Журнальный мир

Будучи студентом Минского медицинского института, я был, наверное, одним из самых частых посетителей букинистического магазина, который располагался в самом начале основного городского проспекта, буквально в сотне метров от института. Число книг в комнате, которую мы с другом занимали, росло, но тех книг, которые представляли для меня наибольший интерес, как-то не попадало. К этому времени я уже прошел школу подлинно антисемитской выучки в попытках поступления в институт после школы, настоящую борьбу за существование с заведующим кафедрой политэкономии в институте и примерно представлял себе, какое будущее меня ждет с получением диплома. Поэтому у букинистов наиболее внимательно относился к поиску книг по истории евреев в СССР. О том, что такие книги в недалеком прошлом издавались, я знал. О печальной судьбе авторов большинства из них был наслышан, вот только в руки эти книги ко мне пока не попадали.

Но вот однажды я обнаружил на полке с недавно сданной кем-то на продажу литературой тонкую, в мягкой желтой обложке книгу под названием «Мстители гетто». Имя автора мне ничего не говорило, но текст я проглотил за один вечер и, пораженный открытой мне картиной геноцида евреев в годы оккупации, долго держал ее при себе, перечитывая те или иные эпизоды в свободные минуты, выпадавшие, скажем, во время ночного дежурства в стационаре. Иной информации о том, что сообщал автор – свидетель и участник перечисленных событий, – у меня тогда не было, поэтому все прочитанное так меня волновало и трогало. И должно было пройти еще, как минимум, пара десятилетий, прежде чем страшная картина Холокоста стала раскрываться передо мной в больших или меньших подробностях. И уж, тем более, мне и в голову не могло прийти, что изучением жизни именно этого автора – Гирша Смоляра – я буду заниматься долго и более чем внимательно.

1

Где-то, в начале 90-х, на одном из заседаний Минского объединения еврейской культуры ко мне подошел журналист Миша Нордштейн, ставший редактором единственной в то время еврейской газеты в Беларуси «Авив», и попросил просмотреть книгу, которую он держал в руках. Это был сборник статей, выпущенный в 1987 году издательством «Беларусь» под названием «Дары данайцев». Книгу я взял домой, действительно «просмотрел» ее (большего она не заслуживала) и сделал необходимые для будущей газетной статьи выписки.

Книгу я вернул Мише, и после взаимного обсуждения мы приняли с ним решение сделать критический материал. За двумя подписями. Мы нашли общий язык по поводу того, что в этой книге для нас является наиболее существенным. Определили также, в каком тоне разместим ту критику, с которой хотели бы выделить особо важные для нас моменты. И вскоре в «Авиве» появилась статья под названием «Так фабрикуются фальшивки». Сегодня, спустя почти тридцать лет, я пытался найти в литературе хотя бы какое-нибудь упоминание о книге «Дары данайцев» и ее авторах (А. Божко и В. Пепеляев), но ничего из этого не получилось. Было впечатление, что ее и ее авторов просто никогда не существовало.

Вспоминаю события тридцатилетней давности и эту подленькую книжку «Дары данайцев». Совершенно обычное для тех лет издание: сборник статей о «коварных происках идеологических диверсантов – наймитов ЦРУ». Думается, вряд ли кого-либо сегодня могло что-то заставить вспомнить об этой нечистоплотной стряпне, если бы не появившаяся в 2002 году в Минске на прилавках книга одного из руководителей Минского антифашистского подполья Гирша Смоляра «Минскае гета» (Мн., «Тэхналогiя»). Если и имеют «Дары данайцев» к кому-то прямое отношение, так это именно к Гиршу Смоляру.

Все-таки справедливость рано или поздно торжествует! Уж сколько грязи выплеснулось на этого человека в «Дарах», а вот не прилипла она к нему. Да и не могла, не смела прилипнуть! И отдают Г. Смоляру теперь дань благодарные потомки, публикуя окончательный вариант его книги о Минском гетто в переводе с английского на белорусский (Мн., «Тэхналогiя»). А предисловие к минскому изданию пишет известный минский писатель и кинодраматург Владимир Мехов, лично знавший Г. Смоляра.

