Варенька-рыбачка

Варенька-рыбачка

маме

 

Июньский полдень. За окном тишина, будто вымерла деревня. Близко скрипнула калитка. В избу шумно вошёл отец, бригадир рыбзавода. Прямо с порога выпалил, словно из ружья:

Мать! Война началась с немцами…

Громко чертыхаясь, прошёл и сел за стол. Мать его не поняла, спросила:

Отец, какая война? Ты недавно говорил, что Сталин заключил с Гитлером мир, – и недоверчиво глянула на отца.

Да, говорил… Завтра тех, кто подлежит призыву, я обязан отправить в райцентр. Я, например, один из первых записался. Кого-нибудь да пришлют вместо меня. Свято место пусто не бывает, – нахмурившись, серьёзно ответил отец.

А мы как здесь без тебя? У меня на руках малышня останется. Наташка – та совсем мала. Санька слабак. С Варьки толку мало… – Мать расхныкалась и отвернулась.

Цыц, разнылась. Ещё неизвестно, у меня бронь. Пока. Найдут замену и сразу пошлют на фронт. А насчёт Вари ты, мать, зря наговариваешь, да и Санька не слабак, пущай оба помогают…

Отец нервными движениями зашарил по карманам. Вытащил пачку папирос, закурил. Услышав родительский разговор, вышла из соседней комнаты старшая дочка, семнадцатилетняя голубоглазая Варенька. Прислушалась.

Советская власть поможет, если что, – уже начал распаляться отец на мать…

«Сходить, что ли, к Шурке, с ней поговорить, та наверняка расскажет что знает. Не зря таскает почту…» – прислонившись к дверному косяку, подумала, и молча вышла из избы.

Солнечно, но не жарко. С реки дул ветерок. Во дворе рыбзавода с десяток баб сидели на перевёрнутой рыбацкой лодке. И, между собой тихонько переговариваясь, посматривали на открытые ворота. Походив по двору, присел на завалинку, дымя трубкой, сторож, древний дед Трофим Жаткин. Все ждали бригадира Чалкина. Он вошёл во двор и оглядел людей:

Начну с того, чтоб на работе не сачковали, а работали нормально. Сегодня должны подготовить две сети и законопатить лодку на завтра. Вопросы?..

В ответ молчание.

Тогда расходимся… – Чалкин подошёл к лодке и внимательно её осмотрел, недовольно покачал головой:

Много гудрона уйдёт? А, дед? – обратился к сторожу. Тот не сразу ему ответил:

Есть такой кусок на складе, лично при мне Клавка получала год назад, с неё и спрашивай.

Что-то я не вижу её средь нас.

Бабы тут же загудели:

Сына завтра провожает на фронт. Сегодня ему стукнуло восемнадцать годков. День рождения справляет, – за всех громко выкрикнула долговязая, русоволосая вдова – солдатка Капитолина.

Всё равно должна присутствовать на собрании или отпроситься. Ладно, прощаю. Варя! – обратился к дочери:

Сходи и позови тётю Клаву Шестакову с ключом от склада. Да поживей…

Варенька, выслушав отца, ответила:

Хорошо, тятя, я сейчас… – и немедленно отправилась за кладовщицей.

А вы чего расселись, кто будет чинить сети?! – в приказном тоне обратился к бабам Чалкин. Они с неохотой встали и пошли…

Как и рассчитывал Чалкин, в складе нашёлся кусок гудрона и несколько мотков с «ниткой», чтоб «заштопать» дыры между ячеями. До позднего вечера бабам пришлось повозиться с лодкой. И с неводом…

Утро следующего дня. Погода как по заказу, тёплая. Ветер временами легонько раскачивал речные волны. Солнечные блики от воды слепили глаза. Без суеты рыбачить начали с Первых Песков. Закинув невод на середине Тагана, рыбачки немного подождали. Один конец тащили по суше возле воды, а потом, по берегу к кустам, другой с помощью лодки подтягивали к берегу. Варенька с пятью бабами, взяв конец с лодки, тянули к другому концу невода. Пока шли, меняли руки, перебирая сырую сеть. Она врезалась с каждым разом в ладошки, скользкая и пропахшая рыбой и речными водорослями. Наконец, вытянув сеть полностью из реки, стали выбирать рыбу с водорослями. Улов оказался небогатым, в основном попались скользкие чебаки с ельчиками и колючие ёршики с окуньками. Рыбёшка средних размеров. Подошёл Чалкин, посмотрел, сказал: – Не густо! Завтра нам пришлют катер, Фадей Кузнецов с Киреевска пригонит, остался от райпотребсоза. Нынче их организацию наполовину расформировали ввиду военного положения в стране. Так что станет вам полегче, бабоньки, таскать невод. С утра с Иринска приедут два парня и дед Кондрат вам на подмогу. Рыбу в лодку, траву в сторону. Ещё разок закиньте, может да поймаете чего. – Действительно, на этот раз рыбачки поймали более крупную рыбу. Они её рассортировали, загрузили и поплыли в деревню. Так закончился первый трудовой день для Вареньки и всех остальных рыбачек.

