Журнальный мир

* * *

Повинную голову меч не сечёт!

Кровавая выдалась зорька –

Постичь непреложный житейский расчёт.

Сердешный мой, что же так горько?

И день понесётся сорвиголовой

По диким степям-бездорожьям.

Не каждое слово – удар ножевой –

Излечишь целебною ложью.

Степняцкие ветры, лихие мечи

Упрятаны в ножны земные…

Ну что ж ты, сердешный, в сторонке молчишь,

Решив повиниться впервые?

С улыбкой смиренной идущий на казнь,

Не жди воздаяния – в слове!

Твою беспощадную чуя приязнь,

Я меч свой держу наготове.

Спокойно сижу у холодной реки,

Смотрю, как дрожат золотые

Кувшинки речные, вдеваю в крючки

Рыбацкие лески простые.

Мне льстивые вражьи повадки видны

В цветении болиголова…

Я чаю под вечер с речной стороны

Урочного часа улова.

* * *

За разлукою встреча, за встречей разлука,

Нет нужды называть имена…

Тополиная стылость – скупая порука –

Без вины виноватых вина.

Участь всех разлучённых взывать к милосердью

От начала библейских времён…

Отчего же бедой отдаётся в предсердьи

Свято-Троицкий ласковый звон?

И растёт, и гудёт, подпирая некрополь,

Исполиновый, как на духу,

Вечно памятный, неумираемый тополь,

И земля утопает в пуху.

Снова временный высверк внезапной любови

Гасит ненависти прямота…

Шелестит растворённое в лиственном слове

Первородное имя Христа.

День и ночь отпевает расхристанный ветер

Расставальный разлучный рассвет…

И щебечут птенцы – соловьиные дети:

«Смерти нет, смерти нет! Смерти нет…».

* * *

В России жизни скучной не видать,

То бьём, то пьём, по-новой наливая,

Умеем с пылом, с жаром наподдать,

А если не добьём – перебиваем!

Подхваченный стихийною волной,

Поддавшись разгуляю в росном поле,

Народец залихватский и шальной

Боль терпит до потери чувства боли!

Который век выписывает дождь

Стальной автопортрет в небесной раме,

То Белобог, то князь, то царь, то вождь,

То сам Христос мелькнёт за облаками…

… Лишь избранным почувствовать дано,

Что Крыма не бывает без Нарыма…

Россия – верея, веретено,

Что вьётся сквозь века неутомимо.

Очередной опасный поворот…

Мы снова на краю, но может статься,

Что человек заоблачный придёт

Чтоб с небом на земле не разлучаться!

Мы ждём его уже который год,

На взятки гладки, с недругами квиты.

Ведь если он однажды повернёт,

На Русь идеша – нас, хмельных, найдёт –

Отъявленных, отпетых и отбитых.

* * *

Из редакции выйдешь на улицу – сотни машин

И мелькание фар по дорогам разбито невзрачным,

А в тиши кабинетной Василий Макарыч Шукшин

С фотографии смотрит, прищурившись неоднозначно.

Нам, Василий Макарыч, поэтам, не всё ли равно,

Что приять за роман откровенный с финалом счастливым?

А иначе-то разве бывает в хорошем кино,

Где вздыхают и смотрят искательно и сиротливо?..

Нам, Василий Макарыч, избыть бы тщету-кутерьму,

Саркастически лыбиться всем ко всему безучастным.

Только русский привык жить по сердцу, а не по уму,

Зарекаться и снова рыдать под калиною красной!

Сердце-сердце смятенное… Как быть спокойным ему,

Принимая и радость, и боль, и судьбу добровольно

И закат и восход, и навет, и суму, и тюрьму,

Хоть и крикнуть охота порой: «…Презираю. Довольно!»,

Недовольная выйдешь навстречу ревенью машин,

Мельтешению фар и неоновым вывескам злачным…

И спиной ощутишь, как Василий Макарыч Шукшин

Одиноко с портрета глядит, усмехаясь наждачно.

* * *

Божия милость резка.

Правда – не тёмная копоть.

Шип от сухого бруска

Впился занозой под ноготь

И поперёк, и повдоль

Ноет, кровит, нарывает,

Но через жгучую боль

Вновь ощущаю – жива я.

Так же, наверно, в душе

Ноет заноза-приблуда,

А исцеленье уже

Уподобляется чуду?

Трепетной жизни щепа

Хищно впивается в тело.

Душу на щепки щипать –

Наше привычное дело!

В барном плену куража

Мир забывая устало,

Здесь ни к чему обнажать

Слово – пчелиное жало.

Злобным занозным речам

Верится волей-неволей.

Свойственно слову крепчать,

Душу ужалив до боли.

Чтобы сквозь боль и огонь

Пришлого, подлого, злого

Солнцем сочитья – лишь тронь! –

В жизненных сотах медовых.