«Давний провокатор», «неотроцкист и сионист», «пройдисвет», «сионистский оборотень», «матерый антисоветчик» – именно так о Г. Смоляре писали в книге «Дары данайцев» авторы статьи «Где пасутся троянские кони?», не очень известные даже в рядах профессиональных «борцов с сионизмом», каких в этом сборнике оказалось немало, достаточно назвать Владимира Бегуна и Игоря Осинского.

Не стоило бы вспоминать имена этих лжецов, выполнявших заказ антисемитского коммунистического руководства республики, создавать им геростратову славу, но… истина дороже. Чтобы не быть совсем уж голословным по части качества их «продукции», приведем несколько абзацев.

Оказавшись в годы войны в оккупированном Минске, он, как и тысячи его соотечественников, попал в гетто. Но вскоре пробрался (выделено мной – Я.Б.) в состав созданного на его территории патриотического подполья.

Уже после войны, воспользовавшись тем, что еще не были изучены материалы о Минском городском подполье, он написал книгу воспоминаний. В 1947 году она вышла в одном из московских издательств под названием «Мстители гетто».

И тут выяснилось, что Смоляр, мягко говоря, не только сильно преувеличил свою роль в организации подполья, но и вообще построил книгу на подтасовке фактов и прямой клевете.

Вскоре после этого «герой Минского подполья», как он себя беззастенчиво именовал (кстати, этого в книге нет. – Я.Б.), внезапно загорается желанием «строить новую Польшу» и покидает Минск вместе с семьей.

Надо полагать, что за пределы Белоруссии Смоляра погнала вовсе не охота к перемене мест, а элементарная боязнь разоблачения его валютных шашней с оккупантами, которые он осуществлял через некоторых членов юденрата гетто…

Вот такой текст. Обвинения есть, доказательства и факты отсутствуют. Но такова в те годы была технология исторических фальсификаций. Теперь это может показаться дикостью, но в статье даже было написано, что Г.Смоляр «некоторое время назад отправился в мир иной», хотя это было абсолютной выдумкой. Если бы целью публикации была поиск истины, а не клевета на героя антифашистского сопротивления, не попытка принизить или замолчать роль евреев Минска в борьбе с нацизмом, то уж этот-то факт было бы легко проверить.

Свою книгу «Мстители гетто» Гирш Смоляр писал по горячим следам событий: она вышла спустя всего три года после освобождения Минска. В ней – десятки фамилий, множество фактов. Тогда еще были живы и участники, и свидетели тех событий: бывшие узники гетто, участники антинацистского подполья, партизаны. Но до конца 80-х годов, насколько я знаю, никаких голосов в опровержение изложенных в книге событий, во всяком случае, в печати, не появилось.

Более того, тогдашние и последующие исследователи истории Минского подполья сходились в одном: да, действительно, в Минском гетто активно действовала подпольная антифашистская организация, первая, возникшая в оккупированном Минске, и Г. Смоляр играл в ней видную роль.

В этом же были убеждены и научные сотрудники Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны. До появления книги «Дары данайцев» сомнений в этом ни у кого не возникало.

Сейчас, уже работая над этими воспоминаниями, я просмотрел в Интернете множество материалов, где упоминается имя Гирша Смоляра, и нашел одну книгу, изданную в тот же период, что и «Дары данайцев», и примерно той же идеологической направленности.

Её автором оказался кандидат исторических наук Константин Доморад. В годы войны Доморад был заместителем командира Борисовско-Бегомльского партизанского соединения. Цитату из его книги «Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941–1944», вышедшей в 1992 году, я решил привести.

Не был Г. Смоляр и «героем подполья», каким обрисовал себя в некоторых своих публикациях и каким запечатлен в так называемых «протоколах доппарткома», где он упоминается (под псевдонимами) четыре раза. Г. Смоляр оказался в гетто, скорее всего, не столько для организации борьбы против оккупантов и спасения населения, сколько для личного обогащения, вымогательства у своих сородичей с помощью членов юденрата драгоценностей (золота, американских долларов и т.п.) под благовидным предлогом оказания им помощи в освобождении из гетто.