Утро следующего дня оказалось пасмурное, слегка лил дождик, где-то по западу ходили серые тучи. Собравшийся народ ждал Чалкина в рыбзаводском строении. Варенька стояла возле входа и посматривала на калитку двора.

Слышь, чего говорю, – обратилась к ней Капитолина, – отец сегодня будет? У нас дел дома знаешь сколько?

С утра ушёл на Вторые Пески встречать катер, – она посмотрела на Капитолину, а в их разговор встряла баба Дуся.

Я смотрю, тебе, Капитолина, неймётся болтовнёй заниматься, сходи к деду Трофиму. Может, до чего-нибудь договоришься с ним.

Бабы тут же захохотали, лишь покраснела Варенька. Не обращая внимания на насмешки, Капитолина, как ни в чём не бывало, отошла в сторону.

Хм… – ухмыльнулся недовольно бородатый, похожий на старовера, дед Кондрат. – Мели, Емеля, твоя неделя.

Вот-вот, я тоже об этом, дядя Кондрат, – стоя в проёме входа, почему-то улыбался Чалкин. – А чтоб не сплетнями заниматься, шли бы невод грузить в лодку. Время не ждёт.

Закинув невод, через некоторое время медленно его вытягивали к берегу. Вытянув полностью на сушу, стали собирать улов.

Ну что такое, у тебя руки подо что заточены? – начала возмущаться и размахивать руками Капитолина на Посохина Женьку: собирая рыбу, он неловко кидал её в кучу. Зато у Гришки Кедрова за что бы ни брался, получалось ловчее. Варенька, видя неловкость горе-рыбака, прыснула от смеха.

Да дурака валяет этот Посохин. Старший брат Николай решил Женьку забрать в город, да ни куда-то там, а пристроить аж в горком комсомола, – высказался в его адрес рыжий увалень Кедров, смачно плюнул.

А тебе завидно!? Смотри, пожалеешь, рыжий, – прошипел и показал кулак долговязый Посохин.

Ты ещё пугаешь!? Ах ты, глист в обмотках, – отбросив рыбёшку в сторону, пошёл на него в атаку раскрасневшийся от гнева Гришка. Они сцепились, бабы заорали, дед Кондрат схватил весло и несильно ударил сперва одного, а потом другого драчуна:

Ишь распетушились, а ну-ка прекратить драку. Мальчишки! Я вам щас… – сделав свирепое лицо, погрозил обоим кулаком. Они тут же расцепились, тяжело дышали, исподлобья поглядывая друг на друга, разошлись в разные стороны…

Вечером подсчитали, улов получился неплохим. Драка не прошла мимо Чалкина. О ней рассказала Капитолина. Дома он решил на всякий случай расспросить Вареньку:

Давай рассказывай!

О чём это, тятя? – удивилась дочь.

Как Посохин с Кедровым подрались.

Посохин тот ещё сачок, так сказала тётка Капитолина. Они с Гришкой подрались, что тот сказал ему при людях.

А что ему сказал Гришка?

Женин брат должен его взять на работу в горком комсомола.

Ага, значит, вон куда метит этот Посохин. Пущай катится к едрёне… – в горячке ругнулся Чалкин. – Чем быстрей, тем лучше… нам нужны здесь трудовые руки… Завтра отправлю с рыбой в город, пусть сдаёт и остаётся там.

На этот раз Варенька промолчала.

 

Ёжась в старой телогрейке, Варенька смотрела на закат. Выпавший под утро снежок лежал и не таял по всему огороду. Сзади скрипнула калитка, она обернулась.

Вот что тебе скажу, дочка, – обратился к ней отец. – Скоро меня должны забрать на фронт, ты давай тут помогай матери. Сейчас конец октября, зима вот-вот настанет. Я на тебя надеюсь.

Хорошо, тятя, – услышал её ответ.

И ещё вы завтра с Санькой съездите и уберёте наши сети. Ты знаешь, в каких местах они находятся.

Варенька лишь кивнула ему. Отец ушёл, она осталась. Ещё раз окинула взглядом чёрные волны Тагана и пожухлый берег, за которым спряталось солнце, направилась к калитке: «Зима нынче будет лютой, на днях сказала баба Дуся».

