Журнальный мир

С душой поторговать, что поликовать

Базарный день – это обязательно воскресенье. В другие дни мама на работе. С вечера распределяются бидоны, кастрюльки, поставленные в сетки, обязательно банки под молоко и сметану. Идём я, старшая сестра, братишка мой единоутробный, т.е. двойняшка и мама. Это, вроде, и праздничное мероприятие, и в то же время необходимость. Ещё с вечера, в субботу, все выкупанные, на стульях лежат выглаженные сарафанчики или летние платья, обязательно носочки у всех троих и сандалии, стоящие ровненьким рядком у дверей.

С ранних лет мама буквально приучала нас к порядку, как котят. У неё был девиз: «У каждой вещи должно быть своё место». Постепенно это дало свои результаты, как и всё, чем бы она ни занималась.

Ранним утром в прохладе начинающегося летнего дня выходим на улицу, небо прозрачное, голубое, чисто убранный двор и зелень деревьев, кустов краснотала, которыми был засажен газон. Идём рядом с мамой, подтянутые, каждый со своей ношей. Дорога приятная и недальняя, чуть пройти, и вот уже поворот к базару, под горку, вниз. Ждёшь: вот-вот это начнётся, призывающий, манящий запах базарных россыпей: укроп, зелёный лучок, какие-то травы, сено и навоз. Для нас, городских шести-семилетних детей, это было, как зоопарк. Сколько продавцов, столько и телег с грузом: с бидонами, мешками. Поднимались сельчане после войны, щедро везли свои урожаи в город и добротно и вкусно кормили всех. У входа, прямо у базарных ворот, стояли точильщики ножей и других инструментов. Мама отдаёт поточить наши большие кухонные ножи и ножницы и спокойно уходит. Я тихонько спрашиваю: «Вдруг он забудет нас и отдаст кому-нибудь другому?».

Базар – гимн труду тяжёлому, повседневному, с участием всей семьи от мала до велика.

Базар – симфония ветру и солнцу, утренним туманам и благодати Небесной, думам и мечтам о богатом урожае, человеческому сердцу, заботливому и благодарному, утренним ранним подъёмам, нескончаемым заботам о внезапных болезнях и сборе урожая.

Огородная красота передаётся людям, либо красота хозяйки, её характер лёгким налётом ложится на овощи, гряды, деревья, на всё, что окидывает лучистый взгляд, с таким желанием ожидающий первых листиков-побегов, любых овощей. Вдруг она похвалит морковочку или огурчики, громко удивится, зайдя на капустные гряды, и тут же с затаённой опаской, проверяет, как они, родимые, переночевали – и все ли целы. Растит огород как ребёнка, – на нём всё видно. Мальчишечка добрый, весёлый – хороший сынок, у неё и огород такой же.

Сегодня на обед назначена окрошка, будет букет из овощей.

Привезённые дары огородные светятся, как будто показывают товар лицом, а уж запахи – чисто зазывалы, таким манят духом, словно на флюгер показывают, идите сюда, здесь я. Огурцы на окрошку нужны обязательно, разворачиваемся на запах и призывной вид зелёных рядов, на них горы огурцов, рядом весы. Тут же туго связанные пучки свежего укропа, обязательно с семенными головками и хрена тёмно-зелёные лопухи, ароматные, аппетитные, а подальше к речке Каче – огурцы возами и тоже все малахитово-зелёные, один к одному подобранные. Те, которые переросли или искривились, например, вылезая из-под колючих огуречных листьев, остались дома, их засолят и за милую душу схрумкают зимой.

А глаза уже видят красоту неповторимого цвета малиновой редиски, одну к одной подобранной и сложенной букетиками, перевязанными верёвочками, резиночками, ниточками, но все омытые свежайшей водой, глядят они весело и улыбаются. Покупаем радостно. Ждём, кому положит мама такую красоту. Зелёный лук в окрошку выбираем с мягким пером и белыми сладкими головками, с корешками-усиками, как любит папа, мы все это знаем и терпеливо ждём, когда будет куплен и этот овощ. Каким-то образом на территории базара оказываются телеги, на них уютно расположились поторговать: и весы, и товар налицо.

Другой разговор, как приветливо сибиряки предлагают своё богатство городским, похвалят товар и тут же подскажут, как посолить, чтобы сохранился хруст, не закисли огурцы.