Какое страшное обвинение! А ведь написано и опубликовано это было спустя сорок с лишним лет после окончания войны! И это несмотря на то, что за это время о Гирше Смоляре уже было достаточно много написано именно как о человеке, который сыграл достаточно героическую роль в истории организованного сопротивления, и не только в Минском гетто, но и в партизанском движении!

2

Конечно, все, что написали о Г. Смоляре коммунистические борзописцы, – более чем глупость. Чего стоит одно только утверждение, что Смоляр уехал в Польшу лишь потому, что боялся «разоблачения валютных шашней с оккупантами». Какие вообще могли быть «валютные шашни» у абсолютно бесправного и заведомо обреченного на смерть узника еврейского гетто?

Не могли облеченные партийным доверием авторы не знать, что прежде чем приступить к написанию своей книги, Смоляр, тогда не просто правоверный коммунист, а один из старейших членов партии, представил в ЦК КПБ подробный отчет о подпольной организации в Минском гетто. И ничего он не боялся. В дни, когда он работал над книгой, он был у всех на виду, заведовал отделом в республиканской газете «Лiтаратура i мастацтва» (ЛiМ). И ведь именно факты из его отчета партийному руководству страны легли в основу книги «Мстители гетто», обеспечив ей абсолютную достоверность! Скорее всего, партийные литературные стукачи знали всё это, но писали и публиковали, создавая не только общественное мнение, но и подталкивая к определенным решениям. Зачем? Значит, это было заданием партийного руководства. Иначе объяснить невозможно. В те годы иного и быть не могло!

Что же в этом случае произошло через сорок лет после окончания войны, если властям вдруг понадобилось публиковать заведомо ложные измышления, хотя до этого были уже достаточно известны исторические факты?

Но сначала о том, что Г. Смоляр якобы писал о себе как о «герое Минского подполья». Все, кто знал Гирша Давидовича Смоляра, отмечали его поразительную скромность. Если бы А. Божко и В. Пепеляев действительно хотели нписать серьезную статью, то они должны были хотя бы познакомиться с архивами. Там бы они обнаружили, что партийная кличка в геттовском подполье у Смоляра была… «Скромный».

В начале 90-х, когда мы с Мишей Нордштейном работали над статьей о Гирше Смоляре для «Авива», мне довелось как-то говорить на эту тему с писателем Владимиром Меховым. Он тогда работал в ЛiМ помощником заведующего отделом информации, то есть помощником Г. Смоляра.

Я помню, с каким глубоким и искренним уважением он говорил об этом человеке. Мехов нередко публиковался в «Авиве», и я по делам редакции бывал у него дома. Запомнилась одна из его фраз на эту тему: «Как я мог спокойно, без волнения относиться к человеку, который еще в тридцатые годы сидел в одиночке польской тюрьмы через стенку с легендарным Сергеем Притыцким!..»

Один из крупнейших государственных и политических деятелей Беларуси Сергей Притыцкий в 1930-е годы был активным участником борьбы с существовавшим тогда реакционным режимом в панской Польше. Широкую известность во всей Европе он получил после того, как 27 января 1936 года совершил покушение в здании Виленского окружного суда на предателя, сдававшего политическому сыску комсомольское подполье. Его задержали и приговорили к смертной казни, которую под давлением международной общественности позднее заменили пожизненным заключением.

На середину 30-х годов приходится и наибольшая политическая активность Гирша Смоляра. В 1913 году, в 12-летнем возрасте, бросив школу, он последовал за старшим братом и примкнул к революционному движению. Что касается его брата Натана, то он стал впоследствии известен как деятель просвещения на идише и активист сионистской партии «Поалей Цион».

В 1920-е годы большевики проигрывают военную кампанию и уступают Польше значительную территорию бывшей черты оседлости в Белоруссии и Украине. Гирш оказывается в Киеве. Именно здесь проявились его блестящие публицистические способности.

Писал Гирш на идише. Любовь к языку ему привил в свое время отец, сокурсник Х.-Н.Бялика по Воложинской иешиве. С 1921 года Гирш публикуется в молодежной идишистской прессе и вскоре (в 17 лет!) становится главным редактором ежедневной газеты «Ди коммунистише фон».