Утром Варенька с Санькой отчалили от берега и поплыли на вёсельной лодке в сторону протоки, идущей вдоль полуострова Золотого. Холодный ветер с севера дул им в спину, они с ожесточением работали вёслами, чтоб не мёрзнуть. Наконец доплыли до цели. Здесь уже не чувствовали холода. Проплыв с десяток метров, Варенька скомандовала:

Стоп! Влево, к тем кустам…

Санька не стал возражать и вёслами начал как бы притормаживать. Лодка постепенно подплывала к нужному месту. Встали боком. Варенька сунула руку в воду, нащупав сеть, стала вытягивать её наружу. Санька с другого края затаскивал сеть на дно лодки. Улов оказался не очень богатым. Вытащили всю рыбу, поплыли дальше. Проплыв немного вперёд, остановились напротив куста черёмухи. Там стояла вторая сеть. Она оказалась короткой, с несколькими окунями. Вытащив её, развернулись назад, поплыли в деревню.

Доплывая к устью протоки, Варенька с Санькой увидели на берегу, как им махала Шурка. Подплыли, забрали. Она, сидя на носу лодки, сразу затараторила:

Наш катер сломался, пришлось на моторке переплывать с той стороны на эту. Кивнула головой в сторону Кожевниково, заговорила:

Три повестки везу и одну похоронку, – вздохнув, поглядела на Варьку, как бы говоря: «Я не виновата, такая моя работа».

А что замолчала? – спросила её Варенька, налегая на вёсла.

На твоего отца и дядю Сашу Кадкина эти повестки, и ещё на Гришку Кедрова. А похоронку отдам Маньке Солдаткиной.

Шурка замолчала. Подплывали к берегу. Лодка только приткнулась к берегу, Шурка соскочила и торопливо направилась с неполной почтовой сумкой по тропинке. Варенька с Санькой стали вытаскивать всё содержимое из лодки. Развешивая сети во дворе, чтобы они просохли, Варенька размышляла: «Наконец-то тятенька дождался повестку. А вот как нам здесь без него? Он всегда сам всё решал. Кедрову, можно сказать тоже «повезло», на фронт уйдёт, а то участковый с Киреевска приезжал, им интересовался с подачи заявления Посохина. Хотел посадить Гришку, а отец его отправил в Могильники за рыбой. Дядя Саня Кадкин хоть хорошо стреляет, может, и возьмут в снайперы. Солдаткина не пропадёт, мужик сейчас живёт у неё на постое, из ссыльных».

Вышла мать и её окликнула: – Ты там не уснула? Айда в избу.

Варенька тут же очнулась от раздумий:

Я сейчас, мама.

Снег лежал, не таял. Синева. Во дворе районного военкомата очень оживлённо. Молодой безногий мужик-гармонист в телогрейке нараспашку, откуда была ещё видна гимнастёрка с нашивкой о тяжёлом ранении, с орденом, играл и тут же себе громко подпевал: «Три танкиста, три весёлых друга, экипаж машины боевой»… Чалкин стоял в окружении жены и Вареньки.

Ну вот, отец, и пришёл твой черёд, – и у матери навернулись слёзы.

Она уткнулась к нему в грудь:

Митя, я люблю тебя. Ты только возвращайся. Я, кажется, забеременела.

Чалкин сразу начал её гладить:

Если вернусь живым, даю тебе слово: для меня семья –святое. Свидетель – Варя. Погодите, прикурить надо на дорогу, – он легонько отодвинул мать от себя и направился к гармонисту:

Прикурить дай!

Тот перестал играть и полез в карман гимнастёрки. Вынул коробок и протянул ему.

Это где тебя так угораздило? – спросил гармониста Чалкин.

Дай лучше закурить, – взяв гармонь под мышку, тот, чуть хромая на протезе, прошёл к высокому крыльцу и боком к нему прислонился. Чалкин вытащил пачку и протянул. Гармонист достал одну папиросину, прикурил. С удовольствием затянулся:

Под Бродами меня зацепило. Я же танкист. Меня комбат вытащил из горящего танка. Вот, живой остался, – снова затянулся, взгляд его стал суровым. – Если бы не он, лежать мне там с моим экипажем. Я сам с Киреевска.

Погоди, ты не сын Кузьмы Воронова? Уж больно похож на него.

Угадал!

Ладно, передай ему, что Митьку Чалкина с Молчаново видел. Ладно, пойду к своим. Вот, возьми ещё одну папироску.

Он сунул её и слегка хлопнул его по плечу. А в это время вышел крепенький на вид, среднего роста майор и зычно заорал: «По машинам! Готовься!»

Толпа тут же зашевелилась. Чалкин подбежал к жене, дочери, обеих крепко обнял:

Мать! Варя! Прощайте! Авось увидимся… – вскочил, ловко перемахнул через борт машины. Грузовики с призывниками заурчали, тронулись с места. Мать с Варенькой обнялись и горько заплакали, не стесняясь друг друга.