* * *

Крутится с песней по детской юла,

Пляшет юла.

Сына себе – молода и кругла –

Я родила.

Только заплачет мой славный кричун –

Юлку кручу.

Сын улыбается, нежен и юн –

Мир по плечу!

Ну а про то, что великая стынь

Застит пустырь,

Пусть до поры не узнает мой сын,

Мой богатырь!

Маленький дом наш – четыре угла,

Дни да дела,

Сын подрастает, тружусь, как пчела –

Пляшет юла.

Крутится ночи и дни напролёт,

Пляшет, поёт.

Сын мой растёт, и тревога растёт

Из года в год.

Как ни раскручивай, как ни крути,

Шар наш земной –

Сын мой, надежда моя во плоти

Передо мной!

Будни – тщета, суета, маята,

Продыху нет…

Певчей юлой озаряет мечта

Детский рассвет!

Как ни юли, так созвездья легли.

Мчится волчок!

Яркий маяк ты мой, чудо земли,

Мой светлячок!..

* * *

Выцветают в доме занавески,

А недавно радостно цвели

Бликов расписные арабески,

Поднимались к небу от земли.

Аргументы вески, речи резки –

Некогда подумать об ином…

Выцветают в доме занавески

Вовсе не от солнца за окном.

И разлад на жизненном отрезке –

Камень преткновения в пути

Может, нам двоим в разлучном блеске

Судьбы наши заново скрестить?

Пусть и говорить сегодня не с кем

О мечте, что, выгорев дотла,

В прихотливой вязи арабесок

Тайно зашифрована была.

* * *

Всё это есть. Видишь, всё это здесь:

Радость роднится с печалью,

Лисью хвалу и крысиную спесь

Ласточки в небо умчали.

Ливень обрушился с хрупких небес,

Словно шальной новобрачный…

Всё это есть. Слышишь? – Всё это лес.

Капли сквозные прозрачны.

Всё это вспомнилось, всё это есть:

Осень не стала иною,

С ливнем блажная нахлынула весть

Та, что должна быть благою!..

Весть, что по огненным листьям рудым,

Радости не отвергая,

Въедливой осени лиственный дым

Поздним теплом настигает.

Тех, кто взахлёб целовал листобой,

Истина встретит нагая…

Двух своевольниц. Не нас ли с тобой,

Осень моя дорогая?..

* * *

Дни походят один на другой:

Монотонней, рассудочней, строже.

Мы не стали друг другу дороже

Этой жгучей злорадной зимой.

Откровением солнце взошло.

С неба валятся снежные хлопья,

Низко падать – привычка холопья,

Снег таит, а не тает. Тепло…

Нам ниспущена свыше зима,

Чтобы выбелить грешные мысли,

Гнётся радужное коромысло,

И сугробов полны закрома.

Прогоняя февральские сны,

Скинув снег и расправив иголки,

Снова станет надменной и колкой,

Корабельная мачта сосны.

Вот и я в бесприютность смотря,

Взглядом лёд на стекле выжигаю.

… Как союзница близкого мая

Мне навстречу светает заря…

У природы своё ремесло –

Завершать, начиная сначала…

Я сегодня любовь проморгала

Так легко, что до слёз тяжело!..

* * *

Чураюсь собственного смеха,

Смятенна – ни добра, ни зла.

Моё обманчивое эхо –

Роса и мгла

По маргариткам, горицветам,

По заговорам бытия

Приду в люпиновое лето,

Где ты и я…

И яблочные плодопады

Биенью сердца в унисон,

И, робкие, украдкой, взгляды –

Дурманный сон.

И жизнь сквозь этот морок снится,

Искрится в обморочной мгле…

И лунная роса на лицах

И на земле.

Ко мне идёшь ты – неужели? –

Сквозь череду своих побед,

Где от постели до постели

Лишь лунный свет

И в укоризненной улыбке

Кривится блёклый серп луны…

Все упованья и ошибки

Обнажены,

Смятенье разбавляя смехом,

Спасаться от добра и зла?..

Нам расставанье не помеха –

Роса и мгла.

* * *

Знаете, как закаляют клинки –

Чудо стального металла?

Медленным отжигом с быстрой реки,

Огнём и водою талой…

Пусть он отражает речную гладь,

Чтоб вдребезги раскололась…

Чтобы умел на лету рассекать

Ветер степной – конский волос.

Но что же победней: кровь или сталь? –

Сердце рванётся навстречу

Клину кинжальных летающих стай –

Пламенных противоречий.

Небо и землю сжигаю дотла,

Поле и лес заклинаю:

Только бы снова сплотить нас смогла

Кровная сила стальная!

В омутном плеске реки молодой,

Там, где не ведают брода,

Лишь покачнётся клинок над водой –

Сердце уходит под воду…

г. Москва