Переехав в Москву, становится членом редколлегии московского журнала «Юнгвалд», активно публикуется в московской газете «Дер Эмес» и левой прессе Польши и Литвы.

Как известно, Коммунистический университет, в котором учился Гирш Смоляр, готовил кадры для заграничной агентуры Коминтерна, и с 1928 года Смоляр – на нелегальной работе в Польше. Тонкий конспиратор, великолепный оратор, блестящий организатор, человек, пользующийся абсолютным доверием в среде еврейского и польского пролетариата, он редактирует нелегальный журнал «Ди ройте фон». Проходит совсем немного времени, и Смоляр становится секретарем Коммунистической партии Западной Белоруссии. Был арестован, четыре года провел в Виленской тюрьме. Даже там ему удавалось заниматься редактированием: он возглавлял подпольный журнал «Кратес», который выходил на четырех языках – идише, польском, белорусском и литовском. После очередного ареста в 1936 году он приговорен к шести годам заключения с пребыванием в одиночной камере. Из тюрьмы освобожден в 1939 году Красной Армией, после этого возглавлял ежедневную газету «Белостокер штерн». После нападения Германии на СССР оказывается в Минске, возглавляет боевую организацию Минского гетто.

3

В 1995-96 годах я как журналист, имеющий опыт работы на радио, был привлечен к записям видеоинтервью с бывшими узниками гетто, участниками антнацистского подполья и членами еврейских партизанских отрядов. Эти записи производились специально для создания видеоархива в институте Яд ва-Шем. К этому времени уже была закрыта еженедельная получасовая радиопрограмма «Мост», рассчитанная, в основном, на еврейского слушателя, которую я в течение полутора лет вел на республиканском радио. В работе по видеозаписям я узнал многое из того, чего не смог до этого вычитать из книг и журнальных статей. Среди записанных мной интервью не раз упоминался и Гирш Смоляр.

Смоляр, находившийся на нелегальном положении с документами на имя Ефима Столяревича, координировал деятельность «десяток», на которые было разбито все подполье гетто. Он же руководил отправкой людей в партизанские отряды. Подполье ставило своей целью вывод максимального числа узников гетто в леса, и Г. Смоляр был в самом центре этого процесса. Г. Смоляр также был основным инициатором боевых действий, которые вели подпольщики. Как вспоминала позднее минская подпольщица Хая Пруслина, он предлагал устроить в один и тот же день диверсии на всех предприятиях, где немцы использовали труд евреев. «Все равно евреев фашисты уничтожат, – говорил он, – так уж лучше умереть с честью». В целом, бывшие узники Минского гетто составили ядро шести партизанских отрядов.

Уйдя в лес, Смоляр был комиссаром одного из партизанских отрядов, действовавших в Налибокской пуще (кличка – Ефим), устроил типографию и издавал партизанские газеты на русском и идише.

В отрядах он столкнулся с антисемитскими настроениями не только рядовых партизан, но и их командиров. Позднее он привел некоторые примеры в книге «Минское гетто». В главе «И в лесу – ненависть к евреям» он описал расстрел партизанами по приказу командира нескольких еврейских женщин, спасавшихся бегством от нацистов и переплывавших широкую реку.

Описал он и случаи, когда от дикого невежества командиров страдали совершенно ни в чем не повинные люди. Секретаря Столбцовского межрайонного центра, члена польской секции Союза писателей Белоруссии, юриста по профессии Мазурека обвинили в связях с английской разведкой только на том основании, что, владея несколькими иностранными языками, он занимался тем, что переводил для партизан сообщения радиостанции «Би-Би-Си». Мазурек был расстрелян.

Не эти ли преступления, спустя сорок лет после окончания войны, пытались скрыть те, кто хотел бросить тень на Г. Смоляра и его книги?! Если это так, то эти преступления были кем-то вскрыты, и от них хотели отвести внимание.