Прошёл ровно месяц, как отца забрали на фронт. Варенька чуть ли не каждый день спрашивала письмо у Шурки. Почтальонка постоянно от неё отмахивалась, а сегодня после обеда увидев её, подошла и сунула ей треугольник-письмо: «Давай пляши!». Варенька не стала его вскрывать, а понесла показывать матери. Мать лишь сказала: «Читай!».

Отец писал, что они пока находятся на сборах в Кривощёково. Мужики поговаривают, что должен через несколько дней приехать уполномоченный и сразу начнёт набирать на передовую. Мать может приехать на свидание, есть место, где они смогут встретиться на целых двенадцать часов. И на этом заканчивалось отцовское письмо.

На следующий день мать у временно исполняющего обязанности бригадира деда Кондрата взяла лошадь с санями и поехала через Киреевск в Кривощёково к отцу. Варенька осталась одна разбираться с малышами, а тринадцатилетний Санька пошёл за двоих отрабатывать трудодень. Через день к вечеру вернулась с красными глазами мать, видимо, когда ехала, постоянно плакала. Покормив Наталью грудью, она с нею уснула.

Утром мать заговорила с Варенькой:

Отец как огурец. Всё у него в порядке. Нового бригадира прислали, я его с Киреевска забрала. Пока ехали, мне надоел: ох и нудный он, злой. В районе был помощником секретаря, на собрании не так высказался. И за это его к нам послали. Будет жить у Капитолины.

Варенька в ответ ей ничего не сказала, а только дёрнулась плечиками от нехорошей вести.

Выпавший снег, пушистый, хрустел под ногами. Погода нынче изумительная. Варенька торопилась на двор рыбзавода. Почти все бабы собрались, не хватало Капитолины. Пыхтя, торопясь, вошёл среднего роста усатый мужичок с крысиной мордочкой, в бурках, в белом тулупе и барашковой папахе, а сзади него выглядывала Капитолина:

Здравствуйте, товарищи! Я Крысин Фёдор Павлович, – поздоровался вошедший. Собравшийся народ в ответ ему промолчал.

С сегодняшнего дня командовать парадом буду я. Вы меня поняли?! – внимательно посмотрел, продолжая: – Сачки и прочий сброд здесь не нужен. Отправлю в Магадан. Так что вот таким образом. Вопросы есть?

Молчание.

Ну, раз нет, расходись. Завтра в это время здесь я жду всех. Приму дела у исполняющего.

Бабы вышли и между собой начали переговариваться. Варенька заспешила домой, краем уха услыхала, обходя их:

Этот нам такой свободы не даст, как Митька Чалкин. Партийный отморозок… – отборная матерная брань в его адрес.

Две недели бабы без отдыха рыбачили на Тагане, в эту обойму попала и Варенька. Крысин, как надзиратель, постоянно поторапливал баб, которые от его визга уши затыкали и молча прекращали работать. Новоявленный бригадир ещё сильней начинал словесно воевать с ними. Вытащив весь невод на берег, бабы подбирали его и тащили сушиться к костру. Два костра нужно было жечь постоянно. На одном греть невод, на другом чтоб бабы обогрелись. Два человека уже выбыли из строя. Варенька и несколько баб ходили чуть дыша, кашляли и чихали. Крысин ходил – руки за спину – и орал: «Вы враги народа, мать вашу… Да я вас б… под трибунал отправлю. Сучки деревенские…». Бабы не вытерпели:

Чем орать, взял бы да помог нам, ты же видишь, что девка молодая, не может, болеет. Ангина. Встал и командывает…

Тётя Даша подтолкнула его к Вареньке и дала в руки невод. Крысин даже растерялся: «Вы не имеете права, я здесь главный…» – но поскользнулся, упал в прорубь. Тётя Даша не растерялась, подала ему попавшую под руку пешню:

Держи!

Стала вытягивать горе-бригадира из проруби, подоспела Солдаткина и приняла участие в спасении. В конечном итоге Крысина вытащили и отвели к костру. Обогрели и обсушили. На сегодня работу решили закончить. Капитолина повела Крысина домой, на ходу они о чём-то переговаривались между собой.

Вареньку вместе с Крысиным повезли в Киреевск. Фельдшерица определила у неё гнойную ангину, и отправила девушку в город. Когда в городской клинике Вареньку осматривал доктор, спросил:

Как ты себя довела до такой степени?

Я здесь ни при чём, меня не отпускал бригадир.

Я за такое его бы засудил, по нему тюрьма плачет!

Варенька промолчала.

Она долго лечилась, но всё же получила осложнение – болезнь сердца. И врачи запретили ей иметь детей.

Прошли годы, и всё-таки я родился.