Журнальный мир

последние из могикан

а она шла мне навстречу,
не касаясь асфальта кроссовками,
вытянув сияние на руках, словно муфту.
подсвеченная, как икона,
мерцанием смартфона.
новорожденную дочь прибаюкав в узле-сумке на груди,
они тихим вечером будет перелистывать инстаграм,
щелкать пальцами
ласковых вшей лайков,
а малышка будет сладко спать.
венок из мокрых ангельских волос –
нежных, как цыплячий пух,
с запахом молока.
а по щеке младенца будут порхать
отраженные мотыльки – пушистое мелькание картинок.
малышка будет впитывать с молоком матери
и молоко цифры. вот она,
пропасть между нами.
и когда малышка вырастет –
я еще не умру, но мы будем дальше друг от друга,
чем Маугли от Киплинга
чем рабыня Изаура от изумруда.
последние из могикан
старого человечества…

* * *

бессонница.
чувство нетопыря, летящего над стройкой.
зеленый луч звезды
отодвигает шторы -
переворачивает спящую женщину рядом со мной,
будто сохнущую лодку на ночном берегу -
и отражается в ней, заполняет ее
темной фосфоресцирующей влагой.
женщина облизывает сухие губы во сне,
и начинает быстро говорить,
глотая слова, как выдра,
как вырванная страница в пламени.

вигилии

сосна в лунном свете светится как маяк.
горизонт похож на мертвую лошадь -
в фиолетовой пыли лежит среди
бутылочных осколков, огней, пористых буханок домин.
гранитный памятник поэту - точно пловец, посаженный на цепь.
уже лет семьдесят он прыгает с тумбы в небо,
но все не может перегрызть тяготение земли.
а звезды свободно висят над ним
вниз головами -
стотонные мраморные статуи едва приклеены ступнями
к черно-синему, стеклянному потолку.
почему они не падают?
почему ты не спишь?
ты читаешь стихи - как заклинания для никого.
и звезда начинает танцевать по кругу,
как медленное сверло.

Твин Пикс

1

девичьи колени дрожали,
как отражения  свай причала в пруду.
не волнуйся, детка.
любовь – как вращающийся стул:
если сесть на него вдвоем,
то от кайфа закружится голова.
и твои косы развеваются, как цепи качелей в парке.
ты ешь тортик – треугольник в прозрачном кульке.
телепаешь его, как японскую пагоду тайфун.
цветущая сакура, сливки и пьяные вишни –
розово-прозрачные, как новорожденные крысята.
мы офигенная парочка.
мы в классе десятом…

2

поджав губы, как плоскогубцы,
она смотрела на свои ноги,
будто куст роз
на свое отражение в луже.

электричка раскачивалась –
безумная колыбель
с десятками младенцев-переростков.
лысые розовые куклы
с небесно-синими зрачками
и съемными, подвижными веками,
как монетоприемники.

а снегопад снаружи копошился,
точно новорожденный
в грязной вате,
и мелькали рекламы сигарет и телефонов –
сбивались в комок,
точно неоновые
черви.
и люди шарахались,
как яблоки, друг от друга,
от веток тьмы и яркого света.

зачем я вышел за ней?
маньяк? казанова? грабитель? поэт?
в другой вселенной
мы могли ходить в одну школу.
интересно, может быть,
я ее уже встречал на этой планете,
в очереди супермаркета
или на дискотеке…
задел ничего не запоминающим,
невидящим взглядом:
статуя подростка с бельмами,
точно кием, толкнула
случайный шар.

но сейчас я тебя рассмотрел.
посмотрел дважды.
и тьма стягивала наши лица в узел,
как пенку
на кипяченом молоке.
наших черт не разобрать
в реке времени.
бог сидел спиной к звездам,
сутулясь еловым зубчатым лесом вдали,
и что-то записывал в блокнот
почерком
шагающего по волнам:
электричка, девушка, снегопад.

черная колхозница

ржавая зубчатая луна -
снятый диск циркулярной пилы.
и уставший Борей прогоняет облака
сквозь узкие лезвия
деревообрабатывающего станка
точно доски с шелушащейся корой по торцам.
прошедшая гроза
откисает в ведре с керосином.
полнолуние, город  - поршень, подшипник, детали
разобранного пулемета
в неоновом масле.
кто  укладывает человечество спать?
дантист осторожно вводит иглу с новокаином
в зубной канал.

венецианские каналы вламываются в спальню,
наступает Венеция засыпания,
фантастические
иссиня-черные крысы
медленно плывут в зазубренной лунным светом воде.
ангелы вальсируют 
над куполами подушки.

и на ночной город
опускается о восьми согнутых ногах, по-паучьи,
черная колхозница вселенной,
черная, как уголь,
черная, как пуля,
черная, как сажа.
с многоглазым лицом
побита звездами, как оспой,
и - выдаивает спящих людей.
убегающее молоко
впечатлений.
тискает вымя лица
сросшимися пальцами
одеяла.