Обычная история. Мы «оценили» ее еще тогда, когда разбирались с «делом врачей» и с тем, как развивалась «борьба с космополитизмом». Вот как Владимир Мехов первоначально объяснял внезапную вспышку интереса к Гиршу Смоляру в своей статье «…А правда остается» в первом номере начинающей выходить в марте 1992 года газете «Авив».

Десятилетиями официальная партийная пропаганда всячески замалчивала вклад подпольщиков гетто в общую борьбу народа Беларуси с оккупантами. Но этого антисемитствующим чиновникам из ЦК КПБ показалось мало. А нельзя ли как-нибудь опорочить евреев – участников Сопротивления в оккупированном Минске? Ну, положим, всех сразу – для начала трудновато. Уже никуда не денешь, например, Героя Советского Союза Исая Казинца, именем которого названы в Минске площадь и улица. Не лучше ли мишенью избрать кого-нибудь из тех, кто уехал в Израиль? Раз уехал, значит, сионист, а если сионист, то лепи к нему все, что придет в голову! Этой мишенью в кабинетах идеологического отдела ЦК был избран Григорий Смоляр, автор книги «Мстители гетто». Опорочить автора, значит подвергнуть сомнению все, что говорилось в его книге. Иными словами, нанести удар по Памяти.

Материал В. Мехова о Гирше Смоляре (а это был не единственный материал о нем) дополняло коллективное письмо членов правления Минского общества любителей еврейской культуры, отправленное нами в три адреса: директору издательства «Беларусь», в Институт истории КПБ и в Управление КГБ БССР, от 28 августа 1989 г.

Хотелось бы узнать, – спрашивалось в этом письме, – на чём основаны тяжкие обвинения [Г. Смоляра]?

Чью волю он выполнял, «пробравшись» в состав антифашистского подполья? Чьим именно он был «провокатором», какие факты подтасовывал и кого именно оклеветал? И чем конкретно можно подтвердить «валютные шашни» узника гетто с оккупантами? Хотелось бы получить на этот счёт убедительные документальные подтверждения.

4

Время шло. Толком нам так никто ничего не стал объяснять, а тем временем становились гласными все новые и новые разоблачения преступлений властей в годы войны. Вот что я обнаружил в статье Г. Смоляра «”Теплая” встреча евреев-партизан в освобожденном Минске», опубликованной в сборнике «Возрождение» в 1975 году (№4-5).

Многочисленное население города [Минска] и, прежде всего, восемьдесят тысяч евреев, было оставлено на «милость» врага. Паника среди руководства была так велика, что оно даже не успело назначить нескольких человек, которые должны были остаться в области для организации движения сопротивления. Минский обком, который был образован позднее, никогда не посещал город. Свое руководство он осуществлял в партизанском крае через оперативные группы.

Но прошло не менее пяти лет, пока не обнажилась подоплека причин появления всей той грязи, что была вылита на Гирша Смоляра.

Напомню, в какое время все эти события происходили. Распался Советский Союз, девяностые годы были отмечены определенной либерализацией общественных отношений, открылись многие архивы, и наступил однажды день, когда у меня на столе оказалась копия докладной записки Г. Смоляра Минскому подпольному горкому, разоблачающая миф о «еврейской трусости» и называющая его возможный источник. Её держал в руках один из моих коллег по изучению истории Холокоста Альберт Майзель (1930–1997). Подлинник документа он обнаружил в архиве.

Именно ему, Альберту Майзелю, и принадлежит честь быть первым человеком, который предал гласности этот, еще до недавнего времени «совершенно секретный», документ.

Документ относился (ориентировочно) к февралю 1942 года. В нем Г. Смоляр пишет о «клеветнических утверждениях кое-кого из товарищей», будто уход евреев из гетто в партизанские отряды «является лишь проявлением конъюнктурного, сезонного порядка и результатом погромной политики оккупантов», и что в гетто во время погромов отсутствует какой-либо отпор карателям.

