Журнальный мир

Уряк¹

Дина идет по парку. За ней — уряк. Даже снег не скрипит. Если уряк вышел на охоту, все звуки замирают.

Дина не чувствует ног. Их сделали из ваты и приделали к Дине. Они идут сами. Дина с трудом поспевает. Ноги отдельно. И голова отдельно. Она думает, что опять скажет маме, когда придет. От мамы ничего не укроешь. Та сразу все поймет и скажет: «Я же говорила!», а брат просто посмотрит на Дину и промолчит.

Дина идет мимо свалки. Вонь. Будто умер кто-то. Или рыба сгнила в помойном ведре. Дина прибавляет шаг. Уряк не отстает. Деревья проносятся мимо. И мысли тоже проносятся.

Дина бежит. Уряк за ней.

Хоть бы кто живой в парке был. Хоть кто-нибудь.

Никого.

Даже фонари погасли. Только бы не смотреть на уряка.

Не смотри, Дина. Не смотри. Не оборачивайся.

Прямо как в детстве. Когда всех забрали из школы, а за Диной никто не пришел. И учительница была недовольна:

— Ты знаешь. Мне ведь за своими детьми в сад идти надо. Ты оденься и подожди в коридоре. Папа скоро придет.

Атай² вечно опаздывал. Говорил, дел много. Раньше за Диной приходила мама. Пока братик не появился.

В животе урчало. А папы все не было.

Сейчас его тоже нет. Совсем.

Маленькая Дина надела шапку и вышла из школы. Нужно только пройти через парк, перейти автомобильную дорогу. Потом железнодорожные пути. А там и до дома рукой подать.

Завопил кто-то. Да так, что Дина чуть сама не закричала от страха.

Люди так не кричат.

Главное, иди и не оборачивайся.

Дина идет по парку.

За ней — уряк. Бесшумно переваливается. Дина чувствует вонь и прибавляет шаг. Но уряк не отстает. Дина бежит.

Только бы на уряка не смотреть.

Не смотри, Дина.

Не смотри.

Не оборачивайся.

Не заглядывай ему в глаза.

От вони уже дышать нечем.

Дина бежит через дорогу. За дорогой — пустырь. По пустырю кто-то идет. Переваливается.

Обогнал!

Дина зажмуривается, чтобы только не смотреть.

— Кызым³? Ты… здесь… откуда?

Дина открыла глаза. А это папа перед ней!

— Я тебя устала ждать и решила навстречу пойти.

Дина смотрит на папу и не узнает. Пахнет как от уряка. Стоит еле-еле. И говорит странно. Как если бы язык завязали.

— Руку давай, — говорит атай. — Ну ты че? Домой не хочешь?

Под ногами тень уряка. Никуда он не делся. Стоит за спиной и тянет к ним ручища.

Дина смотрит в землю и берет отца за руку. У папы рука холодная как лед. У Дины тоже руки холодные. И в цыпках. А руки повзрослевшей Дины — белые-белые. И трясутся. На работе она прячет их в карманы брюк, чтобы никто не узнал.

— Пойдем.

Они идут по протоптанной между сугробами дорожке.

— Прихожу я домой, а мама твоя говорит, где дочь. Да как же я тебя забыть мог? — бормочет папа. — Совсем дурак стал.

Папа вдруг останавливается:

— Кричит кто-то? — хочет повернуться.

— Это ветер, атай! — отвечает Дина. — Лучше расскажи что-нибудь.

— Да что тут рассказывать. Прихожу я домой, а мама твоя…

Уряк сзади подвывает. Дина держит крепко руку атая и приговаривает:

— Пошли быстрее. Холодно.

У Дины ноги короткие, а у атая длинные. А у уряка еще длиннее. Поэтому Дина быстро-быстро шагает. Только уряк все равно быстрее. И вонь от него все ближе. Вонь за спиной.

От папы.

И от самой Дины.

Белое облако из снега ударяет Дину. Она зажмуривается от боли и закрывает лицо руками.

Дина открывает глаза, а папы рядом нет.

Папа сидит в сугробе, смотрит на Дину и не узнает.

— Атай, ты упал, что ли?

— Представляешь… прихожу я домой… такой дурак.

— Поднимайся! — Дина тянет его за руку, но атай будто прирос к снегу.

— Пошли, — говорит Дина чуть не плача. — Пойдем. Холодно.

— Я устал, кызым, — лопочет папа.

— Замерзнем, атай. Замерзнем ведь! — Дина тянет папу изо всех.

Папа худой, но все равно тяжелый. Дина тянет за руку и ей кажется, что та сейчас оторвется. А папа так и останется сидеть.

Ветер за спиной заливается голосом уряка.

В свете фонаря Дина видит его тень.

— Атай! — сквозь снег кричит Дина.

И замолкает, испугавшись своего голоса.

Папа заглядывает в лицо Дине и вдруг встает. Она берет его за руку, и он послушно идет за ней.

— Вот придем домой. Там печка. Чай будем пить с молоком, — приговаривает Дина. — Сразу согреемся.

Дома мама спросила папу:

— А чего так быстро вернулся?

— Я атая встретила на полдороге, — ответила Дина и сразу пожалела об этом.

Мама злится. Она открывает рот, а из него вырываются слова. Так много слов, что от них некуда спрятаться. Они падают из маминого рта прямо на Дину и папу, заползают под курту, кофту, а потом и под самую кожу. Дина плачет. Папа тоже. Беззвучно.

Снега так много, что дороги не разобрать. Уряк то ли за спиной, то ли уже впереди. А Дина сидит в снегу. Снег жжет кожу. Дина дышит снегом, и он проникает ей внутрь. Уряк уже над ней. Белый и совершенно голый.

Однажды Дина перед сном спросила маму:

— А где атай?

— Допился, наверное, — ответила мама и выключила свет.

И потом целую ночь уряк ходил вокруг дома, заглядывая в окна. Стучал по стеклу и звал Дину. А она делала вид, что спит. Хотя, по правде сказать, боролась с глазами, которым мешал мерцающий за окном фонарь. Хотелось встать и задернуть шторы. Но тогда бы пришлось посмотреть прямо на уряка. Дина отчаянно жмурилась и боялась пошевелиться. Вдруг уряк уже внутри. Вдруг стоит прямо над кроватью и ждет, когда Дина себя выдаст.

Утром пришли из милиции. Мама даже не удивилась. И не расстроилась. И только Дина расплакалась. Она всегда хотела что-то сказать папе, но не знала, что.

Дина почти не помнит папу. Только его сказку об уряке. Мама тогда сказала ему: «Зачем пугаешь ребенка?»

Дина ничего не знает о папе. Только то, что ему было холодно. А когда холодно, люди раздеваются. И засыпают, укрывшись снегом.

Дина боится увидеть папу.

Папа стоит и смотрит на нее.

Белый и совершенно голый.