Три минуты по Гринвичу

Три минуты по Гринвичу

Поэма-предупреждение

 

В связи с глобальностью размещения пусковых комплексов, в Стратегической службе США принята единая система отсчета стартового времени – по Гринвичскому меридиану.

Из доктрины Пентагона

 

Агрессор должен знать: возмездие неизбежно, все равно он будет уничтожен. А мы как жертва агрессии, мы как мученики, попадем в рай, а они просто сдохнут.

Из речи В.В. Путина

 

 

* * *

 

В ту ночь от Юкона до Лены

до срока озера стали,

а утром от Уэлена

снялась последняя стая.

 

Дышала в затылок вьюга,

штормило пролив Берингов,

а гуси летели к югу,

к чужому,

к теплому берегу.

 

Откуда им знать, птицам,

про беды земного шара,

про страны, и про границы,

про чуткие наши радары.

Про то, что на синей планете

в чести не любовь, а бойницы…

 

Откуда про все про это

могли они знать,

птицы,

когда, в поднебесье ввинченных,

туманной,

студеной ранью

в 17.40 по Гринвичу

их вынесло на экраны.

 

Откуда им знать было,

что именно в эту минуту

их принял в «Системе тыла»

сошедший с ума компьютер

и, запрограммирован точно

по алгоритму страха,

выдал с дисплея строчку:

 

«ЯДЕРНАЯ АТАКА…»

 

* * *

 

В 17.40 по Гринвичу

в Бостоне – время обычное –

время «деланья долларов»

в офисах хьюмов и ротшильдов.

Но Тони, увы, не Ротшильд,

хотя в мастерской у Финча

механик Энтони Роджерс –

звучит и весьма прилично.

У Тони бизнес попроще,

да и карман поуже:

пока мистер Хьюм и Ротшильд

с конвейера гонят пушки,

автомеханик Роджерс –

с рожденья не слишком гордый –

для мистеров хьюмов и прочих

чинит моторы «фордов».

Он знает других не хуже:

за пушки платят дороже.

Но Тони не любит пушек,

просто терпеть не может.

Хотите, стреляйте сами,

красуйтесь с телеэкранов.

А он пострелял во Вьетнаме,

и хватит с него вьетнамов…

 

О, как он легко и просто

поладил с собственной совестью,

механик из города Бостона,

наивный герой нашей повести.

Он вертит гайки по схеме,

кепи сбив на затылок,

не зная, что в это время

компьютер «Системы тыла»,

оставив за Хьюмом и Ротшильдом

бункер 720-й,

внес уже Энтони Роджерса

в сводку

«ПОТЕРИ ШТАТА».

 

* * *

 

Дымились в распадках росы.

Сжигая леса в округе,

дышала в затылок осень.

А гуси летели к югу.

Откуда им знать было,

что где-то на Потомаке

майор из Спецслужбы тыла

принял

СИГНАЛ АТАКИ.

 

Что ровно через мгновение

отличник вест-пойнтских классов,

легко подавив волнение

сорвет

ТЕЛЕФОН КРАСНЫЙ

 

и выдохнет в трубку потную,

распаренную докрасна:

 

«ВРЕМЯ ПОДЛЁТА –

РАСЧЕТНОЕ.

17.41…»

 

* * *

 

А над Хоккайдо и над Хонсю

полночь хозяйничает вовсю –

звезды спелы, как вишни.

Не сосчитать их –

собьешься со счета –

вон над деревней Тасиро Ямото

сколько их в небо вышло.

 

Жаль, что Тасиро

не смотрит на звезды.

И если про звезды спросить

серьезно,

он улыбнется, не более:

Если и это моя забота,

кто тогда вместо Тасиро Ямото

выйдет с рассветом в поле?..

 

Ай да ответ!

Молодец, Тасиро!

Спи себе, парень, посапывай…

Сколько еще их, безвестных и сирых,

от Хиросимы до Саппоро,

там, в деревушках на краешке света

и в миллионных полисах,

так и не встретят сегодня рассвета,

так и не выйдут в поле,

а, под обломками руки раскинув,

ртом перекошенным всхрапывая,

корчиться будут в сплошной

ХИРОСИМЕ

от Хиросимы до Саппоро…

 

* * *

 

Над сопками дождь насеивал,

клубился туман бесформенно.

А гуси летели с севера

в далекую Калифорнию,

где заводи стрекозиные,

где над тростниковыми мачтами –

бездонное,

синее-синее…

Откуда им знать было, лапчатым,

что из поднебесья осеннего

безумная информация

ударит через мгновение

в

ГЛАВНУЮ ТРУБКУ НАЦИИ.

 

Что где-то за далью дальнею

через мгновение – через –,

до боли мембрану вдавливая

в свой президентский череп,

ОН сам уже в трубку полую

выдохнет, побледнев:

 

К ОТВЕТУ

ГОТОВНОСТЬ ПОЛНАЯ!

17.42…

 

* * *

 

А на ратуше – бьют без четверти.

Рановато?

О чем тут спорить?

Может, в Мюнхене или в Эрфурте

три минуты чего-то стоят.