«Захваченное врасплох безоружное население, – писал Г. Смоляр, – не было в состоянии составить организованный массовый отпор…

Это вина исключительно наша – коммунистов. Это мы не смогли организовать рвение и силы этих масс для активного отпора и вооруженного противодействия погромщикам. Это вина всех нас…»

Г. Смоляр анализирует причины «исключительно маленького количества» отправленных из гетто в леса людей и недостаточного вывода из гетто «лучших кадров партии, командиров РККА и передовых представителей интеллигенции (заслуженных деятелей науки, искусства, орденоносцев)».

Он прямо пишет, что «все попытки к увеличению количества отправляемых кончились провалом» из-за «недопустимой, преступной организации отправок». «Неявка проводников или случаи, когда горе-проводники оставляют людей на полпути, становятся почти “нормальным” явлением, как оказывается, не только во время отправок из нашего района, но и из других районов».

Специальное постановление подпольного горкома о выделении половины состава партийных десятков для отправки в леса фактически выполнено не было.

Предлагая меры по улучшению сложившейся ситуации, Г. Смоляр пишет о готовности Минского гетто в течение буквально двух недель организовать отправку в леса не менее трехсот мужчин и пятидесяти женщин, подготовленных для боевой и медицинской службы, и просит «не ставить эти отправки в зависимость от количества наличного оружия».

Слова о «наличном оружии» были немаловажным добавлением. Одной из причин, сдерживающих вывод людей в партизанские отряды, было условие, при котором в отряды принимали из гетто только тех, кто имел при себе оружие. Уже тогда было ясно, что это – откровенно дискриминационное условие.

Преступно было ставить нееврейское население, пользующееся пусть ограниченной, но, тем не менее, свободой передвижения, в одни условия с еврейским. Найти брошенное оружие в лесах или в поле было нелегко, но возможно. Найти оружие в городе, да еще евреями, находящимися за колючей проволокой, было практически невозможно.

Докладная записка Г. Смоляра разоблачала тех партийных лидеров, которые сами, охваченные паникой, бежали от наступающих фашистов, либо, оказавшись на оккупированной территории, не проявили должного мужества и организационного таланта для создания сопротивления врагу. Много позднее, уже оказавшись за границей, вне зоны досягаемости советских органов безопасности, Г. Смоляр в своих книгах развил эти мысли – о вине сталинского руководства в массовой гибели евреев на оккупированной территории. Почти не располагая документальными источниками, он называл по памяти десятки фамилий, имен, адресов.

Он открыто писал, что отсутствие помощи со стороны белорусского правительства и ЦК КПБ, приказ П. Пономаренко (1942) не принимать в партизанские отряды спасшихся евреев привели к новым жертвам.

Так мы выходим еще на одну из причин, побудивших коммунистических лидеров спустя полвека после окончания войны оклеветать Г. Смоляра: месть за его публикации, разоблачавшие перед всем миром двуличие советского руководства.

5

Оказавшись в партизанах, Г. Смоляр стал инициатором создания семейного еврейского партизанского отряда (№106, командир Шолом Зорин), в котором насчитывалось около шестисот человек.

Отряд стал базой, снабжавшей другие отряды нужными специалистами: врачами, оружейными мастерами, печатниками для подпольных типографий и людьми других редких профессий. Здесь были созданы и успешно работали, обслуживая многие отряды, уникальные для лесных условий пекарня, сапожная и портняжная мастерские.

В первые месяцы после освобождения Минска Смоляр вместе с другими участниками геттовского и партизанского сопротивления пытается донести до руководителей Компартии и правительства Белоруссии правду о том, что произошло с евреями в Минском гетто, о подпольной антифашистской организации, действовавшей в Минске.

Но партийные чиновники выпытывали у Смоляра лишь сведения о Минском подполье, а о подпольной организации в гетто и слышать не хотели.

Достоверные данные о том, как евреи сами, без «руководящей роли партии», в брошенном той же партией Минске создали сильное антифашистское подполье, никому не были нужны. От них и до сих пор уходят авторы официальной концепции истории Второй мировой войны.

Но в ЦК ВКП(б) вспомнили об агентурном коминтерновском прошлом Г. Смоляра, и ему предложили вновь отправиться на работу в Польшу. На сей раз вполне легально: находясь после войны в СССР, он советского гражданства не брал, и потому имел право на репатриацию. Цель, которую перед ним поставили, – «укрепление» тамошних партийных кадров. И в 1946 году Г. Смоляр оказывается в Варшаве. Он – член Президиума и начальник отдела культуры так называемого Центрального комитета евреев Польши.