Все продавцы приехали издалека, почти и не спали, но они бодры и ласковы, обязательно на голове завязана красивая косыночка или платочек, который очень ей идёт, но он накинут как бы впопыхах, чуть сдвинут, но любуется ею муж или отец, привёзшие базарить. Базарить – дело непростое, это искусство, передаваемое из поколения в поколение. Обязательно найдётся такая хозяюшка в семье: аккуратная, приветливая, словоохотливая. Тут и про дождик напомнит, и про туман, которого, не дай Бог, если бы он был! Все овощи наивкуснейшие, и их-то и надо купить!

Теперь нам надо совсем в другую сторону за яичками, сметаной, молоком. Это правое крыло базара, оно богато. Сколько телег, рядов и просто на чистой выметенной земле бидонов, банок, туесов. Хозяйки называют деревни, откуда молоко, объясняя, какие наилучшие там покосы и какое будет вкусное молоко и сметана. Некоторые женщины уже узнают постоянных покупателей и встречают с радостными словами. Молока берём полный четырёхлитровый бидон. Нести тяжело, но тут недалеко. Его мама будет до вечера топить в духовке, и к утру выставит на холод, и нагуляется такая пенка, которую надо резать ножом. Ряды сметаны… Покупаем, меняем пустую банку на полную, тяжёлую, как гиря.

Окрошка – еда летняя, а борщ варить нужно, неделя длинная.

Оставляем с покупками брата и сестру в теньке и снова окунаемся в овощные ряды, а далее поход за мясом. Изобилие свежего мяса, выращенного заботливыми хозяевами. Это отдельно стоящие деревянные павильоны: один только для говядины, второй для свинины, третий – баранина и птица. Всё забито продавцами и покупателями. Цены приемлемые, и все довольны. Вот так и жили ладно, умело. Кто хорошо продал, тот идёт в город в магазины. Все вернутся в деревню с подарками, ожидаемыми всю весну и лето. Куплены маковые коробочки, связанные букетиком и гремящие, как погремушки, положен в сетку огромный блин подсолнуха, ещё не совсем созревшего, но будем шелушить его жалиться шершавыми ещё семечками. Вот какова радость лета и базарного дня.

Возвращаемся, оберегая каждый свою ношу, мне достались яички. Машин в городе мало, переходим дорогу и обязательно идём в каменный старинный лабаз с его запахами копчёностей и вяленых фруктов, с чудесным вкусным хлебом. Покупаем ореховую халву, самую вкусную, в ней орехов больше, чем халвы. Это последний аккорд.

Все довольны и даже немножко загорели. Сколько ещё вкусного будет на столе! Кормил базар всех, как рог изобилия, трудами простых людей, их смекалкой, талантом и желанием хорошо жить.

P.S. Вот так и ходили сибиряки, взрослые и дети, на базар: надышаться всем тем, чего не хватает в городе, запахами вольных ветров и всех даров Божьих, повидаться с народом, талантливым своей добротой и простотой общения, поделиться радостью встречи, нутром ощутить ответную благодарность.

Какое счастье – довольными покупками и встречами, усталыми вернуться в городскую квартиру и ещё долго вспоминать маленькие подробности.

Как просто ответить Тебе любовью сыновей и дочек за всё и за вся, Бог мой! Сибирь ты моя, недоступная умам тщедушным и жадным, ослеплённым скудостью понимания, зачем человек живёт на Земле!

…За оградой базара, мама купит на ходу букет самый простой, как бы примятой, сиреневой ромашки, что станет последней каплей, усладившей весь этот праздник – поход на красноярский сибирский торг.

Вальс без конца

В моём детстве радио было в каждом доме, квартире и несло обязанность оповещать, просвещать, организовывать, т.е. расширять кругозор слушателей по разным направлениям и аспектам, с чем хорошо справлялось, было любимо многими красноярцами. Звучали по радио и классическая музыка, и военные песни, и спектакли – театр у микрофона, причём, это были лучшие спектакли московских театров.

Я узнала слова многих песен и всегда подпевала, расхаживая по квартире, часто пустой. Другое дело, когда диктор объявлял, что передаём русский народный танец или украинский гопак. Ведь никто не учил, никто не показывал никаких па и коленец, но как у меня это ловко выходило в коридоре без лишних глаз. Были в моей жизни и уроки танцев, и другая живая музыка.