А в каком-нибудь сонном Лангене

можно ждать девчонку часами.

Вы не верите Густаву Хагену? –

так спросите у Юты сами,

если только дождаться сумеете

возле ратуши на скамейке,

если раньше не заржавеете

вместе с вашей сверхточной «сейкой»…

 

Если б только ты знала, Юта,

если б оба вы знали,

что, в сущности,

только три,

только три минуты

вам еще друг для друга отпущены

на земле этой Гёте и Гейне,

где и жить и любить положено,

на земле,

где теперь с рождения

дети делаются заложниками

чьей-то мерзости,

чьей-то подлости,

чьей-то сытости,

лжи отъявленной.

На земле, на которой –

помните –

вам еще три минуты оставлено.

 

ТОЛЬКО ТРИ,

ТОЛЬКО ТРИ ПОСЛЕДНИЕ –

от любви и до самой

ВЕЧНОСТИ…

 

Бьют куранты протяжно, медленно,

бьют до срока свои «без четверти».

 

* * *

 

Смыкалось пространство серое

тугим моросящим кругом.

А гуси летели с севера,

а гуси спешили к югу.

Откуда им знать, безгрешным,

что где-то за горизонтом

от сумрачного Нью-Гэмпшира

до солнечной Аризоны,

эфир раскаленный вспарывая,

летели команды и сроки.

Урал и Орел нашаривая,

раскручивались гироскопы.

Нацелены в небо низкое,

ревели турбины бешено.

Сверялись тангаж и «рысканье»

у «трайдентов» и у «першингов».

И как перед самосожжением –

до самых ногтей блёклые –

немели от напряжения

пальцы над

КРАСНЫМИ КНОПКАМИ.

 

И только у самого горла

отстукивало изнутри:

К ПУСКУ –

ГОТОВНОСТЬ ПОЛНАЯ.

17.43…

 

* * *

 

А под Лугою сумерки синие,

за околицей елки-сосенки.

Бабье лето –

гуляй, Васильевна!

Да умаялась, встала до свету.

А ведь было –

и нас не минуло –

до рассвета гармошка сыпала.

Ах, как пела, любила милого…

Да недолгое счастье выпало.

И осталось в то лето горькое

от былого – на сгибах стертая

только весточка треуголкою,

да еще похоронка желтая.

Да еще пепелище серое

там, где яблонькам

цвесть-румяниться.

Да еще вот Андрейка с Верою –

мал-мала – на годочек разница…

 

Как по-бабьи сумела-вынесла,

как в годинушку непролазную

на горбу всю державу вывезла,

так про это чего ж рассказывать…

Только больше б другим не выдалась

доля горькая, боль безмерная.

И чего им неймется, иродам,

в непутевых своих Америках?

Вон Алёнка – опять с капризами.

Ей бы спать, да не спится, ладушке,

насмотрелась по телевизору:

 

А война скоро будет, бабушка?

 

Бог с тобой, да о чем ты,

внученька?

Ну-ка вытри платочком глазоньки.

Не пугайся, дай бабе рученьку,

вот послушай-ка лучше сказочку.

 

Значит так:

ЗА МОРЯМИ ЯСНЫМИ,

ЗА ЛЕСАМИ ЛИ,

В СИНЕМ НЕБЕ ЛИ

ЖИЛИ-БЫЛИ ПТИЦЫ

ПРЕКРАСНЫЕ,

ПТИЦЫ БЕЛЫЕ –

ГУСИ-ЛЕБЕДИ.

И ЛЕТАЛИ ТЕ ПТИЦЫ

ВВОЛЮШКУ,

ГДЕ ХОТЕЛИ

С УТРА И ДО НОЧИ…

 

Закрывай свои глазки, солнышко.

Вот и умница, спи, моя донечка…

 

А над Лугою сумерки синие,

ветер в соснах летает с посвистом.

Бабье лето –

гуляй, Васильевна!

Да вставать спозаранку, до свету:

То – по дому,

то – за скотиною,

да картошка в земле испа́рилась.

Вон, и вправду, стаи гусиные

третий день, как в бега ударились.

 

* * *

 

Всходила заря упруго,

садился туман, скисая.

А гуси летели к югу,

не зная, совсем не зная,

что где-то, играя судьбами,

за миг до всемирной вспышки

компьютер системы «Дубль»

сумеет найти ошибку.

 

Что где-то на грани безумия

спасительная информация

ударит

ЗЕЛЕНЫМ ЗУММЕРОМ

в

КРАСНУЮ ТРУБКУ НАЦИИ.

 

И та уже вытолкнет с дрожью

весь воздух из клетки грудной:

 

 

Я «ПЕРВЫЙ»,

ТРЕВОГА ЛОЖНАЯ.

ВСЕМ СЛУЖБАМ –

ПОЛНЫЙ ОТБОЙ!

…………………………………………

…………………………………………

 

Дул ветер попутный,

слабенький,

сносил облака к Гуд-Сайду.

Спешили куранты в Лангене.

Мерцала звезда над Хоккайдо.

От Бостона и до Луги

светлел горизонт понемногу…

 

А гуси летели к югу –

торили свою дорогу…