Став депутатом Сейма, он входил в правление общества польско-советской дружбы, отстаивал честь и достоинство евреев в условиях разгула реакции.

Жизнь в Польше позволяет Смоляру вновь активно заняться литературной деятельностью.

Это его «болдинская осень».

Одна за другой выходят книги – очерки, посвященные боевому прошлому евреев. Среди них – «Идн он геле латес» («Евреи без жёлтых звезд»), выдержавшая за короткий срок два издания.

В 1967-68 гг. польское руководство во главе с В. Гомулкой, стремясь свалить на евреев вину за провалы в экономике, развязало яростную антисемитскую кампанию, обвинив «студентов еврейского происхождения» в организации общественных беспорядков.

Подлила масла в огонь и победа Израиля в Шестидневной войне. В июне 1967 года на съезде польских профсоюзов Гомулка назвал евреев «пятой колонной».

Большими тиражами печатались, распространялись и использовались партийными пропагандистами «Протоколы сионских мудрецов» и другие антисемитские фальшивки.

На заводах, в учреждениях, учебных заведениях проходили собрания, на которых выявляли «просионистские элементы», после чего принимали соответствующие резолюции.

Все это сопровождалось повсеместным увольнением евреев.

В это время «партийная грязь» обильно лилась на Гирша Смоляра и его соратников.

Не случайно, отвечая на запрос председателя Минского общества еврейской культуры народного художника Беларуси Мая Данцига и редактора еврейской газеты «Авив» Михаила Нордштейна (28.08.89), в ответе из издательства «Беларусь» было написано, что со слов авторов текста (Божко и Пепеляева) изложенные ими факты основаны на публикациях в польской печати.

Смоляр в это время был главным редактором газеты «Фольксштиме». В марте 1968 года он был исключён из партии, а оба его сына были арестованы за диссидентскую деятельность. Высланные из страны, они и в эмиграции продолжали бороться за демократические преобразования в родной Польше. Один из них стал редактором влиятельного парижского журнала «Культура», другой – директором польской службы Би-Би-Си в Лондоне.

Оскорбленный, глубоко разочарованный политикой партии, которой верно служил всю свою сознательную жизнь, Гирш Давидович в 1971 году уехал в Париж, а оттуда уже репатриировался в Израиль.

Он начинает работать в Иерусалимской Национальной библиотеке и в Тель-Авивском университете.

Используя свой богатый опыт работы с советскими властями, пишет книги, разоблачающие провокационную деятельность в 1920-е гг. Евсекции (мемуары «Изнутри», 1978) и антисемитскую политику советского правительства («Советские евреи за оградами гетто», 1985).

И, наконец, последняя его работа, главная книга жизни – «Минское гетто» (1989), которая вышла сначала на английском языке, а потом (2002) и на белорусском. Вот чего ему не могли простить коммунисты. Когда вышла последняя книга Гирша Смоляра, автору было уже 84 года.

P.S.

В 1992 году в Израиле побывал председатель объединения бывших узников гетто Беларуси Феликс Липский. Его мать, Роза Липская, была соратницей Смоляра по подполью Минского гетто. Спасаясь от неминуемой гибели, Роза с маленьким Феликсом покинули гетто и до прихода Красной Армии находились в партизанском отряде Шолома Зорина.

В Израиле Феликс навестил Гирша Смоляра, который знал его ещё совсем маленьким. Смоляру было уже 84 года.

– Одинокий, больной, он с трудом передвигался, – рассказывал Феликс по возвращению из Израиля. – Но вот он заговорил о Минском гетто, о подполье и партизанских делах евреев – и сразу преобразился. Заискрились глаза, стали выразительными жесты.

Из глубин памяти всплывали имена, фамилии, номера домов в гетто, подробности той страшной геттовской жизни.

Он вновь был неистощимым рассказчиком и полемистом.

А спустя год Гирш Смоляр умер.

Гирш Смоляр