В детском саду за пианино усаживалась музыкальный работник, детьми руководил хореограф с достоинством, не делая скидок на наше убожество. Как терпеливо нам ставила ноги, и как из наших корявых пальцев рук делала распах крыльев бабочки, учила на самых кончиках пальцев пробежать по кругу. Но всё это ничего, в сравнении с тем, когда ударяла первые аккорды пианист. Сразу шар неземной лёгкости поднимался в моём детском тельце, ноги сами становились на цыпочки, а руки с раскинутыми пальчиками поднимались над головой. То шаг переменный, то простой с чёткими командами. Какое это счастье и образование на всю жизнь. Замолкала музыка, и прекращалась сказка.

Было и другое прикосновение к духовному общению, когда с наступлением лета наш городской парк силою и заботой и ещё умением специалистов цветоводов-ботаников превращался в изумительной красоты сад. С какой гармонией и художественным вкусом были засажены клумбы, превращённые в броши, то с нежными оттенками голубых цветов, то с буйством красок бордо, малиновых и розовых. Клумбы были всех размеров и форм, с соблюдением симметрии и бордюров из цветов и трав. В воздухе непередаваемый аромат-букет – душистого табака, левкоев, роз.

Поражали клумбы своей свежестью и аккуратностью, аллеи посыпаны песком жёлто-оранжевого цвета.

Идти в парк собирались заранее, что предполагало сделать причёску, привести в порядок лучшее платье, костюм. В парк приходили парами и семьями с детьми. У всех был торжественный и нарядный вид. Прогуливались, вдыхая волшебные ароматы, слушая духовой оркестр, военные марши. На сцене, покрытой высокой ракушкой от «дождя и солнца», восседал городской духовой оркестр. Репертуар был тщательно подобран и отточен. Напротив сцены располагались дугообразные ряды слушателей. Нарядные платья женщин, светлые костюмы мужчин – ощущалась атмосфера отдыха, покоя и праздника, конца трудового дня, недели.

Оркестр был слышен далеко за оградой парка, он манил и звал. Пьянящим ароматом черёмухи притягивал этот оазис к себе. Была площадка для желающих потанцевать, обязательно в паре, где развевались удлинённые юбки кружащихся в вальсе.

Слышалась музыка не только всторону города, но и в сторону Енисея, свидетеля всего и вся, что происходит на красноярской земле.

Сразу же за решёткой парка с правой стороны возвышается великолепный дом, красивейшей архитектуры, многоэтажный с большими окнами, распахнутыми настежь почти круглый год. До войны это было архиерейское представительство, и дом принадлежал епархии. В годы жесточайшей войны, когда целые эшелоны раненых бойцов приходила в Сибирь, в нём устроили эвакогоспиталь, используя близость вокзала.

Сюда поступали раненные бойцы самые тяжёлые, требующие операций сложных и беспощадных. Сохраняя жизни воинов, приходилось делать такие операции, после которых спасённый человек самостоятельно не мог жить до конца своих дней. Таких было много, кого забирали после долгих месяцев лечения родственники, а кого и нет… Архиепископ Лука, профессор медицины, заведовал госпиталем – это уж только недавно всем нам стало известно. А тогда – мы, учащиеся в бывшей мужской гимназии на берегу Енисея, со страхом через забор смотрели, как выносили медсёстры на воздух солдат, оставшихся там на всю жизнь.

Смотреть от сострадания не было сил, и только одним глазком с надсадой и великой жалостью нам это удавалось. Сейчас, с глубокой скорбью и сожалением, я задаю себе вопрос:

– Почему так мало было сделано для этих героев, которые по воле Божьей перешли из героев в мучеников и великомучеников. Почему мы не посетили их никогда, ни разу. Почему не посидели у постели и не погладили того, кто нуждался в материнской любви и заботе, кто мог слышать и понимать, что происходило вокруг, вероятно, просили открывать эти большие окна и тоже танцевали со своими любимыми, без ног, и обнимали их без рук…

Запах черёмухи, умиротворяющий говор бурлящего Енисея, и звуки вальса – вот так убаюкивал души своих детей Отец Небесный, на долю которых не выпала мгновенная смерть. Прошу, настаиваю и умоляю воздвигнуть обелиск с приспущенным знаменем, со множеством детских рук, протягивающих охапки цветов, у самой ограды этого госпиталя.

Весь угол засадить многолетними незабудками, целую поляну анютиных глазок, как глаза людей всех, живущих на земле, которых спасли эти герои своими муками.

Ушли герои, но мы-то живы: будем крепко их любить, помнить, молиться и верить, что наша любовь их настигнет.