состраданья,
Ни боли,
Ни печали,
Ни обид.
Но отчего, когда порой гляжу я
Бессонной ночью в искристую даль.
Мне жаль её,
Холодную,
Чужую,
Как самое родное только жаль.
* * *
Полуоткрыты оконные створки:
В небо впечатана церковь на взгорке.
Дальше – полоска сутулого бора,
Ближе – сирени костёр у забора.
Мир непридуманный, мир настоящий,
Ливнем омытый,
Поющий, летящий.
Птица, растение, ветка немая
Празднуют ясную радугу мая.
Долго земля эту силу копила:
Тянутся ввысь лебеда и крапива,
Люди, деревья и церковь на взгорке…
Полуоткрыты оконные створки.
* * *
Тьма воронья в озябшей кроне,
И так шумлив гортанный хор,
Как будто птиц не стало,
Кроме
Вот этих, сбившихся на ор.
До сплетен всяческих охочи,
Томимы жаждой барыша,
Они с утра до поздней ночи
Галдят, отбросы вороша.
Не лезь в разбойничью породу,
Подальше выбери приют!
Здесь чужака не примут сроду:
Забьют, затравят, заклюют.
Здесь и своим порой несладко:
От гибели на волосок,
Когда внезапно вспыхнет схватка
За подвернушийся кусок.
Война!
Хотя последний житель
Тут с юных лет уже учён,
Что первым делом
Победитель
Стать новой жертвой обречён.
* * *
Позже темнеет и раньше светает,
Время весеннею льдинкою тает.
Капля по капле уходит в песок
Жизнь, а не сладкий берёзовый сок.
Но оттого, что на свете не вечен,
Дорог вот этот мерцающий вечер,
Полутона, и штрихи, и оттенки,
Сумрак и солнечный зайчик на стенке,
Облако в небе и влага в овраге,
Старое фото на жёлтой бумаге,
Где средь ушедших в иные края,
Неразличимый, устроился я.
* * *
Индевеют лодки на приколе.
Гол и светел краснотала куст.
За рекою конь в остывшем поле
Чутко осень пробует на вкус.
Он травы касается губами,
И в глазах от жёлтого рябит.
Стылый ветер, пахнущий грибами,
Как ребёнок, гриву теребит.
Вестниками скорого мороза
Листья вдаль уносятся, шурша.
Мужики стоят у перевоза
И в молчанье курят не спеша.
В час, когда на белом свете сиро,
Мучит тайна каждого своя:
Одного – непостижимость мира,
А другого – краткость бытия.
г. Москва